Охватившее меня ощущение нереальности было густым и тяжелым, мне казалось, что я не смогу пробиться на свежий воздух.
– Не думаю, что Том лжет, – ответила я подруге.
– Конечно, нет, но он так же, как и все остальные люди, склонен к ошибкам, слишком буйной игре воображения и похмелью. А вся кутерьма началась наутро после празднования дня рождения. В такое утро, как ни в какое другое, могут появиться галлюцинации. Энди, я обещала не вмешиваться в происшедшее между вами, но, пожалуйста, скажи мне, говорил ли Том, что заставляет его предполагать, что завод заражает болото Биг Сильвер?
Мое ощущение нереальности было таким устойчивым, что я смогла посмотреть прямо в глаза Тиш и ответить:
– Он об этом не говорил ни слова.
Том в самом деле ничего не говорил. Ни тогда, когда он застрелил козочку, ни когда я выхватила мою визжащую дочь из мерцающей воды, ни когда я бросилась с ней в дом и вынесла ее обратно, закутанную в одеяло, и запихнула в „тойоту", ни тогда, когда я уезжала в разгорающееся утро прочь от Козьего ручья. Ни единого слова.
Тогда я оглянулась. Только один раз. И увидела лицо человека, соскальзывающего с края мира.
– Ни единого слова, – повторила я Тиш. – Но если он полагает, что в воде что-то есть, то я буду пить воду только из бутылок до тех пор, пока этот твой маг и волшебник не скажет мне, что с водой все в порядке. И ты должна поступать так же. Ты сама говорила, что Том не сумасшедший.
– Да, говорила. Кажется, именно ты думала, что он свихнулся. Именно ты отказываешься даже пойти к нему. А теперь ты заявляешь, что он, возможно, прав.
– О Тиш, оставь, очень прошу тебя, – к горлу опять начали подступать слезы, – я просто не могу сейчас заниматься этим.
– Прости, дорогая, – сокрушенно проговорила подруга. – Завтра все будет позади и все придет в норму, вот увидишь. Я сообщу тебе, что обнаружит инженер. Новости будут хорошими, я уверена.
Но на следующий день ни с чем не было покончено. Новости, полученные от Тима Форда, были хорошими, но кошмар продолжался. С благословения завода Тим Форд отправился на территорию предприятия и оставался там двадцать четыре часа. Он был один. Френсис Милликэн особо настаивал на этом. Охране приказали пропускать инженера куда он захочет. Тим взял джип, собаку, карты геологических изысканий департамента природных ресурсов штата Джорджия и приборы для полевого анализа. Он объехал все три сотни квадратных миль владения. Он взял пробы воды из каждого ручейка, бегущего с территории завода в реку Биг Сильвер и в Козий ручей. Он не пропустил ни одной речушки, ни одного шлюза, родничка, пруда или ручья. Он взял внутренние образцы из толщи песка в подземном озере Таскамбия. Он даже взял пробы из самой Биг Сильвер, хотя невозможно себе представить, что река была бы заражена, если ее притоки на территории завода оставались чистыми. Но Тим Форд ничего не нашел.
– Чисто, как дыхание ребенка, – объявил он Клэю Дэбни в тот вечер. – Или, по крайней мере, ниже уровней, какие правительство считает допустимыми. Ниже, чем на других недействующих участках с опасными отходами, которые мы исследовали, а мы за последние годы обработали большинство из них. Я был удивлен. Я побывал на большей площади завода, хоть и не инженер-ядерщик. Могу сказать, что некоторое оборудование держится чуть ли не на жевательной резинке и проволоке для обивки ящиков, а часть оборудования просто невозможно использовать. Скажу честно, я не стал бы работать в таком месте даже за миллион долларов в месяц. Но вода чиста. Я вернулся и вновь проверил анализы, после того как увидел заводские установки.
– Слава Богу, – просто и с глубоким чувством ответил Клэй Дэбни.
– Я тебе так и говорила, – сказала мне Тиш по телефону в тот же вечер.
– Не верю, – заявил Том, когда Клэй позвонил ему.
– Том, мы же договорились, – с тревогой возразил его дядя.
– Да, договорились, дядя Клэй, – ответил Том. – Но я видел ту воду, тех больных и мертвых животных, а три мои козы больны и сейчас. Я не верю, что вода не заражена.
– Тогда да поможет тебе Бог, сынок, потому что я больше ничего не могу сделать, – печально проговорил Клэй Дэбни.
– Я знаю, дядя. Знаю, что не можешь. Надеюсь, что Он на небесах может.
Том держал слово еще восемь дней. На восьмой день он отправился в леса вверх по Козьему ручью впервые после празднования дня рождения. На четвертой миле вверх по течению он обнаружил мертвую шестимесячную самку оленя, до такой степени обезображенную, что с трудом можно было узнать в ней белохвоста. Она лежала рядом со своей умирающей матерью. Старшая олениха была покрыта такими же открытыми язвами и вздувшимися опухолями, как и та, что мы видели далеким утром, когда я впервые обнаружила в Томе признаки безудержности.
