– И?
– Это и есть крайний случай, – говорит Люк. – В буквальном смысле вопрос жизни и смерти.
Глава 30
Вот уже полчаса Шарлотта мычит песню из фильма «Скуби-Ду», как будто находит ее чрезвычайно забавной. Джули пытается вспомнить все, что когда-либо слышала о поворотниках, фарах и «мягких» («приходится изо всех сил их пинать, но не думай, они правда работают») тормозах. Однако она еще не вполне освоилась, и когда ей хочется повернуть, она зачем-то включает «дворники». Перед каждой остановкой ей приходится несколько секунд вспоминать, как это делается. Она упорно думает о дорожных щитах, на которых специально для лихачей изображен ребенок, сбитый машиной, – наглядная иллюстрация, чтобы не забывали: длина тормозного пробега зависит от скорости езды. Джули сомневается, что ей удастся вовремя остановить этот чертов фургон.
– Я не уверена, что это безопасно, – говорит она.
– Возможно, к этому просто нужно привыкнуть, – откликается Шарлотта.
– Ты уверена, что нас не накололи?
– Уверена. Та парочка была абсолютно честной.
Джули думает о людях, продавших им фургон. Женщина, бледная и худая, с чайным полотенцем на плече, держала на руках младенца. У мужика была трехдневная щетина, пивное брюшко и мобильник на поясе. Он сказал, что, если они не возьмут фургон прямо сейчас, ему придется продать его некой даме из Мелдона, обещавшей вернуться за фургоном завтра, когда получит наличные в банке.
– Откуда ты знаешь, что они честные? – спрашивает Джули.
– Марк ремонтировал и перепродавал машины, помнишь? Мы с ним вечно покупали всякие колымаги. Волей-неволей вырабатывается своего рода нюх.
– На колымаги, что ли?
– Нет, тупица ты этакая, на честных людей.
– Как ты думаешь, Шантель понравится?
– Не поняла?
– Ну, строго говоря, фургон принадлежит ей.
– Да, она будет в восторге. То есть если ей нравится песня «Скуби-Ду».
– Ты уверена, что Машина Тайн была оранжевой? По-моему, нет.
Шарлотта на минутку задумывается.
– Может, оранжевой с синим.
Сегодня все было весело: собрание комитета «Выход», потом Шантель, а теперь этот странный, сюрреалистический шоппинг-тур с Шарлоттой. Их чуть не выгнали из «Хоумбейс» за то, что они хохотали как ненормальные, пытались поднять на дыбы неуправляемую тележку для покупок и вообще слишком громко болтали о скафандрах, резиновых перчатках и шлангах. Теперь на улице темно, идет дождь, и Джули внезапно пронзают одиночество и ностальгия, будто она отчаянно хочет вернуться домой, но не может вспомнить, где он, ее дом. Что-то по-прежнему ее тревожит.
– Этот парень Вэй… какой он? – спрашивает она. Шарлотта пожимает плечами:
– Очень милый. Он друг мужа Джемаймы.
– Чьего мужа?
– Джемаймы. Одной моей подружки-хиппушки. Она ужасно прикольная. Мы познакомилась в йоговском приюте – я про него рассказывала.
Джули смеется.
– До сих пор не могу представить тебя в йоговском приюте.
– Почему?
– Не знаю. Может, все дело в слове приют.
– Как это?
– Приют подразумевает бегство от чего-то. Мне никогда не верилось, что ты такая – ну, знаешь, что тебе может понадобиться убежище.
– В смысле?
Джули чувствует, что ее мозг, как обычно, начинает логические выкладки: связи и уравнения шутихами вспыхивают в голове, превращая весь мир в математические формулы. И все же мыслит она четко и ясно.
