Тонкие ветви бились на ветру, хлестали Пьетро по плечам. Казалось, ливень собрался очистить мир смертных от всякой скверны и заходит в этом стремлении слишком далеко.
Засверкали молнии, представлявшие собой не что иное, как сгустки пара, заключенного в тучах над дождем. Сгустки эти ловили огонь и извергали его на землю, вспарывая ночь. Кони пугались молний, но их инстинктивный страх не шел ни в какое сравнение со страхом юноши, понимавшего, что каждая вспышка выдает его и Кангранде с головой.
По шляпе Пьетро стучало теперь нечто куда более внушительное, чем дождь. Он пощупал тулью. Ладонь его обожгло ледяное прикосновение градин. Дурное предзнаменование, злосчастная ночь!
Юноша быстро потерял счет времени. Ночь не кончалась; ветер, дождь и теперь град казались обычным состоянием ввергнутого во тьму мира. Кангранде то и дело спешивался, чтобы проверить состояние дороги. Пьетро радовался этим остановкам не только потому, что получал возможность размять затекшие ноги, но и потому, что успевал переброситься парой слов с Кангранде, не боясь быть услышанным – шум воды заглушал всякий звук.
Именно во время одной из таких остановок, когда Кангранде сообщил, что дорога впереди превратилась в болото и им придется проехать кружным путем, Пьетро набрался духу задать давно мучивший его вопрос:
– Мой господин, куда именно мы едем?
– Куда именно? Мы сейчас на земле La Lupa, – произнес Кангранде в самое ухо юноши, вскочил на коня и направил его по тропе, ведущей вверх по холму.
«La Lupa. Волчица. Что бы это значило?»
Пьетро послушно следовал за Кангранде. В голове юноши обрывки старинных пророчеств постепенно складывались в более-менее цельную картину. Борзой Пес должен уничтожить Волчицу прежде, чем для Италии наступит золотой век. Но какое отношение все это имеет к их поездке? Что делает Кангранде – испытывает судьбу или?..
Послышался нарастающий треск. Нападение? Пьетро крепче вцепился в поводья и схватился за меч. Он оглядывался по сторонам, но ничего не видел. Кангранде закричал: «Пьетро! Вперед!» – и пришпорил своего коня. Пьетро вонзился левой пяткой в бок гнедому, тот рванулся, а за спиной юноши рухнуло гнилое дерево, зацепив стоящее рядом. С вывороченных корней полетели комья грязи.
Кангранде продолжал пришпоривать коня. Пьетро дрожал. Ему необходимо было остановиться хотя бы на минуту, чтобы взять себя в руки. Вдруг он услышал то, что еще раньше уловил Скалигер, – голоса! Кто-то кричал, что готов помочь усталым путникам. Кто? Пьетро не мог отделаться от этой мысли.
«Кто в наше время помогает чужакам?»
Наверно, где-нибудь поблизости трактир или церковь. Крик Кангранде спас юноше жизнь, однако выдал их. Пьетро не жалел левой пятки. Кангранде тоже пришпоривал, но ливень не позволял слишком разогнаться. Так прошло около часа. Пьетро присягнуть мог, что все это время слышал стук копыт за спиной, и в такт им стучало сердце.
* * *
Наконец, после подъема по склону, в любую минуту грозившему оползнем, Кангранде остановился. Пьетро показалось, что они достигли цели. Однако, как ни всматривался юноша в темноту, разглядеть что-либо дальше чем на полтора локтя не удавалось. Огня не было видно. Пьетро попытался прикинуть, сколько же они проехали. Учитывая ливень и постоянные остановки, наверняка не более двенадцати миль. Но как Скалигер не заблудился в полном мраке? Пьетро в который раз подумал, что Капитан – не простой смертный.
Кангранде пустил коня шагом, и через несколько минут Пьетро скорее почувствовал, чем увидел некое строение. Возможно, то был сарай или маленький домик. Кангранде спешился, и Пьетро на сей раз последовал его примеру. Какое-то время он потягивался и наклонялся, чтобы размять затекшие мышцы.
Внезапно небо озарила молния. Вспышка была слишком короткой, чтобы что-нибудь разглядеть, но Пьетро зажмурился и уловил остаточное изображение здания. Он поклясться мог, что видел деревянные подпорки. Выходит, они подъехали к стойлу или сараю?
Кангранде отвел коня к дереву, стоявшему примерно в двух дюжинах локтей от строения, и привязал его к низкой ветке. Пьетро сделал то же самое. Пока юноша возился с поводьями, Кангранде, наклонившись к нему, шепнул:
– Захвати меч.
Пьетро сначала взял кинжал и заткнул его за пояс. Затем вытащил меч из ножен и задумался. Брать ли костыль? Что, как на них нападут? Юноша пришел к выводу, что нападут непременно. А если он упадет, то встать уже не сможет. Пьетро быстро решил оставить костыль рядом с конем. Он оперся на меч, как на палку, и захромал вслед за Кангранде к темной, темнее самого мрака, постройке.