Об этом рассказал мне Мартин Лонгстрит. Я не видела его все лето и думала, что, возможно, профессор находится в Греции, или Италии, или в каком-нибудь другом источнике классического насыщения. Но, придя в мой офис в конце рабочего дня и усевшись на единственный стул для посетителей, он сказал, что все лето оставался в колледже.
– Я хотела, чтобы ты пришел раньше, – отозвалась я. – Я думала, ты в отъезде.
Мартин улыбнулся. Он плохо выглядел: похудел, лицо, когда-то розовое и полное, теперь обвисло и стал виден второй подбородок, серебристая щетина инеем осыпала его щеки, как лед по кромке промытого оврага, глаза были усталыми, их окружали темные круги.
– Я хотел прийти, – ответил Мартин. – Но Том попросил оставить тебя в покое.
– Он рассказал тебе, что произошло?
Мой рот и горло пересохли.
– Насчет воды? Да. Он не говорил, что ты тоже видела ее. Но я понял это по твоему отсутствию.
– Да. И Хилари тоже видела. Надеюсь, ты не собираешься просить меня вернуться туда, Мартин? Надеюсь, ты понимаешь, почему я не в состоянии этого сделать?
– Да, я могу понять. И все же нет, не понимаю. Не думаю, что ты должна вернуться на Козий ручей до… того, как все так или иначе успокоится. Мне было бы тревожно, если бы ты вернулась до этого.
– Значит, ты все еще думаешь, что вода опасна?
– О, конечно, – воскликнул Мартин и рассказал мне о мертвых и умирающих оленях.
– Господи, – тихо произнесла я, думая о давнишней ужасной сцене на берегу ручья, о самке оленя, которую Том пристрелил. – О Том!.. Мартин, что он собирается делать?
Мартин широко усмехнулся. Сейчас он выглядел не так плохо, как за несколько минут до этого. В его усмешке сквозила мрачная радость.
– Он собирается организовать партизанскую кампанию против завода „Биг Сильвер".
И Том это сделал. На следующий день на главной улице Пэмбертона появились подростки и несколько возмущенных чернокожих из поселения с верховьев Козьего ручья. Они несли плакаты, на которых было написано: „Завод „Биг Сильвер" убивает вас". Когда начальник полиции Гарольд Тербиди и его помощники разогнали пикетчиков, те охотно признались, что их нанял Том Дэбни.
– Ну ладно, и не попадайтесь мне больше, – пробурчал Гарольд.
На следующий день появилась совершенно новая группа, несущая те же плакаты.
Когда начальник полиции предупредил Тома, что арестует следующую группу протестующих за незаконное сборище, Том нанял небольшой самолет „сессна" и летчика из Уэйкросса, который должен был летать каждый полдень над деловой частью города в течение следующих трех недель. Полотнище, которое тянулось за самолетом, гласило: „Завод „Биг Сильвер" убивает вас". Гарольд Тербиди не мог найти никакого закона, который бы запрещал незаконные сборища в небесах над Пэмбертоном, и поэтому ежедневный облет продолжался до тех пор, пока толпы глазеющих и тычащих пальцами в небо людей не начали редеть. Затем Том прикрепил те же плакаты на свой грузовичок и кружил по улицам деловой части города ежедневно во второй половине дня после занятий в колледже. Гарольд и это не мог запретить, и Том продолжал поездки, пока однажды на стоянке у колледжа кто-то не проткнул все камеры его грузовичка и не отделал салон чем-то вроде топора. Но Том не отказался от ведения кампании.
Он просто прибегнул к новой тактике. На газонах Муниципального совета, епископальной церкви, загородного клуба и Гостиницы появились чучела Френсиса Милликэна, различных правительственных чиновников и официальных лиц Страттон-Фурниеров. На каждом висел плакат: „Завод „Биг Сильвер" убивает вас". Никто не видел, когда они устанавливались, а когда Гарольд обратился к Тому с этим вопросом, тот ответил:
– Кто, я? Ты знаешь, что мой грузовичок выведен из строя. Почему бы тебе просто не арестовать их, Гарольд? В твоем заведении всегда было место для чучел.
Начальник полиции сделался багровым, а его помощник прикрыл усмешку рукой. Том оказался на волосок от ареста за оскорбление представителя власти. Но даже Гарольд не мог выискать оскорбления в этих мягких словах. Риз Кармоди тщательно консультировал Тома, и тот всегда на протяжении всей кампании оставался на самой грани допустимого городскими и окружными законами.
Помощник не умолчал о состоявшейся беседе, и история о бесстрашном аресте чучел Гарольдом Тербиди обошла весь Пэмбертон, который к этому времени был сосредоточен на войне между Томом и „Биг Сильвер". Очень многие были обеспокоены, а многие очень рассержены, я знала, что в городе образовалась группа, возглавляемая взбешенным Френсисом Милликэном и его преданным дружком Чипом Дэбни, которая активно подыскивала основания для ареста Тома. Но в те дни в городе звучал и смех, и я знала, ему сопутствовало восхищение и даже любовь. Том всегда занимал большое место в мыслях Пэмбертона. У многих сомнения по поводу завода не рассеялись, а только ушли в глубину. Шутовская война Тома вывела их на поверхность, они выскочили из глубины, как пробки. Том всегда имел союзников, просто эти люди не были слишком крикливы и не имели большой силы. И никто из них не был богат.
