– Ты что, тоже считаешь, что я должна вернуть ему деньги, если у него ничего не получается?
– Я думаю, что он просто ненормальный, если у него ничего не получается с тобой. Я покажу ему, как это делается.
– Только сначала заплати так же, как и он, – пятьдесят франков, – фыркнула она и опять пнула матроса; тот покатился дальше.
– А что, если я одолжу у тебя пятьдесят франков, – предложил Коэн. Она была хрупкой и симпатичной, на плечи спускались черные волосы, сквозь блузку вырисовывалась ее высокая грудь, зеленая юбка с разрезом подчеркивала длину и прелесть ее ног, обутых в сапожки. – Завтра мне дадут работу, – добавил он.
– Вот завтра и приходи ко мне. – Она перешагнула через матроса, но тот схватил ее за ногу.
– Отпусти меня или я позову собаку.
– Даже у собаки на тебя не встал бы!
– Послушай, полегче, – сказал Коэн. – Это моя сестра.
Матрос сел, поскреб свои жидкие рыжеватые кудельки, поискал вокруг глазами свой берет, встал и рыгнул.
– Твоя сестра – лесбиянка, – произнес он, расстегивая гульфик.
Коэн нанес ему левой рукой короткий легкий удар, и матрос, опрокинувшись назад, словно становясь в стойку на руках, медленно загрохотал вниз по лестнице. Его ноги взлетели вверх, и, перевернувшись через голову, он рухнул у стены лестничной клетки четвертого этажа.
– Ты что, убил его? – прошептала она. – Черт, только этого еще не хватало.
Матрос сел и его вырвало.
– Подонок, – она плюнула, – гомосек, ублюдок. Маricon!
Спустившись по лестнице, Коэн склонился над матросом.
– Эй, ты дверь найдешь?
– В чем там дело? – раздался голос снизу.
– Madre! Это консьержка, – зашипела она, – заставь его встать!
– Что там происходит? – Крик консьержки слышался уже этажом выше.
– Ты найдешь дверь? – повторил Коэн.
– Я хочу получить свои деньги.
– С этим кончено.
– Что происходит? – вопила консьержка.
– Сейчас я расскажу, – матрос встал, но, поскользнувшись в своей блевотине, полетел на заднице вниз по лестнице, подминая под собой консьержку.
– Убирайтесь! Вон! – завизжала та, извиваясь под ним и пытаясь выбраться. – О Господи, какая вонь, как от тебя несет! – Она торопливо вытерлась. – Все вон! – завопила она.
– Я же только что пришел, – сказал Коэн.
– Все равно вон!
– Я даже знать его не знаю, – добавила девица.
– Ты – salope, putain, шлюха, проститутка... – Консьержка прервалась, чтобы перевести дыхание.
– Я же ничего не сделала!
– Это я виноват, – сказал Коэн. – Он, видите ли, мой брат. Мы часто вздорим.
– Вон. Все вон. Мне плевать, кто вы там. Вон! Вон!
– Тогда верните деньги.
– Никаких денег.
– Я заплатил за неделю. Пятьдесят франков. У меня больше нет.
Консьержка спихнула матроса вниз по лестнице.
– Десять минут. – Она взглянула на несуществующие часы на руке. – Потом я вызываю полицию.
– Они арестуют тебя за кражу моих денег! – Крикнул Коэн.
– И моих, – отозвался матрос.
– Она сделает это. Она позовет полицейских, – сказала девушка. Она вбежала к себе в комнату и крикнула: «Лобо! Ко мне». Захлопнув дверь своей комнаты, Коэн, как ошарашенный, уставился на кровать c одеялом, уже знакомые раковину с комодом. «Когда летишь вниз, – пробормотал он, – трудно остановиться». Складывать было нечего. «Еще десять дней без еды, без денег. И некуда податься. О, Господи, приюти меня». Уходя, он заглянул в открытую дверь комнаты девушки. Она бросала на кровать свои платья. Восточноевропейская овчарка с острыми ушами настороженно смотрела на него с порога.
– Куда ты пойдешь? – спросил он.
– Кто его знает? В другую такую же дыру, как и эта, с такой же гранд-дамой в виде консьержки, где найдется такой же добрый самаритянин, благодаря которому меня опять точно так же вышвырнут вон.
– Он оскорбил тебя.
Она махнула рукой.
– Вот что называется оскорблением – когда тебя вот так вышвыривают. Мне надо работать, а не переезжать с места на место.
– Мне тоже придется уходить. Она взяла все мои деньги.
– И правильно сделала. – Она запихивала свои платья, белье, зеркальце и щетку в картонный саквояж. – И поделом тебе. Чтобы не совал свой член куда не надо!
Она догнала его на улице и пошла рядом, немного склонившись набок под тяжестью своего чемоданчика. Лобо неотступно трусил сзади.
– Что же ты будешь делать? – спросила она.
– Спать на улице, питаться крысами.
– К ним нужно много крепкого вина. Какого-нибудь испанского.
– У тебя есть такое на примете?
Sangre de Того, пошли!
Глава 15
Улица Тюбанов пульсировала движением: сверкали неоновые лампы, сновали машины, молодые, полные страсти глаза многозначительно смотрели на них. Он шел, хромая, превозмогая боль; она дважды останавливалась, дожидаясь его, размахивая чемоданчиком и постукивая каблуком по тротуару. Они поднялись по темной лестнице, и она, звеня браслетами, постучала в дверь в конце полутемного коридора.
– Кто там? – Послышался мужской голос.
– Полиция. Открывай. – Она вновь постучала. – Открывай, salaud!
– Это можешь быть только ты, Мария.
Прикрыв дверь, чтобы снять цепочку, мужчина вновь открыл ее.
– Проститутки говорят, что они – полицейские, а все полицейские – проститутки. Трудно разобраться.
– Только это и заставляет тебя шевелиться, Леон. Леон бросил взгляд на чемоданчик, затем – на Коэна.
– Хочешь сбежать?
– Этот благородный рыцарь спас меня от матроса, и благодаря ему меня вышвырнули вон. Леон усмехнулся.
– Ну и что, мне наградить его медалью?
– Дан нам переночевать. Завтра я подыщу какое-нибудь жилье.
– У тебя есть работа на сегодняшний вечер?
– Ты хочешь, чтобы я их сюда приволокла?
– Нет уж, не надо.
– А что?
Закусив верхнюю губу, Леон показал на полуразвалившуюся плетеную кушетку.
– Ложе для новобрачных там. Если собака укусит меня, ей – конец.
– Да она умрет от укуса.
– Хорошо, что ты это помнишь.
– Дай нам какого-нибудь вина.
– На кухне, – Леон посмотрел на Коэна. – Ты откуда?
– Из Тулона.
– Ты ведь не француз.
– Я сейчас живу в Тулоне.
– Путешествуешь ради удовольствия? – Усмехнувшись, он посмотрел на одежду Коэна. – Пушка есть?
– Нет.
– Хорошо. Здесь оружие запрещено. У тебя есть работа?
– Я что-нибудь подыщу. Я уже говорил Марии, что я...
– Без вранья. Только без вранья. А деньги у тебя есть?
– Все взяла консьержка, выставив нас на улицу.
– И сколько же она взяла?
– Пятьдесят франков.
– Откуда ты приехал?
– Из Орана.
– В Марселе плоховато с работой.
Мария поставила бутылку вина на корзину рядом с кушеткой. Она постучала рукой по полу. Собака, подойдя к ней, повернулась и улеглась.
– Ты будешь, Леон? – Она разливала вино в стаканы.
– Нет.
– Вот, – сказала она Коэну. – «Бычья кровь»!
Вино было густым и почти черным. Она вновь наполнила его стакан.
– За Андалузию!
– К черту Андалузию, – сказал Леон.
– И к черту Корсику, – отозвалась она.
Почувствовав дурноту, Коэн опустился на кушетку.
– Вино не такое уж крепкое, – заметил Леон.
– Американцы ничего не понимают в вине, – ответила Мария.
– Вам крупно повезло, что я оказался здесь, – сказал Леон, набрасывая на плечи кожаную куртку.
– Я бы могла пойти к Мамету.
– Держись от Макета подальше. – Он открыл цепочку на двери. – Закройте за мной.
Мария села на кушетку рядом с Коэном.
– Я не могу так рано уснуть. – Встав, она поправила юбку. – Тебе надо побриться, – она фыркнула. – Иди в ванную и побрейся. И прими душ.
– И ты со мной.
– За пятьдесят франков.
– У меня есть более интересное предложение.
– Нет ничего более интересного. Отправляйся.
Ощущение сильной струи горячей воды казалось чем-то нереальным, реальным было лишь жжение, вызываемое ею в колене и плече. Он побрился левой рукой бритвой Леона. Она вошла и, подобрав юбку, присела на унитаз.
– Ты стал лучше пахнуть, – сказала она. – Что это?
– Меня порезали.
– Ого! Загноилось. – Она встала и спустила воду. – Тебе бы надо пойти в больницу. Монашки же оказывают помощь бесплатно. – Она провела пальцем вдоль покрасневшей раны. – Это тебя какой-нибудь матрос пырнул за то, что ты защищал честную девушку?
– Меня ограбили.
– Я не представляю тебя с деньгами. Мне надо держаться от тебя подальше. Тебе бы завтра сходить к монашкам.
– Мне уже лучше.
– Монашки не кусаются. Чего ты боишься? Он скользнул левой рукой ей под юбку.
– Боюсь, что у тебя со мной ничего не получится. – Я не занимаюсь этим просто так, ради удовольствия.
– Иногда надо.
Она ущипнула его за подбородок.
– Это – работа, mi calentorro. Она кормит нас с Лобо.
– В Марселе наверняка найдется и другая работа.
– Для меня, уехавшей из Испании из-за нищеты?
– Так зачем же ты приехала?
– Благодаря этой работе я каждый месяц посылаю деньги в Андалузию.
– А Леон?
– А как ты думаешь? Смогла бы я работать на улице без chulo? Без Леона или кого-нибудь еще? Он – мой патрон, он защищает меня.
– От чего?
– А ты не понимаешь? Тогда ты действительно бестолковый. – Она тряхнула головой, направляясь в холл. – Оденься, холодно.
– Скажи мне.
Он последовал за ней.
– En verdad, ты и вправду глупый. Majadero! – Ее браслеты позвякивали. – Тебя ограбили. Ты подрался с этим болваном матросом и тебя вышвырнули на улицу. Ты потерял деньги. И ты не понимаешь, для чего мне нужен Леон. Да тебе самому нужен кто-нибудь вроде Леона!
Он оделся. Его одежда пропахла корабельным трюмом.
– Que desgracia! – Простонала она. – Тебе ни за что не найти работу в таком виде. А что ты умеешь делать?
– Все, за что платят.
– Ага! А еще меня спрашиваешь. Он взял ее за руку.
– Я не спрашиваю. Я благодарен тебе за приют.
– Это Леон тебя приютил. – Подбоченясь, она внимательно осмотрела его. – Он неравнодушен к таким, как ты – bobos. «A los bobos se les aperece la Madre de Dios», – говорят у нас в Андалузии – дуракам везет. Тем не менее мне с моим «везением» надо быть очень осмотрительной! Так что, может быть, Леон и для тебя что-нибудь найдет.
– Чем же я могу быть ему полезен? Она взглянула на него из-под ресниц.
– Как же ты наивен! Mignon! Ты мог бы работать мальчиком у него. – Она ущипнула его за подбородок. – Если ты будешь работать на Леона, я кое-что получу за то, что привела тебя, и я с тобой поделюсь.
– Что же я буду делать?
– Как ты думаешь, mi calentorro? – Она потрясла браслетами. – Леон бы приодел тебя, и ты бы обслуживал старых гомиков из Сиотат и Кассис.
– Не получится.
– Теперь настала моя очередь спросить, почему?
– Мне почему-то нравятся женщины, а не мужчины.
– Дырка и есть дырка.
– Одна, на мой взгляд, естественнее, чем другая.
Она положила ему руку между ног.
– В постели я бы могла довести тебя до экстаза одним только ртом. Ты бы ведь не сопротивлялся?
– Вряд ли.
– И ты бы, наверное, сделал то же самое для меня, да? – Она села поудобнее. – Так в чем же разница?
– Между чем?
– Pues! Ты не слишком сообразителен! Между мужчиной и женщиной?
– С мужчиной я бы не стал этим заниматься.
– У тех и других одно и то же.
– А ты бы стала заниматься этим с женщиной?
– Меня пока не просили. Но думаю, да. Это – работа, такая же, как ремонтировать дорогу, водить автобус, быть президентом.
– А мужчины тебя не волнуют?
– Когда я была девочкой, да. После того как у меня будет достаточно денег, я вернусь в Андалузию, найду себе хорошего мужа. Может, тогда...
– Сколько тебе лет, Мария?
– Восемнадцать.
– Когда ты приехала в Марсель?
– Уже восемь месяцев назад. А тебе сколько?
– Двадцать семь.
– А выглядишь моложе меня, calentorro.
– А мог бы я еще что-нибудь делать для Леона?
– Он боится – Que comico! – Она отнесла винную бутылку на кухню. – Слышишь? Это Леон. С кем-то еще.
Войдя, Леон ущипнул ее за ухо.
– Не открывай цепочку, пока не узнаешь, кто там.
– Я узнаю тебя по запаху. Издалека.
Вслед за Леоном в комнату вошла худенькая девушка лет шестнадцати с каштановыми волосами. Она оценивающе посмотрела на Коэна и Марию и, откинув волосы назад, сбросила с плеч черный плащ.
– Это моя новая cocotte Тереза, – улыбнувшись, сказал Леон.
– Мы не особенно заняты, – ответила Мария.
– А некоторые из нас и вовсе не заняты, не так ли, cherie, – парировал Леон. Он повернулся к Терезе. – Раздевайся.
– Ты уже поимел меня. И ничего не разобрал?
– Раздевайся.
Девушка сердито глянула на Коэна. У нее были большие светло-карие глаза с длинными ресницами. Уголки ее изящного рта были опущены вниз. «Zut!» Расстегнув блузку, она скинула ее с плеч. Бюстгальтера на ней не было, ее груди были маленькие и круглые, как персики, посередине, в атласной ложбинке, сверкало маленькое золотое распятие. Она выскользнула из своих красных туфель, расстегнутая юбка, соскользнув вниз, упала к ее ногам. Поддев пальцами свои серебристые трусики, она сняла их и отбросила пальцем ноги в сторону. Она тряхнула головой, и ее волосы, словно блестящий коричневой водопад, упали вниз, доходя почти до талии.
– Voila, – она улыбнулась. – Достаточно?
– Que puta! – Мария презрительно усмехнулась. – Она слишком худа.
– Иди туда, Тереза, – сказал Леон, показывая на Коэна.
Она подошла. От нее исходил таинственно-сладковатый запах. Сквозь пушистый треугольник виднелись розовые губы.
– Пусть он ее опробует, – сказал Леон. – Цветочек, я даю тебе за него пятьдесят франков. – Наклонившись, он вложил деньги в ее записную книжку.
– Но она еще совсем юная, – возразил Коэн.
– Сделай так, чтобы ему было хорошо, Тереза, – сказал Леон, – если ты не хочешь вернуться на Маноск.
– Нет, – Коэн встал.
– Дорогой благородный рыцарь, – зашептал Леон, – тебе же, кажется, нужна работа, а? Должен же я тебя проверить. Так не упускай случая. – Он прошел в холл. – Я лягу спать. Проследи, чтобы они сделали свое дело, Мария.
– Если и я не усну, – проворчала она. Леон кинул из спальни на пол одеяло.
– Кому-то из вас придется спать на них. Утром определишь ее куда-нибудь, Мария.
– На улице д'Исоар есть детский садик.
– Полегче, Мария. Ты ведь тоже была когда-то молодой.
– Но не таким скелетом, как она.
– Мне бы надо было тебя сфотографировать, когда ты только приехала из своей благословенной Андалузии. Мария улыбнулась, глядя на Коэна.
– А ты уже так быстро собрался? Скоренько поднял la pistola?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48