Дверей не было, только каменная арка обрамляла вход. Кангранде остановился, прислушался и даже, кажется, принюхался. Пьетро тщился уловить хоть какой-нибудь звук, помимо стука дождевых капель.
«Что, как внутри кто-то есть? Что, как это ловушка?»
Пьетро мерещились шумы и шорохи, хотя на самом деле он не слышал уже ничего, кроме колотящейся в висках крови. Юноша развернулся, чтобы подстраховать Скалигера со спины, но тут же подскочил от громкого скрежета. Оказывается, это Кангранде, встав на колени, бил кремнем по камню арки, прикрывая ладонью летящие искры. Через несколько секунд ему удалось зажечь тонкую свечку, взятую из укромного уголка в основании стены. Со всеми предосторожностями Кангранде поставил свечку в углубление. Свет был зыбким и слабым, словно от самой бури зависело, гореть или не гореть огню в помещении, и она, конечно же, была против всяких свечей. Однако Пьетро сумел разглядеть, что строение – не что иное, как маленькая часовня с несколькими рядами скамей. Он даже увидел алтарь с нависшим массивным крестом из резного камня.
Кангранде в несколько шагов очутился у алтаря и преклонил колени. Он вознес молитву и стал креститься, не выпуская из правой руки меча. Затем он поднялся и отряхнулся, как собака. Брызги полетели во все стороны.
– Пьетро, ты промок до нитки. Не хочешь ли войти и немного обсохнуть? – с усмешкой проговорил Кангранде.
Пьетро не стал ждать повторного приглашения. Преклонив колени у алтаря и возблагодарив Бога за это убежище, он по примеру Кангранде расстелил свой плащ на скамье и сам уселся подальше от арки, где бесновался ливень. Кангранде захватил с собой и два запасных плаща – теперь они висели на гвоздях. Пьетро оставил свои плащи перекинутыми через седло и по этой причине чувствовал себя болваном.
«Ладно хоть меч не забыл».
В тайнике у входа Кангранде нашел еще одну свечу, зажег ее от первой и уселся рядом с Пьетро. Пристроив сумку со складнем на скамье, он хлопнул себя по бедру и сказал:
– Ну, вот мы и на месте. Надеюсь, Господь простит нам это вторжение, а также то, что мы вошли в Его храм с оружием. Такие уж нынче времена. Как твоя рана?
– Слава богу, тряска закончилась, – честно ответил Пьетро, не зная, как бы поудобнее пристроить ногу.
Скалигер наконец выпустил меч из рук, открыл фляжку и протянул ее Пьетро. Юноша сделал большой глоток. За вином последовали сладкие пирожки, завернутые в промасленное полотенце. Липкий сироп сочился сквозь тесто, зато пирожки до сих пор были теплые. Капитан ел не торопясь и то и дело прикладывался к фляге.
Пьетро хотелось есть, но он был слишком взволнован. Если он правильно определил расстояние и направление, значит, они сейчас на территории падуанцев. Ведь от Виченцы до Падуи и двенадцати миль не будет. Юноша все еще дрожал от холода и страха. Он растирал ладони, стараясь сообразить, зачем их с Кангранде сюда занесло. Может, у Скалигера снова возник безумный план, недоступный пониманию простых смертных? Может, соглашение с Гранде подразумевает тайные переговоры с кем-то еще? Нет, в таком случае Кангранде взял бы с собой не его, Пьетро, а Пассерино Бонаццолси, к примеру. Скорее всего, тут что-то… хм, личное.
Не зная, как прояснить ситуацию, Пьетро спросил в лоб:
– Мой господин, мы вторгнемся в Падую?
– Мы с тобой – да. – Скалигер оторвался от еды, усмехнулся, вытер рот полотенцем. – А тебе не кажется, что спрашивать следовало раньше?
Пьетро залился краской.
– Я только хотел…
– Насчет Падуи все было решено на совете три дня назад. Правда, я не в восторге от этого решения, но на большее и надеяться не стоило. – Он проглотил последний кусок и указал на пирожок, который держал Пьетро. – Ты есть собираешься? Нет? Тогда дай половину. Краткое содержание договора таково: Падуя официально признает мои права на Виченцу и отказывается от всяких притязаний на этот город. Как виченцианцы, так и падуанцы получают все земли, принадлежавшие им до этой битвы. Все пленные с обеих сторон получают свободу. – Кангранде одарил Пьетро скорбным взглядом. – К сожалению, это означает, что тебе не видать выкупа за Марцилио. Извини. Но я возмещу убытки.
Облизывая липкие пальцы, Пьетро переваривал услышанное. За Марцилио он получил бы целое состояние. Впрочем, у него не было времени горевать. То-то молодой Каррара обрадуется, что остается при своих деньгах. Пьетро нахмурился. Мари и Антонио, конечно, возмутит такое положение дел. Эта мысль успокоила юношу – у него теперь двое настоящих друзей, а дружба дороже золота семейства Каррара.
