А Инна, бедная, на шпильках, вся в мехах, я-то халат теплый поверх надела, а ей пришлось в чем пришла таскать этот труп.
— Ничего не поменялось за три года, — сокрушенно покачала головой Надежда Тихоновна. — Я как заграничный фильм про больницу посмотрю, так и вспоминаю наше убожество. Вроде и оборудование уже какое хочешь есть, и медикаменты, пусть дорогие, но есть, а вот так, чтобы улучшить работу персонала, так на это денег не хватает.
Разлили по очередной чашке.
— А что с твоим? — Нюра кивнула в сторону Андрея.
— Машина сбила. Множественные переломы, повреждения черепа. Он без сознания уже три недели.
— Наверное, единственный сын в семье? Вон уход какой обеспечили.
— Тесть у него богатый. А жена такая милая девушка. Анечкой зовут. Все время здесь проводит. Приходит, садится рядом, рассказывает ему все. Почти всегда плачет. Правда, последнее время что-то у нее самой со здоровьем не так, ее несколько дней не было.
— А ты что думаешь? Выкарабкается?
— Кто его знает? Сама видишь, он на искусственной вентиляции легких. Так вроде крепкий, а была остановка сердца. Здесь уже как Бог даст. Да и Анечка все время твердит, что ему поможет чудо. Конечно, чудо. Будто бы ты, Нюра, сама не знаешь, как мало больных, которые выходят из этого состояния. А те, кто выходят? Разве они люди? Или остаются на всю жизнь парализованными, или не помнят ничего, а еще того хуже, лишаются рассудка. Я только один случай и помню, который закончился благополучно. Помнишь ту женщину?
— Это какую? Ту, что муж хотел зарезать?
— Да, её. Она после операции в себя не пришла. Полгода была в коме. За ней даже толком никто и не ухаживал из родных. Она как-то сама выкарабкалась. Мы тогда все говорили, что Бог помог. Детишки у нее были маленькие. Вот такое чудо!
Нюра с пониманием качала головой.
— Ты сейчас про чудо сказала, я тут кое-что вспомнила. К этому, конечно, отношения не имеет, но все равно странно как-то.
— Ты про что?
— Какое-то время назад, еще до того, как заболела, мыла я полы и вдруг смотрю, мне навстречу кошка идет. Такая, знаешь, огромная, серого цвета. Идет так смело прямо по центру коридора. Я даже оторопела. Откуда она? Как пробралась? Времени было за полночь. Кругом тишина. Я на нее: «Кыш, кыш» — а ей хоть бы что. Она даже не остановилась. Я тогда за веник и к ней. Ну, думаю, сейчас огрею. А она, не останавливаясь, поворачивает голову и так внимательно на меня смотрит. У меня прямо мороз по коже. Стою, как дура, смотрю на нее, а она подходит к одной палате, лапой открывает дверь и туда нырк. Я за ней. А больные спят давно, света не включишь. Я ее позвала «кис-кис», а она спряталась и сидит тихонько. Ну, я тогда и подумала, да пусть сидит, утром словим. Только утром я про нее забыла. А когда пришла на следующее дежурство, узнала, что в той палате женщина умерла в ту ночь.
— Ну и что? Совпадение, — Надежда Тихоновна не любила такого рода истории.
— Я тоже тогда так подумала. Вернее, я даже и думать про это забыла.
Нюра не заметила, что Надежда Тихоновна стала слушать с легким раздражением.
— Только в следующее мое дежурство, — рассказывала она дальше, — эта кошка появилась опять. Все повторилось, как в первый раз. Я смотрела в каком-то оцепенении, а она шла по своим делам. Так случалось не один раз. И каждый раз после ее визита кто-нибудь умирал. Вот и думай.
Надежда Тихоновна даже не стала комментировать услышанное. Она поднялась из-за стола и стала собирать посуду. Собрав все, направилась к мойке. Повернувшись к Андрею, невольно вскрикнула и выронила чашки из рук. Вслед за ней вскрикнула и Нюра.
