Знала, что не смогу спокойно жить в Пэмбертоне до тех пор, пока не сделаю этого. Я не могла даже представить себе, что скажет или сделает Том.
Я долго стояла под душем, моя тело и волосы. Горячая вода успокоила боль в ногах и руках, но она не добралась до теплой, пульсирующей где-то глубоко внутри меня болезненной точки. Каждый раз, когда я ощущала ее, я внутренне морщилась от стыда. Я что, совершенно сошла с ума, вытворяя все это с Томом Дэбни у костра в лесу? Говоря то, что говорила? Я могла лишь смутно припомнить теперь слова, которые произносил мой рот. Или Том совсем помешался, когда шептал мне такие жуткие вещи? Проделывая все это со мной, громко крича и смеясь на языческом одеяле из меха? Действительно он верил всему, о чем говорил: в короля, живущего в священной роще, в богиню-охотницу и зимнее солнцестояние? Неужели он действительно верил в это?
„Да, но это слишком быстро спустило с тебя трусы и развело ноги, – сказала я самой себе. Вода бежала по моему лицу, но не остужала его. – И ты совокуплялась, как животное во время течки, да еще так много раз, что твоя промежность теперь болит. Это заставило тебя визжать, как визжала бы одна из кобыл Пэт Дэбни". Умышленно грубые слова вызывали у меня чувство тошноты: я плюнула в воду, уходящую в сливное отверстие. Но мои предательские сосни все помнили и затвердели, а в паху вновь заворочался теплый комок. Я вышла из душа и терла себя полотенцем до тех пор, пока не показалось, что кожа вот-вот начнет кровоточить.
Мы ели омлет перед камином и разговаривали о многих вещах, незначительных и неважных. Картер часто смеялся, я вторила ему тонким металлическим смехом. Каждый раз, когда наши глаза встречались, я вспыхивала, а он отводил взгляд. Хилари ушла к себе в комнату смотреть телевизор, а Картер помог мне вымыть посуду, как делал это сотни раз. К девяти часам он был уже около входной двери, держа пиджак в руках, и уверял, что все трое нуждаются в хорошем сне.
Прежде чем уйти, он быстро поцеловал меня в щеку.
– Я прошу прощения в последний раз, Энди. Думаю, что дело было просто в том… ты всегда была такой совершенной до того треклятого вечера. Почти такой, о какой я всегда мечтал. Было, наверно, несправедливо по отношению к тебе считать тебя таким совершенством. Это пойдет мне на пользу – мне нужно понять, что ты такой же человек, как и мы все, что ты тоже не лишена небольшой безответственности. И это делает тебя для меня еще дороже.
– Надеюсь, что это так, – ответила я, целуя его в свою очередь в щеку. Но, несмотря на раскаяние, ясный голос внутри меня шептал: „Безответственность? Один раз за всю жизнь я забыла о Хилари, один раз – и я уже безответственна?" Но еще более ясный голос ответил: „Да, именно такой ты и была".
– Увижу ли я тебя завтра? – спросила я Картера, стараясь не слушать внутренний голос.
– Завтра вечер у Каррингтонов, – напомнил он. – Ты все еще хочешь пойти? Думаю, мы должны это сделать, чтобы в некотором роде разогнать сплетни прежде, чем они появятся.
– Да, я тоже так считаю, – ответила я и подумала: „Провались пропадом эти сплетни!" Но я знала, что Картер был прав. Наше появление вместе, как будто ничего не случилось, очень хорошо затушит небольшой пока еще огонь, который, должно быть, уже расходится волнами по Пэмбертону. Но больше всего, на все девяносто пять процентов, я жаждала, чтобы возвратилась успокаивающая нормальность, баюкающая повседневность круговорота праздничных вечеринок небольшого городка и моей жизни с Картером до того момента, когда Том Дэбни пронзил мою кожу и впустил в меня дикие желания. Остальные пять процентов были похоронены под грузом вины.
Перед тем как уйти, Картер взлохматил мои мокрые волосы, но не поцеловал в губы. Я простояла довольно долго, уставившись на закрытую дверь, а затем направилась в спальню, закрыла дверь на ключ, взяла телефонную книжку, нашла номер и позвонила Тому Дэбни на Козий ручей. Никогда в жизни мне не приходилось делать ничего более трудного.
– Мы должны найти какой-то способ, чтобы забыть, что случилось прошлой ночью, – сказала я, лишь только он снял трубку. Мой голос был высоким и глупым, но мне даже не пришло в голову, что он может не узнать, кто говорит.
Том узнал.
– Забыть? – ответил он. – Я не смогу, и ты не сможешь. Но мы можем вести себя так, как будто забыли. Если это то, что ты хочешь.
– Том, я не знаю, что в самом деле… – начала я.
– Да нет, ты знаешь, – в его голосе слышался смех, но не издевка. – Ты знаешь так же хорошо, как и я. Все в порядке. Я предполагал, что ты позвонишь. И ждал этого звонка. Мы можем быть друзьями, или любовниками, или партнерами в бизнесе, или врагами, или всем, кем ты захочешь быть. Только назови – я выполню твое желание.
– Вот так просто? – Я почувствовала облегчение.
– Вот так просто. На выбор того, кто делает предложение, а ты – именно тот, кто предлагает. Ты устанавливаешь правила. Единственная вещь, на которую я надеюсь, это то, что ты не перестанешь приезжать на Козий ручей. Я обещаю, если ты будешь приезжать и позволишь Хилари гостить у меня, обещаю, что не упомяну о прошлой ночи, пока ты сама не сделаешь этого. И отныне даже не прикоснусь к тебе.
– Правда? Том, могу я полагаться на твое слово? Можем ли мы по-прежнему приезжать… исключительно как друзья?
– Можете. Будем друзьями. Единственное условие – ты избавишь меня от страданий и упреков вроде: „Я не могу вообразить, что со мной случилось подобное". Ни слова об этом. Ты не будешь затрагивать подобные проблемы, а я не трону тебя. До тех пор, пока ты сама не захочешь. Такое положение вещей мне не слишком нравится. Но я буду поступать так, как сказал. Согласна? Ни одного слова упрека?
– Ни одного, – откликнулась я, испытывая головокружение от внезапного облегчения. – Согласна.
Вина унеслась, как облако жалящих москитов. Значит, мне удастся это сделать; я могу иметь Картера в качестве любовника, а Тома – в качестве друга. Ни одним из них не нужно было жертвовать ради другого. Я могла удержать их обоих и сделать так, чтобы все продолжалось, как прежде.
– Хорошо, – сказал Том, – тогда приезжай завтра или послезавтра. У меня есть подарки для тебя и Хилари.
– Господи, а я ничего не приготовила взамен… – начала было я, но остановилась, неожиданно поняв, что мне не следует разговаривать с Томом Дэбни в таком духе. – Спасибо, – произнесла я. – Это ужасно мило с твоей стороны. Но сейчас ни ты, ни я не должны тратить много денег.
– Подарки домашнего производства, – засмеялся он. – Ты увидишь, до какой степени домашнего. Так завтра? Приезжайте к ланчу – так, чтобы мы смогли провести некоторое время в лесу. Это время уроков. Но на будущее, мне кажется, тебе лучше возвращаться домой до темноты.
– Ты еще не знаешь и половины всего, – тоже рассмеялась я. – Правда, не знаешь. Ну ладно, до завтра. Увидимся около полудня.
– До встречи, – ответил Том Дэбни.
На следующий день он ожидал нас на веранде, сидя спиной к перилам и вытянув ноги. Бледное солнце выбивало в его темных волосах красные искорки. День был холодным, но мы укрылись от ветра под защитой дома, поэтому солнце казалось обманчиво-теплым, и Том сидел в лужице света без куртки, а Эрл примостился на его плече и ел что-то похожее на хотдог, держа кушанье в своих умных передних лапках. Он отбросил сосиску, и Том дал ему что-то другое, что енот схватил и начал жадно грызть.
Том улыбнулся нам, прикрывая глаза от солнца, и протянул руку. Хилари взялась за нее так естественно, как будто это была моя рука. Том прижал девочку к себе. Я не могла вымолвить ни слова – во рту было сухо, как в Сахаре.
– Давненько, дружок, – приветствовал Том Хилари. – Давно не виделись. Эрл почти забыл твое имя. Ему пришлось раза два напоминать. И Мисси надулась на тебя.
– Мама была ужасно занята – ходила на приемы, а потом начались дожди, – говорила Хилари, а сама терлась лицом о рубашку Тома. Эрл застрекотал и похлопал девочку по волосам и лицу, а затем устроился у нее на коленях. Хилари обняла енота.
– Ну как же, царица Пэмбертона! – Волчья усмешка Тома стала еще шире, он бросил взгляд на меня. – Мне оказана великая честь – царица появилась в моей смиренной хижине. Что бы я мог предложить ей, как ты думаешь? Такое, что могло бы соперничать со сверкающими салонами города?
– Вы можете повести ее в лес и все там показать, – бесхитростно ответила Хил. Тем не менее я внимательно посмотрела на дочь, а Том громко рассмеялся. Я почувствовала, что начинаю краснеть, и отвернулась.
– Пожалуй, я так и сделаю, – решил Том. – Возьму и тебя. Начиная с сегодняшнего дня я это и буду делать. Но вначале войдите в дом. У меня для вас есть рождественские подарки.
Он поднял Хилари на ноги и, обняв, повел в дом. Я замешкалась на секунду, мое сердце все еще металось в груди, начиная с того момента, когда мы выехали из дому. И мое лицо все еще было пунцовым от слов Тома. „Ты должна прекратить этот идиотизм, – сказала я сама себе, наклоняя голову под низкой притолокой и входя в сумрак большой комнаты. – Ты поступаешь, как девчонка двенадцати лет. Ничего не случится. Вы заключили соглашение. Все пункты оговорены и ясны. Ты сама установила условия. Он выполняет их прекрасно".
Я услышала тихое восклицание Хилари и секунду спустя поняла причину. Огромная рождественская елка стояла рядом с камином. Ее высыхающие иглы издавали чудесный, дикий, приятный запах. Дерево было украшено исключительно дарами леса и воды: яркие красные ягоды, белый мох, сосновые шишки, коробочки семян и огромные блестящие желуди, высушенные Кружева королевы Анны, как именуют иногда дикую морковь, и другие цветы, выбеленные раковины крошечных созданий из реки и ручья, громадные сказочные гирлянды серебристого мха, и в довершение всего на ветвях сверкали крошечные белые свечи. Язычки пламени мерцали в сумраке, как светлячки. Под елью лежало свернутое норковое покрывало, а в его богатых складках были сложены пакеты. Среди них, свернувшись в глубоком гнезде из меха, спала Мисси. Рядом с деревом стояло большое алюминиевое ведро с водой.
– Страховка, – объяснил Том. – Однажды я поджег дерево этими проклятыми свечками. Ну как, дамы? Нравится мое дерево?
– О, оно великолепно, – выдохнула Хилари. Ее голубые глаза затуманились от восхищения. – Это самая красивая елка, какую я когда-либо видела.
По ее голосу я поняла, что сверкающие, оформленные художником елки в Бакхеде и десятки праздничных подарков, полученных в этом году в Пэмбертоне, не имели больше никакой цены. Они просто уже не существовали. И Хил была права. В этом невероятном доме у темного ручья, в самых густых лесах, какие я когда-либо встречала, рождественское дерево было бесподобно, напоминало только чудо, совершенство… Оно вобрало свет зимних лесов и отбросило его, пылая живой дикостью, обратно – в сумрак.
– Да, оно поистине великолепно, – подтвердила я. – Что-то из северных сказок. Дикое волшебное дерево…
– Вот именно, – подхватил Том, – оттуда мы ведем свою традицию. Из северной древности, старой, как время, и даже старее, возможно. И обыкновенное баптистское рождественское дерево на Юге такое же языческое, как и человеческое жертвоприношение. Эта мысль всегда была мне интересна.
Хилари встала на колени, чтобы приласкать Мисси. Вздрогнув, козочка проснулась, бросилась, блея, в объятия девочки и уткнула свои черные резиновые губы в шею Хил.
– Она узнала меня, – проворковала моя дочка, – и не злится.
– Нет. Все простилось. Козы – животные с добрым нравом. Совсем не такие, как о них говорят, – заверил Том. – Если ты хочешь по-настоящему укрепить такое отношение, отведи ее на кухню и дай то блюдо, что стоит на полке. Скретч составил для Мисси новую смесь, и она просто сходит по ней с ума. По крайней мере, на этой неделе.
Хилари унеслась в кухню, а маленькая козочка потопала вслед за ней по широким старым половицам. Ее копытца так блестели и казались такими совершенными, будто только что они были отлиты из металла. Козочка подросла с тех пор, как мы в последний раз были на Козьем ручье. Милая белая мордочка уже находилась на уровне талии Хилари, а в сопрано ее блеяния слышались мягкие и более низкие ноты. Шерсть блестела, как будто ее только что вымыли шампунем.
Том и я молча стояли у ели в свете огня камина. Пламя тихо пофыркивало за экраном, и за этим звуком мне чудились высокие, чистые голоса маленьких мальчиков, поющих что-то нестройное, древнее и красивое. Это была не совсем рождественская музыка, но что-то священное, что пело о древних зимах. Снаружи тихий ручей напоминал голубую сталь под неярким солнцем, воздух, вливавшийся в комнату из-под зашнурованного брезента, был свежим, холодным и диким. Пэмбертон с его гостиными и переполненными буфетными комнатами, с его задыхающимися от транспорта улицами, с душными, увешанными гирляндами и лентами магазинами, казался таким далеким. А усыпанная звездами ночь, молчаливые леса и освещенная костром величественная громада Королевского дуба – такими близкими, что к ним можно было прикоснуться рукой. Несмотря на сухость в горле, я проглотила комок и с интересом взглянула на рождественское дерево, на ручей, на огонь в камине и на два динамика, прикрепленных к потолочным балкам. Но я не посмотрела на Тома.
– Итак, – произнесла я. – Мы снова встретились.
– Да, мы снова встретились.
– Действительно великолепная елка, – продолжала я светский разговор. – Что за необычная идея – использовать дары природы для украшения? Ты это сделал для Хилари?
– Не только. Моим мальчикам всегда это нравилось, – любезно отозвался Том. – Да и мне нравится заниматься украшением рождественского дерева. Я делаю все это в такой же степени для себя, как и для кого-то другого. Бывают годы, когда я единственная персона, кроме Скретча, Риза и иногда Мартина, кто лицезреет подобную красоту. Но я все равно каждый год наряжаю елку.
– На самом деле ты мог бы выиграть за дизайн приз на любом конкурсе рождественских украшений, – продолжала я, чувствуя, как жалко и глупо звучат мои слова, но я не могла сдержаться:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82