И тут Пьетро подумал о Кангранде. Что для него значит этот пункт договора? В последней битве и предшествующих стычках Кангранде захватил в плен более двух тысяч падуанцев. Как минимум за сотню можно было получить очень хороший выкуп. Кангранде вынуждает своих солдат отказаться от денег, однако сам теряет в несколько раз больше. Пьетро спросил:
– А кто в плену у падуанцев?
– Знатных веронцев они не захватили, – отвечал Кангранде, – зато увели множество виченцианцев. Помни, эту войну я начал не во имя Вероны. Виченцианцы просили у меня защиты от Падуи, а император перед смертью назначил меня имперским викарием Виченцы. Это благородная война. На моей стороне закон, право и справедливость. Кроме того, я воевал не с одной Падуей, а еще и с Болоньей, Феррарой и Тревизо, которые снабжали падуанскую армию продовольствием, деньгами и даже солдатами. Теперь там тоже волнуются. Если падет Падуя, думают они, настанет наш черед. А за Падуей, Болоньей, Феррарой и Тревизо стоит Венеция. Она не желает распространения влияния Вероны. В то время как города, удаленные от моря, воюют, Венеция проводит свою политику. – В голосе Капитана послышался металл. – Пока я жив, я не дам венецианцам воли.
– Вы, значит, затеваете войну с Венецией?
Капитан издал довольный смешок.
– Войну с Венецией выиграть невозможно. Serenissima – самый удивительный в мире город. Вокруг него нет стен, а жителей это ничуть не волнует. Зачем строить стены, если тебя защищает вода? У венецианцев нет земель – они хорошо усвоили недавний урок Феррары. У них нет армии, только флот. Для сухопутных войн всегда можно использовать наемников, а еще лучше заставить других делать грязную работу, а самим знай подсчитывать прибыль. Вспомни хотя бы Четвертый крестовый поход. Цель венецианцев – деньги, а не земли, их меч – это их торговля. Венецианские весы и счеты опаснее иной армии. – Кангранде прищурился. – Но я-то знаю, как воевать с Венецией.
– Как?
– Их надо задеть за живое. Я бы устроил блокаду флоту, обложил бы торговцев налогами и податями. Папа Климент преподал мне хороший урок. Я бы разрушил всю их торговлю.
– Вы бы объединились с генуэзцами? – удивился Пьетро.
– Ну уж нет! У каждого генуэзца в одной руке кошель, а в другой кинжал. Нет, Пьетро, это мой настоящий план. Я уже показал себя на войне; теперь же все увидят, на что я способен в мирное время. А в качестве примера я использую слова твоего отца. То, что он говорил об империи. Человечество может процветать только в мире, а мир может воцариться только при едином правителе, наделенном от Бога властью начинать войны. Пожалуй, это лучшее определение сильного правителя – человек, готовый развязать войну, чтобы добиться мира.
– Если так, почему было не заключить договор с Падуей два года назад?
– Они не должны знать о моей слабости. И я не могу изменить своей клятве виченцианцам.
Пьетро устроил раненую ногу на передней скамье.
– Значит, на Падую вы не пойдете?
Синие глаза Кангранде сузились.
– Я этого не говорил. Как викарий Тревизской Марки, я первый после императора должен решать судьбу и Падуи, и Тревизо. Однако с тех пор, как германский трон освободился, мне не у кого спрашивать разрешения. Я слышал, они запланировали выборы на следующий месяц, но прямых наследников нет. Значит, смуты не миновать. – Кангранде улыбнулся довольной улыбкой.
– Когда назначат нового императора, вам будет легче справляться.
– А чем плохо нынешнее положение дел? Да, действительно, мне некому помочь, но зато никто и не мешает.
– Что из этого следует для Падуи?
Кангранде потер свои жесткие ладони.
– В конце концов я захвачу и Падую, и Тревизо. Я это знаю, и они это знают. У меня уже есть полномочия, однако только на бумаге. Пока Падуя и Тревизо не станут моими, я не смогу выйти на более широкую арену. Вот этот проклятый дождь гарантирует падуанцам мир – временный мир. Я не возражаю – у меня будет репутация великодушного и справедливого правителя. И они не возражают, потому что им нужно время. – Кангранде ослепительно улыбнулся. «Allegria», – вспомнил Пьетро. – И вообще, им только и остается, что принять от меня мир. Несколько дней назад я с сотней воинов разгромил самую большую армию, какую когда-либо собирала Падуя. Знаешь ли ты, Пьетро, насколько они были уверены в победе? В их палатках и фургонах мы нашли золотые кубки и блюда, серебро, кровати с изысканной резьбой и мягчайшими подушками, корзины, полные изысканных яств, и бочонки с лучшими винами. Можно подумать, падуанцы ехали прямиком на свадьбу моего племянника, а не на войну!
Радуясь откровенности великого правителя, Пьетро слушал с предельным вниманием. Однако нелегко было сидеть смирно всякий раз, когда в ногу вгрызались личинки. Юноше не хотелось ерзать; он еле сдерживался, чтобы не вцепиться ногтями в повязку и не расчесать зудящую рану, и вместо этого возил руками по шершавой скамье, стараясь переключиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93