– Да, – терпеливо подтвердил Лайн. – Видела.Виктория кивнула:– Понятно. – К ее столу подошел официант с кофейником. – Ты тоже был в отеле?– Я привез тебя сюда. После вечеринки. Ты настояла на партии в покер. Французский актер попытался удрать с твоими часами, а когда я воспротивился, решил побить меня.– Как… необычно.– Я приехал на вечеринку поздно, когда ты заявила Пьеру Бертею, что в один прекрасный день у тебя будет яхта больше, чем у него.Виктория выронила ложку, которая, звякая, улетела под стул Лайна. Как она могла сказать такое Пьеру Бертею? Но это так на нее похоже. Лайн подал ложку Виктории.– Извини.– Ничего страшного, – отозвался Лайн. Он действительно не очень хорошо выглядел, особенно с красной, распухшей переносицей. – Рад, что ты нашла мой кушак и очки, – добавил он.– О! Так они твои? Я нашла их у себя в номере сегодня утром. – Тут Виктория поняла, что он совсем плохо выглядит. И затем внезапно вспомнила, как Лайн вошел в ее номер, застал там француза и выволок его в коридор. Виктория откашлялась. – Ты… э… провел ночь… в отеле, я хотела спросить?Она услышала, как Лайн помешал кофе, отхлебнул.– Формально да. Я проснулся на полу в твоей комнате. Полностью одетый, могу добавить.– Мне так и показалось, что в моем номере был мужчина, – небрежно заметила Виктория и взяла меню. Прошла минута. – Лайн? Я в самом деле говорила Пьеру, что когда-нибудь куплю яхту больше, чему него?– Утверждала это, – уточнил Лайн.Она кивнула. Неудивительно, что лицо Пьера напоминало печеную картофелину.– Это было… некрасиво? – осторожно спросила Виктория.– В этой части нет. По-моему, Пьер удивился, но еще не рассердился.– О Господи! – Виктория откинулась на стуле.– В принципе ты устроила специальный показ Виктории Форд, – сообщил Лайн, складывая газету.– Ясно. – Она помолчала. – А что же его рассердило?– Точно не знаю, – ответил Лайн. Официант принес ему яйца. – Возможно, твое высказывание о том, что мировой модой будут заправлять женщины, а сам он в ближайшие десять лет сойдет со сцены.– Ну, это не так уж страшно…– Да. И как я сказал позже, у тебя была веская причина защищаться.– О да! – Виктория, закрыв глаза, потерла виски. – Уверена, что была.– Этот тип заявил, что, получив деньги, тебе следует бросить работать, найти мужчину и обзавестись детьми.– Отвратительное заявление.– Ну да, я пытался объяснить ему, что жительнице Нью-Йорка подобного говорить не следует.– И он плохо к этому отнесся?– Да. Сказал, что его тошнит от деловых женщин и что мир устал от женщин, ведущих себя как мужчины, от женщин, таскающих портфели, и что на самом деле женщины хотят сидеть дома, мечтая, чтобы о них заботились. – Лайн помолчал. – Эти галлы очень провинциальны. Что бы они о себе ни воображали.– Очень мило, что ты за меня вступился.– Вообще-то в моей помощи ты не нуждалась. Ты сама прекрасно за себя постояла.– Дралась как тигрица? – Виктория бросила в кофе три кусочка сахара.– Растерзала их в клочья. Когда ты покончила с ним, от этого француза не осталось ничего, кроме лужицы шампанского.– Но я же не хотела. Правда не хотела.– А вот он, похоже, уверен, что хотела. Встал и в гневе удалился.– О Боже! – Допив кофе, Виктория налила себе еще. – Как по-твоему, он… безнадежно оскорблен? Ну должен же Пьер понимать, что мы сцепились по пьяной лавочке, а? Он очень чувствительный, да?– Что ты хочешь этим сказать?– Только очень чувствительный, инфантильный мужчина встает и уходит в разгар дискуссии. И это, как правило, означает одно: он избалован и не любит слушать, что ему говорят.– Кажется, именно это ты ему и сказала, слово в слово.Виктория застонала. Ей захотелось спрятаться под стол. Лайн прав. Она сказала именно это.– Едва ли ему это понравилось. Хотя мне показалось смешным. Пьер Бертей – избалованный ребенок, и пора ему узнать об этом.