На постели у изголовья Андрея сидела огромная серая кошка. Она обнюхивала его, поставив одну лапу ему на шею.
* * *
Андрей почти добрался до верха. Он уже видел как развиваются одежды на Ангеле, он уже слышал прекрасную музыку, он уже ощущал почти блаженство, он так долго, блуждая, шел сюда. Он победил.
— Я рада видеть тебя, Андрей, — Ия улыбалась.
Андрей улыбнулся в ответ и почувствовал, что очень хочет поговорить с ней. Ему о многом нужно ей сказать и о многом спросить. Но на какой-то миг растерялся, решив, что не найдет нужных слов. А ему так хотелось, чтобы слава были необыкновенно добрыми, чтобы звучали, как та мелодия, которая лилась нежным, ласкающим ухо мотивом. Как захотелось ему слиться с этими звуками. Он заговорил… Слова сами стали складываться в непонятный слог, Ия тут же подхватила его.
— Я тоже очень рад. Я шел к тебе всю жизнь. Я так стремился к этому. Наградой лучшей — есть твоя улыбка, — Андрей протянул руку.
— Ты заблуждаешься на этот счет. Тебя другая ждет награда — много лучше…
— Другая? Мне другой не нужно. Мне хорошо с тобою, здесь, сейчас.
— Мой друг, здесь жизни нет и смерти, впрочем, тоже. Здесь пустота, здесь холод, лед. Задерживаться здесь? Какая в том награда? И в мир совсем иной тебя дорога ждет. Я направление указать сумею, я проведу тебя на всем пути. Но только укажу, а выбор за тобою, ты должен захотеть его пройти.
— Дорога говоришь и новый выбор? Не знаю, есть ли смысл в выборе ином?
— Да, без сомненья, есть. Ты только должен вспомнить об обещании своем одном.
— Об обещании? Не помню. О каком? Кому мог обещать я, что? Скажи мне.
— Своей любви. Она сейчас одна, ей плохо. Ее энергия почти иссякла вся.
— Любви? А что это такое? Значение не помню слова я.
— Не в силах объяснить того, чего не знаю. Познать любви мне не дано. Я лишь скажу, что отдала бы все на свете за ощущенье мига одного, той пылкой страсти. Но, увы, лишь люди любви достойны — так решил Творец. И ты познал ее в той жизни, но это лишь начало, не конец! Ты обещал любви своей всегда быть рядом. На миг не оставлять ее одну. Но так уж суждено, и выпал жребий, тебе побыть в таинственном плену. Ты обновился здесь, другой теперь ты. И возвращение назад порадует не всех. И коль оступишься, поверь мне, у многих вызовешь ехидный смех. Будь выше их, ты справишься, я знаю. Твои задачи им не по плечу. Но для начала должен ты вернутся… И этого не только я хочу. Твоя любовь, она к тебе взывает, пытаясь пламя страсти уберечь. Всего одной лишь искоркой мерцает, но и ее готова до конца стеречь.
— Я ничего не понимаю. Веришь? Но знаю, зла не можешь мне желать.
— Ты для начала сделай вдох глубокий. Ты должен научится сам дышать.
— Глубокий вдох? Что это даст?
— Даст силу, даст новый шанс, откроет путь.
— Домой? Туда, где грустно плачет голос?
— Домой. К нему, а прочее забудь.
— Забыть все, что познал здесь? Что за вздор?
— Не все, себя имела лишь в виду.
— Но, Ангел, как же так, — и он потупил взор.
— Скорее за тобой идут!
— Скорее что?!
— Дыши, пытайся.
— Но мне мешает, что-то.
— Постарайся.
— Мне тяжело, но просьбу я исполню. До свиданья…
— Нет. Прощай.
— Так говоришь, там будет лучше?
— А ты вернись и сам узнай!
* * *
Надежда Тихоновна первой вышла из оцепенения. Она тут же замахала руками и бросилась на кошку. Та, изогнув спину, зашипела, но с места не сдвинулась.
— Вот номер. Не хватало, чтобы я еще кошки испугалась! А ну пошла отсюда! — не долго думая, ухватила животное за холку и швырнула что было силы в сторону двери.
Кошка даже не мяукнула. Упав на все четыре лапы, постояла еще какое-то время, глядя на обидчицу, а потом вальяжно направилась к выходу. Надежда Тихоновна хотела что-то сказать в ее адрес, но тут Андрей резко прогнулся и сильно закашлял.
— Господи! — сразу кинулась к нему. Нюра тоже подскочила.
— Агония, что ли? — спросила у медсестры.
— Дура. Беги скорей за Александром Леонидовичем. Скажи, что Андрей начал сам дышать. Аппарат отключить нужно.
— Ой, страсти какие, — и бросилась к двери.
* * *
Александр Леонидович не был дежурным в этот вечер, и по логике ему давно полагалось быть дома, на любимом диване. Но сегодня он оперировал шестилетнюю девочку. Операция затянулась, но желаемого результата не принесла, девочка скончалась. У нее был порок сердца, можно было обойтись без операции, во всяком случае, ему надо было настоять. Но состоятельные родители во что бы то ни стало хотели вылечить ребенка. В результате сердце девочки не выдержало.
Он давно не ощущал такой утомленности и разочарования. Ко всему прочему, разболелась голова. Что-то частенько это стало происходить в последнее время. Все из-за избыточного веса. Он старательно с ним боролся и даже, случалось, побеждал, а потом немного расслаблялся, и все начиналось сначала. Он изнурял себя диетами, постами, физической нагрузкой, когда была возможность. Ведь он еще достаточно молодой мужчина. Сорок пять — разве это много? Тем более все время на виду.
В незашторенном окне виднелись очертания храма, построенного недавно, прямо на территории больничного городка. Освещение на улице было слабым, но купола все равно таинственно поблескивали своими макушками, а может, это просто серебрился снег. Александр Леонидович, атеист по натуре, не очень-то приветствовал появление этой постройки, но не он принимал решение.
Вот пост — это совершенно другое, это полезное дело для оздоровления организма. В пост он верил. А еще, на удивление, он верил в гороскопы. Всегда читал их, а потом подгонял события прошедшего дня к звездным предсказаниям.
Пора было собираться домой. И в тот самый момент, когда он уже поднялся, чтобы надеть верхнюю одежду, в кабинет без стука ворвалась Нюра.
— Александр Леонидович, там больной из люкса дышать стал, — запыхавшись, сказала она.
— Да ну?
— Надежда Тихоновна за вами послала.
— Позвонили бы.
— Да, ничего, так надежней.
Александр Леонидович улыбнулся. Вернулось хорошее настроение, уверенность в себе и в том, что он делает. Надо позвонить жене, предупредить, что задержится.
* * *
Игорь проснулся с тяжелой головой. Несколько часов сна не сняли стресса, не погасили усталости, не привели мысли в порядок. Он сел на постели и некоторое время всматривался в смутные очертания неосвещенной комнаты, постепенно возвращаясь к реальности. Жизнь продолжается, надо жить.
А раз так, то пора выходить на свет. Он встал и вышел из комнаты.
Александра Станиславовича не было. Он ненадолго отлучился, оставив Анну на Ларису Ивановну. Игорь, жмурясь от света, зашел на кухню. Там было тепло и вкусно пахло. Анна сидела за столом и внимательно слушала, что ей рассказывала повариха. Перед ней стояла чашка с какао.
— Привет, Гарик. Как поспал?
— Привет, Анька. Плохо, — Игорь сел рядом и протер глаза. — Есть хочу. Покормите человека.
— Ничего ему не давайте, Лариса Ивановна.
— Это почему же? — возмутился Игорь.
— Потому, что ты на меня сказал «Анька».
— Ой, жадюга! Забыла, как я в твою бытность журналисткой последней булочкой делился?
— Вспомнил!
— А ты думала? Вот так делаешь, делаешь людям добрые дела, и все впустую. — Игорь насупился.
— Ладно. Ешь. Не хватало, чтобы ты принял смерть от голода, да еще и по моей вине.