– Слабость, – говорит она. – Все эти нью-эйджевские дела. Все это от слабости, так ведь? Приюты, жертвы… жертвы чьей-то жестокости, загрязнения окружающей среды, химической промышленности или еще чего… зависимость, одним словом. Сама знаешь, как себя ведут типчики из «Хрустального шара» – будто они умрут, стоит им случайно вдохнуть дым от одной-единственной сигареты или оказаться на расстоянии ментального контакта от мобильника или микроволновки. И все эти словечки типа «цельности». Почему бы просто не сказать «здоровье» или еще как-нибудь? Все это, блин, какие-то телячьи нежности, будто люди, которые этим увлекаются, слишком слабы и больше ничем не могут заниматься.
Шарлотта смеется.
– Ну да, отчасти так и есть, – говорит она. – Но можно заниматься йогой и не быть такой, как они. Если честно, мы так и скорешились с Джемаймой. В приюте жили и полные отморозки, и мы сбегали и тайком покуривали, чтобы хоть ненадолго избавиться от их общества. Однако с чего это ты так взъелась на нью-эйдж?
– Сама не знаю, – говорит Джули, включая поворотник и сворачивая направо, на Главную улицу.
– Ты же у нас обычно Мисс У-Меня-Нет-Мнения.
– Я знаю. Обычно я не говорю того, что думаю.
– Это не объясняет, почему ты вдруг взъелась на нью-эйдж, – замечает Шарлотта, скручивая сигарету на колене.
– Просто я беспокоюсь за Люка. Не хочу, чтобы он попал в лапы к какому-нибудь уроду. – Одна из передач заедает, раздается ужасный скрежет. – Господи Иисусе, – говорит Джули. – Эту махину так трудно вести.
– Остынь, детка. Все будет о'кей.
Фургон выравнивается, и Джули надеется, что казусов с передачей больше не будет.
– Ну, значит, эта Джемайма… выходит, с ней все в порядке?
– Да, она молодчина. Очень трезво смотрит на все эти вещи. Джемайма точно не урод.
– И вы собираетесь в Индию вместе?
– Ага. На самом деле я хочу остаться с ней и ее мужем в Уэльсе, пока не придет время ехать. Так что возвращаться тебе придется без меня.
– О… о'кей. Это круто. – Джули вспоминает, какой подфарник включен, и дает сигнал левого поворота. Чудное это ощущение – сидеть так высоко и смотреть на машины не сзади, а сверху. – А Вэй тоже увлекается аюрведой?
– Не-а. Он даос.
– Кто-кто?
– Даос. Дао. Это такая китайская штучка.
У Джули вдруг возникает ощущение, что эти люди берут свои религии в какой-нибудь местной забегаловке – навынос, как еду. С ее точки зрения, все это слишком отдает «Хрустальным шаром». Вот в чем беда с этими людьми: они так озабочены возней с ростками люцерны, морковным соком и всякими странными аллергиями и фобиями, что не узнали бы настоящую болезнь, даже если бы та подкралась и прикончила их. Джули по крайней мере признает – пусть только наедине с самой собой, – что боится. Но каким бы страшным ни был мир, Джули уверена: спасенье не в морковном соке. Недавно она зашла в «Хрустальный шар», и ее попросили уйти, когда у нее зазвенел мобильник. Она искала какую-нибудь книжку о преодолении страха, так как начала подумывать – а может, ей действительно стоит посмотреть в лицо своим проблемам. И тут зазвенел ее дурацкий телефон – это был Люк, он в ней нуждался; только ради него она и купила мобильник, – и менеджер накинулся на нее: мол, ты принесла в магазин дурные вибрации, выход вон там.
– Короче, Вэй не урод, – говорит Шарлотта, глядя на Джули. – Он серьезный чувак.
– В каком плане?
– Ну, начнем с того, что он на самом деле китаец.
– И?