Таким образом, чучела с плакатами продолжали появляться с такой же быстротой, с какой Гарольд мог их убрать. Но к середине лета Том начал скользить во тьму. Смех затих, а вскоре и совсем умолк.
Том начал патрулировать пограничный забор завода в том месте, где тот проходил вдоль его владения, ночь за ночью до рассвета он бродил в странном костюме собственного изобретения. Наряд состоял из маскировочной охотничьей рубашки, охотничьих брюк, мокасин из шкуры оленя, черной повязки на руке и венка из листьев дуба. На плече всегда висел один из ивовых луков и колчан со стрелами, а у ноги болтался зловеще изогнутый охотничий нож, который обычно висел у камина в доме на Козьем ручье. Том подходил на расстояние нескольких дюймов к забору, но никогда не прикасался к нему. Однажды небольшой пеший патруль охраны с собаками столкнулся с ним лицом к лицу, люди остановились, уставившись друг на друга, затем Том мельком отдал честь и бесшумно двинулся в глубь леса. На его лице и груди, как потом говорили выведенные из равновесия охранники, были полосы и пятна, нанесенные чем-то очень похожим на свежую кровь. Эта история облетела Пэмбертон так же быстро, как и история с Гарольдом Тербиди, но на сей раз люди смотрели друг на друга с беспокойством. Они перестали бодро приветствовать Тома в тех редких случаях, когда он приезжал в город. А когда он появился после ночной встречи на границе двух владений, они просто пялили на него глаза. Том был изможденным и лохматым, щеки ввалились, глаза сверкали. Волосы он не стриг многие недели, теперь они падали на лоб и уши, борода закрывала весь подбородок и шею.
– Он похож на героя „Рассказов о Кожаном Чулке", – заметила Тиш после того, как встретила Тома у магазина скобяных товаров. – Или скорее… помнишь книгу „Дьявол и Даниэль Уэбстер", ты ее читала, когда была маленькой. Та часть, где духи злодеев выходят, чтобы занять места среди присяжных. Там было что-то об убийце на фронтире, о человеке, который ходил бесшумно, как кошка, и был запятнан кровью…
– О Тиш, не надо, – непроизвольно воскликнула я.
– Это было преувеличение, – спохватилась она. – Но Том выглядит ужасно. Все говорят о нем. Теперь я боюсь за него, Энди.
Я тоже боялась, я была охвачена какой-то тяжестью предчувствия, чем-то неприятным и густым, имеющим вкус и запах неумолимости. В Пэмбертоне что-то происходило. Что-то пока еще очень далекое, но неуклонно приближающееся, набирающее скорость и массу, как снежный ком, летящий с горы. И у меня возникло глухое и непреодолимое чувство, что это нечто уничтожит моего ребенка, меня, Тома и все, что попадется на его пути. Я ходила на работу, Хилари посещала школу, но мы перестали бывать в кино и пиццерии, не ездили в гости к Тиш и Чарли. Я стала делать покупки по вечерам в одном из окраинных торговых рядов, который был открыт допоздна.
– Так прохладнее, – объяснила я Хилари. Она кивнула в ответ.
– Все в порядке? – спросила я девочку.
– Ага, – ответила она, ушла к себе в комнату и снова принялась писать. Она уже начала новую тетрадь. Меня это не удивляло. Истинная история Тома Дэбни – не простая вещь. Интересно, описывала ли Хилари те времена, когда мы бывали на ручье, – деревья, животных, наши занятия, древнюю магию леса – или она писала о печальном и пугающем настоящем. Я надеялась, что девочка до некоторой степени не знала, что происходит на самом деле. Именно для того, чтобы ей не пришлось видеться с Томом, я сократила наши выходы из дома и изменила время покупок в магазинах. Но уберечься было трудно. Значительная часть горожан теперь знала о Томе Дэбни.
Его шутовская война привлекла внимание средств массовой информации, в то время как его искренние, трезвые предупреждения не смогли этого сделать. Дикий человек с Козьего ручья и его кампания против завода „Биг Сильвер", единственным участником которой был он сам, сделалась темой утренних и вечерних насмешек – по телевидению и радио всего штата и даже за его пределами. В Пэмбертоне возмутились: вместе с вниманием средств массовой информации проявилось вынужденное внимание официальных „глаз". Неизвестные люди в костюмах и галстуках, с аббревиатурами Департамента по энергии, Комитета по ядерной регламентации, управления экономического планирования, Совета гражданской обороны, Федерального бюро расследований на дверцах неброских седанов приезжали на завод и уезжали оттуда, будто через обыкновенный турникет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82