— Другое дело. Чем покормите, Ларисочка?
— Ну, ужин еще не готов, но с обеда остался борщ…
— Буду.
— Утка с яблоками…
— Буду два раза.
— Семгу я жарила…
— С соусом?
— Есть и соус, да еще грибочки в сметане…
— Зачем вы ужин готовите? Все давайте, и побольше, я со вчерашней ночи ничего, кроме оливок, не ел.
— Не лопнешь?
— А хоть и лопну, никто не заплачет.
— Я заплачу.
— Ой, утешила. Да тебе плакать, как мне с горы катиться.
Анна засмеялась:
— Ну ты сволочь.
— А ты думала. На том и стою. Профессия у меня, знаешь ли, такая.
— Звукорежиссера, что ли?
— Нет. Приходящего на помощь таким дурочкам, как ты.
— Кошмар. Лариса, заткните этому беспардонному, с позволения сказать, типу рот. Хотите — уткой, хотите — рыбой.
Зазвонил телефон. Анна вздрогнула и побледнела.
— Что-то с Андреем.
— С чего ты взяла?
— Не знаю. Почувствовала.
— Ну, так сними трубку.
— Боюсь. Лариса Ивановна… — Анна умоляюще посмотрела на кухарку.
Та молча кивнула и подошла к телефону.
— Это Александр Леонидович, тебя, Анечка, — протянула трубку.
Анна с испугом глянула на Игоря. Тот пожал плечами.
— Слушаю. Добрый вечер. Что-то случилось? Не может быть! Правда? Я сейчас приеду! Хорошо… Приеду завтра. До свидания. Спасибо вам.
Анна сияла от счастья.
— Чего молчишь? — спросил Игорь.
— Андрей, Андрюшенька… Его отключили от аппарата, — Аня смеялась и плакала одновременно.
— Вот, пожалуйста, опять ноет. Тонкослезая ты наша, — Игорь наклонился, поцеловал девушку в щеку и заулыбался сам.
— Я знала, что все у него получится. Я верила. Никто не верил, а я верила. А он назло всем. Как я его люблю! — Анна от счастья зажмурила глаза.
— А я тоже всегда это утверждал. Забыла? Андрон — наш человек!
— Гарик, я тебя обожаю! Что бы я без тебя делала? Особенно тогда, на дороге.
— Да ладно, Анечка, проехали, — Игорь смутился. — В конце концов, меня когда-нибудь покормят?
— Лариса Ивановна, я тоже есть захотела.
— Ой, девочка моя, конечно. Чего тебе предложить? — захлопотала та.
— Всего, что Гарику, и два раза. Мне надо есть за себя и за своего парня.
— Надо говорить «за того», — поправил Игорь.
— Это ты будешь есть «за того», а я буду за своего.
— Уверена?
— УЗИ подтвердило. Хочешь, снимок покажу?
— Очень мне надо эмбрионы рассматривать.
— Дурак ты, и ничего не понимаешь.
— Анечка, ты мне покажи, — попросила Лариса Ивановна. Она уже накрыла на стол и с умилением наблюдала за смеющейся девушкой.
— Сейчас принесу, — Анна бросилась в комнату.
* * *
Поев, Анна предложила пойти погулять. Это вызвало у Игоря недовольную мину.
— Там холодно.
— Ну, пожалуйста. Там так красиво. Я весь декабрь просидела или дома, или в больнице. Ну, Гарик.
— Ты и мертвого уговоришь. Но разве с тобой можно куда-нибудь ходить? Сейчас соберется сопровождение с роту.
— А мы от них сбежим.
— Ань, не начинай. Я вот этот твой блеск в глазах, нездоровый, надо заметить, терпеть не могу. Лучше сразу скажи, что задумала, а то имей в виду, у меня еще плечо не зажило.
— Мне нужно кое-что тебе рассказать.
— Специально подгадала, чтобы отца не было?
— Собирайся, умник.
— Лариса Ивановна, будете свидетелем, какой тут сплошной произвол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56