– Ну, большинство людей, увлекающихся даосизмом, дзэном или буддизмом, серьезными не назовешь, правда? Они просто бородатые парни из Суррея, которые хотят расширить сознание и все такое. Это мило, но доверия они как-то не вызывают. Я слыхала про одного типа, который выдавал себя за китайца-травника только потому, что прочитал об этом книжку и хотел открыть собственный бизнес, потому что пережил какой-то нервный срыв и был вынужден бросить работу, ну, типа, навсегда…
Джули перебивает:
– Вот что еще есть общего у последователей нью-эйджа – все они работают сами на себя. Почему?
– Потому что слишком заморочены и не могут удержаться на настоящей работе, – говорит Шарлотта.
Джули смеется.
– Я думала, ты такой и станешь.
– Ну что ты, детка. Я просто увлекаюсь йогой. Начинай беспокоиться, когда я брошу курить. Короче, этот парень, которому пришлось бросить работу, китайскими травами чуть кого-то не прикончил. Он неправильно понял одну из своих книжек – или переводчик с китайского что-то напутал, – и в результате вышел полный пиздец.
– Господи. Не могу сказать, что ты меня успокоила. Так чем таким отличается Вэй?
– Он абсолютно… Ну, я не знаю. Он просто… серьезный чувак, как я и сказала.
– Погоди… я так поняла, ты с ним не встречалась?
– Я сказала, что толком его не знаю. Я видела его лишь раз, и то пару минут.
– И?
– Это было словно вдруг включили свет, а я даже не сознавала, что было темно. Честное слово, Джул, я бы не стала знакомить его с Люком, если бы не была уверена, что он сможет помочь. Он действительно не такой, как все.
– А откуда его знает твоя подружка?
– Ее муж Уолтер редактирует книгу – то ли «Медитация на автостраде», то ли «Бетонная карма», что-то такое. Про то, как использовать нью-эйджевское мышление для облегчения стрессов современной жизни. Вэй пишет для нее одну главу. Вот как я про него услышала.
– Так, значит, он писатель?
– Нет, не думаю. Он больше известен своими лекциями. Уолтер подкатил к нему с предложением насчет книги, и, по-моему, сначала Вэй сказал «нет», потому что затея была слишком коммерческой. Тогда Уолтер пообещал, что пожертвует значительную часть прибыли «Свободному Тибету», и Вэй согласился. Они его доставили сюда самолетом. Это потрясающе, что Люк сможет увидеться с Вэем. Знаешь, Вэй действительно знаменит.
– Доставили самолетом? – переспрашивает Джули. – Прямо из Китая?
– Нет, из Америки. Он был изгнан из Китая.
– О. Что ж, наверное, тогда всяко лучше иметь дело с ним, чем с каким-нибудь бородатым чокнутым английским мошенником.
– Ты правда ненавидишь нью-эйдж, а?
– Да.
– Почему?
– Ты ведь не была знакома с моей мамой?
– Нет. Она же куда-то уехала?
– Да. Она всерьез увлекалась нью-эйджевскими делами, хотя тогда это еще не называлось нью-эйдж.
Ну, я не знаю, просто очередная хипповская заморочка или типа того. Ох, как меня тошнило от мунго-вой фасоли, семечек подсолнуха, турецкого гороха и от того, что все приходилось есть с кориандром…
– Я люблю кориандр.
– А я ненавижу. От одного запаха меня выворачивает.
– По-моему, ты сильно сердита на свою маму, а? – говорит Шарлотта.
Джули вздыхает.
– Ох, на самом деле я не хочу в это углубляться.
– Не хочешь давать выход своему гневу, типа того?
Джули смеется.
– Прости, – говорит она. – Что-то я и вправду на этом зациклилась. Умолкаю.
– Не беспокойся, детка. Все пучком.
– Ну, тогда расскажи мне, как ты увлеклась аюрведой.
– Ага, а ты начнешь обвинять меня в том, что я фанатка нью-эйджа.
– Нет, не начну. Я знаю, что ты не фанатка.
– О'кей, слушай… По-моему, я тебе не рассказывала, но я чуть не загнулась после того, как уехала с Уинди-Клоуз – слишком много бухла и кокса, а порой даже герыча…
– Шарлотта!