– Я тоже была права. И кажется, тоже готова съесть яйцо. – Прошла еще минута, и Виктория, охваченная паникой, круто развернулась. – Лайн? Он… не очень разозлился, нет? Ну, не настолько, чтобы отменить нашу сделку?..– По-моему, ты как раз об этом и попросила его. – Лайн сочувственно улыбнулся.Схватив телефон, Виктория выбежала из ресторана. Через несколько минут она вернулась, едва переставляя ноги. Оглушенная, села на стул.– Ну? – поинтересовался Лайн.– Он сказал, хорошо, что я еще не подписала бумаги, поскольку подобное соглашение требует длительного и серьезного анализа от обеих сторон.– Сожалею, – тихо произнес Лайн.Виктория уставилась на море. Она чувствовала, как к глазам подступают слезы.– Ничего, – сдавленным голосом пробормотала она. На глазах показались слезы, и Виктория вытерла их салфеткой. – Я дура. Только и всего. А теперь, вероятно, я загубила свой бизнес.– Да ну, ничего ты не загубила. Твой бизнес все еще у тебя.– Все не так просто. Я только что поняла о себе нечто ужасное. С Пьером Бертеем я вела себя точно так же, как со всеми мужчинами, с которыми меня связывали какие-то отношения – деловые или личные. В какой-то момент я начинаю выкаблучиваться, а затем теряю человека. Я… как ты это называешь… задаю им жару. И они убегают. И разве можно их винить? То же самое я сделала с тобой и с Пьером… А ведь с ним я даже не спала…– Ты же знаешь, как говорят: деловое партнерство – это своего рода брак. И если он распадается, это плохо. Во всяком случае, проблему ты определила. А ты всегда говоришь, что нельзя решить проблему, пока правильно не определишь ее.– Я действительно так говорю? Господи! Сколько же всякой чуши я иногда говорю.– И иногда это действительно правда. – Лайн встал.– Куда ты собрался?– Мы идем по магазинам. – Лайн протянул ей руку.Виктория покачала головой:– Я не смогу сейчас ходить по магазинам. Я разорена.– Я покупаю, детка. – Лайн рывком поднял ее на ноги. – Ты мне – я тебе. В следующий раз, когда у меня сорвется какая-нибудь сделка, ты поведешь меня по магазинам.– Это дорогостоящее предложение.– А я ожидаю, что к тому времени ты будешь в состоянии позволить себе это. – Лайн обнял ее за плечи. – Мне нравится думать об этом вот в каком ключе, – продолжал он, небрежно забирая у Виктории очки и надевая их, – не каждый день теряешь двадцать пять миллионов долларов. То есть многие ли могут похвастаться подобной неудачей? 14 Наклонившись, Нико О'Нилли пристально вглядывалась в увеличительное зеркало: разделив волосы на пробор, она искала седые. Корни отросли миллиметра на три, и у самой кожи, среди более темных волос естественного цвета, вызывающе пробивались яркие и серебристые, поблескивавшие, как елочная мишура. Отличаясь от других и по структуре, эти волосы стояли торчком и слегка курчавились. Даже мощный фен уже не в силах был укротить их. Отрастая, они сопротивлялись краске, а когда Нико разобрала волосы на пряди, то обнаружила волосы, напоминавшие по цвету потускневшее серебро. Ее мать расплакалась, когда в тридцать восемь лет нашла первые седые волосы, и Нико помнила, как пришла в тот день домой и застала ее в слезах – она смотрела на выдернутые седые волосы.– Я старая, ста-а-арая, – всхлипывала мать.– Что это значит, мама?– Это значит, что папа больше не будет меня любить.Тогда, в свои пятнадцать лет, Нико сочла эту мысль смехотворной.«Я никогда не опущусь до такого, – решила она. – Никогда не попаду в такое положение».Со вздохом отойдя от зеркала, Нико вымыла руки. Несмотря на все усилия, она чувствовала себя словно постаревшей за минувшие полгода. Нико понимала: совсем этот процесс не остановить, когда-нибудь ее волосы поседеют и наступит менопауза. Но в последнее время все чаще спрашивала себя, на что она будет похожа, если отказаться от разнообразных инъекций, косметики и краски для волос. Теперь ей иногда явственно представлялось, что под привычными косметическими ухищрениями скрывается старая карга, не рассыпающаяся лишь благодаря клею и краске.Овца в шкуре ягненка.С другой стороны, овцы гораздо интереснее ягнят, хотя бы уже потому, что прожили долго и только после этого стали овцами. Ягнят съедают, овец – нет.И на этой слегка ободряющей ноте Нико спустилась вниз.Сеймур сидел в утренней столовой, изучая брошюры по недвижимости, посвященные дорогим особнякам в Уэст-Виллидже.– Тебе действительно нужен дом побольше? – спросила она.– Да. – Сеймур сделал пометку в одной из брошюр. – Сейчас недвижимость на Манхэттене – самое лучшее вложение средств. Если мы купим особняк за пять миллионов долларов и отремонтируем его, через десять лет он будет стоить пятнадцать. – Он поднял глаза. – Ты завтракала?– Да.– Лгунья, – заметил Сеймур.– Яйцо я съела, честно. Если сомневаешься, проверь тарелки в посудомоечной машине.– Не пойдет. – Откинувшись на стуле, Сеймур с обожанием смотрел на жену. – Даже если ты ела, то не оставила на тарелке ни следа.– Я ела, мой дорогой. Даю честное слово. – Через плечо Сеймура Нико заглянула в брошюру. – Нашел что-нибудь интересное?– На Западной Одиннадцатой улице есть особняк, сорок футов по фасаду, в плохом состоянии. Его владелец музыкант – соло-гитарист в какой-то группе хэви-метал. Пять этажей, площадь более восьми тысяч квадратных футов.– Нужно ли нам столько места?– Думаю, нам следует купить еще один дом и в другом месте, в Аспене, например.«С чего это он увлекся покупкой домов? – подумала, садясь, Нико. – Скука одолевает?»– Ты ведь не завтракала, сознайся?Нико покачала головой. Сеймур встал.– Тогда я сварю тебе яйцо, – предложил он. Нико коснулась его руки.– Только не всмятку, – прошептала она. – Меня от них тошнит.– Поэтому ты последние дни не завтракаешь? – спросил он. – Может, тогда что-то другое?– Хорошо, – согласилась Нико. Вот теперь она лгала.– Ну, тогда глазунью. И тост. Или от тостов тебя тоже тошнит?– Немного, – призналась Нико. – Просто, – с неожиданным пылом проговорила она, – наша жизнь настолько регламентирована…– Да? – удивился Сеймур. – А по-моему, ничуть. С нами постоянно происходит что-то новое. У тебя новая работа, а скоро у нас появится новый дом. Мы будем устраивать более грандиозные вечеринки. Не удивлюсь, если однажды к нам пожалует президент. Предыдущий наверняка откликнется на наше приглашение. – Он пошел на кухню и остановился. – Если ты хочешь увидеть в числе гостей экс-президента, только скажи. Я сразу же приглашу его.Ей бы обрадоваться. Бывший президент на одной из ее вечеринок. Не такая уж и нереальная затея. По всему Нью-Йорку и в «Сплатч Вернер» пойдет слух: бывший президент ужинал в доме Нико О'Нилли. Но внезапно это показалось незначительным. Как сказать Сеймуру, что ей все равно – так или эдак? Она не могла.– Сеймур, ты чудо.– Ты не одинока в своем мнении, – кивнул он. – А если сдоба вместо тоста? Повар принес маленькие, с черникой. Катрина их любит…Нико лениво посмотрела на брошюры.– Замечательно, – пробормотала она.Но есть ей не хотелось. Все эти дни она почему-то нервничала. Сказывалось напряжение новой работы. В какие-то дни Нико просыпалась с массой новых идей, в другие – с неприятным гудением в голове, словно к мозгу подключили электропровода. В последние дни Нико действительно не завтракала, и Сеймур каким-то образом заметил это. Через несколько минут он вернулся с яичницей-глазуньей и маленькой сдобой, кусочком сливочного масла и ложкой джема на фарфоровой тарелке. Улыбнувшись ему, Нико подумала: «О, Сеймур, я так плохо с тобой поступила. И тебе все равно? Ты заметил все остальное, но только не это». Ее роман с Кирби продолжался, хотя встречи стали менее частыми и бурными. Но если она откажется от них, у нее вообще не будет сексуальной жизни.Сеймур пристально посмотрел на жену.– Ты прекрасно выглядишь.– Стараниями Виктории. Сегодня вечером премьера фильма Венди, не забыл? Ты с Катриной придешь в мой офис или встретимся в кинотеатре?– Пожалуй, в кинотеатре.– