Я надеялся, что у меня все же получится, несмотря на давнее
отсутствие практики с магнитофоном. И я сказал:
- Прошу прощения, милочка, но я хотел бы... как бы это... напомнить
мистеру Коллайру об одном обстоятельстве, которое не упомянул в нашем
сегодняшнем разговоре.
- О, мистер Холл, мне очень жаль, но мистер Коллайр уехал буквально
десять минут назад. Он не появится в офисе до следующего вторника. Что-то
действительно важное?
- Нет, нет. Просто некие... как бы это... подробности к тому которое
мы обсуждали ранее. Пожалуй, не следует... как бы это... беспокоить его
этим. Благодярю вас, милочка.
Я вышел из телефонной будки с чувством полного триумфа. Может быть, в
этом было что-то ребяческое, но я готов был аплодировать сам себе. В
общем-то, мне не пристало бы удивляться, что все вышло так, а не иначе.
Большую часть своей сознательной жизни я провел в вежливой битве с
человеческой хитростью и изворотливостью, слой за слоем счищая эту кожуру.
Процесс это похож на чистку каштанов, когда малыш, найдя его на дороге,
упорно обламывает колючки и ошкуривает плод, точно зная, что под слоем
кожуры и скорлупы таится нечто гораздо более привлекательное.
Я, наверное, не смог бы по пунктам расписать - причина первая,
причина вторая, причина третья - почему я так ухватился за шаткую, в
общем-то, идею взаимосвязи Менсфилда Холла и Тома Коллайра. Человек,
переходя вброд незнакомую реку, тоже не отдает себе отчета, почему он
пошел краем песчанной отмели, хотя чуть левее, казалось бы, мельче. Просто
там вода была темнее и неприятнее, пожмет он плечами на охи местных,
знающих, что на этом "мелководье" достаточно шагнуть на полдюйма в
сторону, чтобы оказаться в воде с головой.
У законников, действующих на поприще собственного маленького бизнеса,
есть одна черта, которую они в зависимости от обстоятельств либо держат
при себе, либо активно демонстрируют окружающим: они действуют
исключительно в интересах клиента. Всегда, когда выдвигаются новые
условия, или предложения, такой законник с вежлевейшими извинениями
отступает в сторону, заявляя, что сначала ему надо посоветоваться с
клиентом, инкогнито которого нерушимо. У меня в таких случаях складывается
впечатление, что противоположная сторона просто пытается выиграть время.
В этом же конкретном случае, Том Коллайр допкустил серьезный промах,
убедив Менсфилда Холла в том, что он представляет какое-то еще третье
лицо. Менсфилд Холл полагал, что его клиент застрахован вдвойне, и поэтому
не был так осторожен и осмотрителен, как обычно ведут себя подобные ему
старые лисы. Я совершенно был убежден, что если бы Холл знал, его
настоящим патроном является Коллайр, наш с ним разговор протекал бы совсем
по-другому. А наше время никто никому не верит. Даже один законник
другому.
Я еще не очень представлял, какой именно суковатой палкой разворошил
этот гадюшник. Поэтому, бросив ломать себе над этим голову раньше времени,
поехал обратно к Майеру - советоваться.

10
В больницу к Майеру я попал только в половине девятого. Он сидел в
постели, погруженный в глубокие раздумья над шахматной позицией,
раставленной на придвинутой к самой кровати низкой тумбочке.
- Ага! Фрэнк Хейс выиграл, как я вижу!
- Как о большом одолжении прошу тебя: заткнись.
Я подошел ближе и взглянул на доску. Позиция игры в самом разгаре.
Сицилианская защита.
- Я стал врать вот отсюда. На двенадцатом ходу. Конь берет коня, -
мрачно сообщил Майер.
- А после этого обмена он объявил тебе шах ферзем?
- Продувная бестия!
- Тебе следовало сначала подвести поближе ферзя, а потом уже
разменивать коней.
- Я уже об этом знаю, Трев. Ладно, ты так и будешь стоять у меня над
душой со своими дурацкими советами или все-таки сыграешь партию?
- Я сыграю с тобой, но в несколько другую игру. Нужно обдумать
несколько дальнейших ходов, мне нужна твоя помощь.
Я рассказал ему все - со всеми подробностями. Когда ему было что-то
неясно, он переспрашивал. Я объяснил ему, что если бы не дорожные
раздумья, меня бы вряд ли осенило. И мы с Майером стали разматывать
клубок, дергая за все торчащие ниточки.
- Лоутон Хисп мне еще безотчетно нравился, - заявил Майер. - Он знает
свое дело. Более того, он знает, что он знает свое дело. Я совершенно
убежден, что для банка настали добрые времена именно с тех пор, как он
возглавил трастовый департамент. Когда Гуля попросила его передать все
дела мне и объяснить все, что мне покажется непонятным, и я появился у
него в банке, я поразился, до чего на всем его этаже все заняты и все при
деле, но самое удивительное было то, что все они, включая Хиспа, выглядели
людьми, которым очень нравиться их работа.
- Так что ты скорее заподозрил бы Тома Коллайра?
- Причем по самым тривиальным причинам. Меня очень смутило его
некоторая нелогичность.
- То есть?
- Он - человек, всегда готовый пойти на компромисс, с ним очень легко
договориться. Он забавный. Да ты же его видел.
- Ну да, и что?
- Припомни, когда продавалась "Саламандра"?
Я припомнил. "Саламандра" была построенной в Абако кечем, небольшим
двухмачтовым судном, лучшим из тех, которые я видел на стапелях Абако,
изящным и славным. Ею владел какой-то врач, вспомнил Майер. С ней был
связан один эпизод, случающийся не так уж редко в подобной ситуации. Я
вообще не понимаю, почему это не происходит каждый день. Кеч встал на
якорь около Берри-Айленда, и одним прекрасным полднем доктору вздумалось
окунуться. Он спустил трап через борт и нырнул, не посмотрев как следует
вокруг. И ветер, и волны были приличные. А вокруг кеча дрейфовала шлюпка,
привязанная к судну на слишком длинном фалине. Доктор вынырнул прямо ей в
днище. Он сломал себе шею и умер прежде, чем с берега подоспела
спасательная шлюпка.
- Во всяком случае, дело с завещанием вел Том Коллайр, - заявил
Майер. - После того, как "Саламандра" была приведена сюда, я отправился в
доки взглянуть на нее, и там наткнулся на Тома. Он поинтересовался, не
хочу ли я ее купить и пригласил подняться на борт. Я сказал, что она мне,
к сожалению, не по карману, но посмотрю я ее с удовольствием. Она была
просто великолепна. Он как раз дожидался оценщика, который запаздывал на
свидание, так что ему просто хотелось убить время. Ты знаешь его немного
ковбойскую манеру вести себя, его неизменные толстые черные сигары и
кухонные спички. У меня было подозрение, что он украдкой учится зажигать
спичку о подошву башмака. Он сказал, что подумывал купить ее для себя -
еще на распродаже, но решил, что слишком занят, чтобы уделять ей столько
времени, сколько она заслуживает. Вздохнув, он вынул одну из своих сигар,
достал спичку и чиркнул ею по лаковой поверхности перил. Если ты помнишь,
они были из превосходного резного дерева. Спичка оставила шикарную
царапину, да еще и ожог в том месте, гед она воспламенилась. А этот
Неуловимый Джо спокойно смотрел мне в глаза, прикуривая от своей спички.
Он хотел мне кое-что сказать! Он жаждал произвести на меня впечатление
человека такого же, как мы с тобой, Тревис, который мечтает жить на яхте,
который без ума от парусников! Он и вправду хотел мне что-то сказать, но я
не дал ему и рта раскрыть. Эта мелочь, как он думал, испортила ему всю
игру. Мне не следовало бы, конечно, составлять себе мнение о человеке по
одной-единственной его оплошности, но тем не менее я это сделал.
- И я теперь, пожалуй тоже.
Он улыбнулся.
- Ну, значит мы с тобой оба ненормальные. Ну что такого, в самом
деле, в этой царапине? Пять минут хватит, чтобы заделать ее. Я потом
побывал на "Саламандре" еще раз убедился, что ее нету. Говард тогда знатно
навел на все лоск.
- Говард? Господи, ну конечно! Он и в самом деле жил тогда на ней,
наводя порядок, пока ее не продали. Слушай, он работал на агента по
продаже или на Тома Коллайра?
- Понятия не имею.
- Это была его первая работа в нашем захолустье?
- Да, насколько я знаю.
- А мог его нанять еще хозяин судна?
- Откуда я знаю? Возможно.
Мы продолжали разрабативать версии, раз уж у нас получился
нежданно-негаданно такой забавный триумвират. При других обстоятельствах и
для других целей такая "работа" была бы мною первым названа просто
сплетней. Все мы сталкиваемя с необычными проявлениями деятельности
двуногих прямостоящих. Все мы знаем, как серия совпадений может привести к
неверным выводам, особенно если мнение собравшихся предвзяты. И все мы
склонны видеть в развитии событий тенденцию к самому худшему.
- Он чертовски привлекательный теленок, - задумчиво покачал головой
Майер, высказывая вслух мою мысль. - Удобный. Невозмутимый. Из той
категории слушатеоей, которпые не пытаются уличить тебя во лжи, когда ты
рассказываешь о себе героическую небылицу, смеются в нужных местах, ровно
так громко и ровно столько, сколько нужно.
- А Гуля хотела выяснить, в самом ли деле он пытался убить ее.
- Да, так ты мне сказал.
- И я заставил ее поверить, что она просто подхватила легкую форму
паранойи.
- Да, так ты мне сказал.
- Но, черт побери, Майер!
- Спокойно. Сядь. Если он и вправду хотел, прикинь, сколько
разнообразных возможностей для этого у него было за все четырнадцать
месяцев их путешествия?
- Отчасти поэтому я был уверен, что она ошибается.
- Так как?
- А кто он такой, наш Ховард Бриндль?
- Если вопрос не риторический и если это та печка, от которой ты
собираешься плясать, то давай плясать. Но я надеюсь, ты не собираешься
делать это прямо сейчас? Расставь-ка фигуры.
К тому времени, как в палате появилась пришедшая на ночное дежурство
Элла Мария Мурз, я уже почти выиграл. Майер было оттеснил меня на
невыгодные позиции и зарился на моего ферзя, но пропустил одну
возможность, которая давала мне очень изящную вилку на коня, и я
незамедлительно выиграл у него фигуру. Приход сиделки избавил меня от
грозящей вот-вот необходимости поставить ему мат, и он с облегчением
смешал фигуры, пробормотав что-то о чертовых таблетках, которые иссушают
мозги.
Прежде, чем сестра Мурз выставила меня вон, Майер самым серьезным
тоном объявил, что не желает лицезреть у себя мою особу до тех пор, пока я
не выясню чего-нибудь определенного о нашем добром старом Говарде.

Сильный влажный ветер субботы вымел с полуострова все остатки жаркой
не по сезону погоды. Это был первый день самого длинного в году уик-энда,
который длится пять дней. Для всех это означало подведение годовых итогов,
а для меня только то, что все офисы были закрыты, так что я не мог начать
с логически обоснованного места.
Тогда я просто записал по пунктам все, что я знал о Говарде Бриндле.
Список получился весьма тощий. Говард не часто говорил о себе, а если
и говорил, то мало. Воспитывался он, я думаю, у деда в бабкой. Где-нибудь
а Огайо или Индиане. Видимо, после того, как дед вышел в отставку, они
переехали во Флориду, в Бродентон. Говарду тогда было около десяти, может,
чуть больше. Потом самое начало колледжа. Флоридский университет. Защитник
в футбольной команде. Легкая атлетика. Сколько же лет назад это было?
Замена защитника в команде. Три игры из девяти в "Дельфинах".
Дисциплинарные проблемы, сказал он. Думаю, он просто слишком часто
пропускал тренировки, вряд ли что-либо более серьезное. Видимо, потом
пытался удержаться в команде, но его не оставили даже запасным.
"Дельфины", наверное, долго терпели его маноирование тренировками. Он
просто не умеет проталкивать себя, как он выразился. То есть тренера ему
убедить не удалось. Так что он ушел. Когда это было? Три года назад?
Раньше? Далее следует большой пробел: я ничего о нем не знаю с "Дельфинов"
и до тех пор, как он появился в Бахайя Мар. Знаток заботливого обращения с
судами, неплохой моряк. Пьет только пиво. Не курит. Выглядит неплохо.
Немного расплылся, но по-прежнему в отличной форме. Карие глаза, отросшие
светлые волосы. Голос высоковат.
Я взял пачку новеньких пятидесяток из своего неприкосновенного
запаса. Я перебрал мою коллекцию визитных карточек. Надпись
"Исследовательская ассоциация" выглядела вполне подходяще, к тому же у
меня было еще десять штук - новеньких, глянцевых и совершенно чистых.

Как я узнал в Бахайя Мар, ее звали Луис Харрон. Разумеется, она была
в состоянии вести хозяйство, несмотря на то, что оно было для нее немного
великовато после смерти ее мужа. Ее дом стоял над одним из тех каналов,
что тянутся на юго-запад от Шестьдесят шестой дамбы, длинное приземестое
белое строение, истинно багамской щеголеватостью, прячущееся за живой
изгородью, которая когда-то защищала дом от пыли проходящей рядом дороги.
Теперь здесь мало кто ездит. На площадке, засыпанной белой речной галькой,
стояли восемь перевозочных средств. Пара фургонов, пара "фольксвагенов",
пикап с откинутым верхом, пара прицепов-домиков и сияющая "тойота".
Транспорт молодежи. Машины старой закалки выходят из моды. Молодой
человек, живущий в Соединненых Штатах, обязан платить двенадцать сотен
долларов в год за страховку, чтобы легально купить машину старого образца.
И то закон гласит, что в случае аварии молодой человек будет иметь столько
комиссий, что в итоге не захочет получать по страховому полису. Так что
молодежь предпочитает новые модели, и в угоду этим детям-переросткам
Детройт создает все новые, сверкающие лаком и поражающие
самолетоподобностью форм и чудесностью показателей игрушки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35