– Я знаю… Короче, мне нужно было найти какую-то альтернативу или сдохнуть, такие вот дела.
– Господи. И что ты сделала?
– Я позвонила «Самаритянам».
– Из-за наркотиков?
– На самом деле нет. Хотя отчасти да. Я думала, мой дом оккупировали мухи.
Джули не может удержаться от смеха.
– Мухи?
– Ага. Тетка-психолог сказала, что у меня стресс, и посоветовала мне научиться медитации.
– Мне казалось, что им не положено советовать.
– Не думаю, что можно злоупотребить медитацией, Джул. – Шарлотта улыбается. – В общем, случай с мухами стал последней каплей. Я поняла, что нахожусь на грани бзика, и записалась на курс медитации в «Центр обучения для взрослых», а потом весь наш класс занялся йогой, и я решила остаться – в основном потому, что после медитации мне было как-то не по себе, я не могла двигаться, а еще потому, что учитель выглядел очень сексуально. В общем, через пару занятий мне стало получше. Я спросила учителя, не стоит ли мне до кучи изменить свой рацион – не знаю, зачем, само с языка слетело; я не сомневалась, что мне велят отказаться от бухла, кофе, курева, шоколада и всякой химии, как и при любой гребаной диете, но этот мужик просто оглядел меня с ног до головы и сказал: «Попробуй с недельку питаться так: овсянка на завтрак, рисовый пудинг и банан на обед, рис со сливочным маслом на ужин, а потом любые сладкие фрукты и мед – и не смотри телевизор во время еды». Я подумала, что он бредит, но звучало это вполне симпатично, так что я попробовала. Через несколько недель мне стало так хорошо, что я решила спросить, в чем хитрость этой диеты, и он объяснил мне основы аюрведы. Потом я отправилась в приют, встретила Джемайму и узнала от нее про эти курсы в Индии. Учиться можно за бесплатно, но ученик обязан передавать свои знания другим. Это круто.
– Ты действительно превратилась в хиппи, – говорит Джули, качая головой.
– Здорово, правда? Новая я определенно лучше прежней.
К трем утра скафандр почти закончен.
– Не могу поверить, что мы это сделали, – говорит Шарлотта.
– Ты ничего не сделала! – возмущается Шантель. – Ты всю ночь сидела в углу и курила свои самокрутки.
– Да, – соглашается Шарлотта. – Я руководила.
Дэвид скотчем приматывает к сапогам серебряную фольгу.
– Готовчинский, – бормочет он.
– Когда пойдем смотреть на фургон? – спрашивает Лиэнна.
Джули и Шарлотта запарковали его в промзоне, чтобы не возбуждать подозрений на Уинди-Клоуз. После того как они вернулись к Люку, Джули изучала карту, а Шарлотта сидела в углу и давала разные непрактичные советы насчет скафандра. Лиэнна тихо сшивала куски, которые ей велели сшить, и трудно было сказать, в настроении она или нет. Шантель и Дэвид сделали почти всю серьезную работу, а Люк тем временем думал о том, что скоро взаправду уедет из дома, и волновался все больше.
– Если хотите, можете все пойти глянуть, когда закончим, – говорит Шарлотта.
– Люк мог бы опробовать свой скафандр, – предлагает Шантель.
– Нет, – возражает Джули. – Джин узнает. Мы не можем рисковать до завтра.
– Ну, так каков план? – спрашивает Шантель. – Как мы завтра улизнем?
Джули поднимает взгляд от карты.
– Мы этого до сих пор не продумали, – говорит она. – Лучше сделать это сейчас. Впрочем, особых трудностей не предвидится – завтра вечером Джин едет в «Бинго» с Доной и Мишель, так что мы отчалим, пока их не будет.
– Ты собираешься оставить записку или что-нибудь в этом роде? – спрашивает Шарлотта.
У Люка вдруг делается несчастное лицо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39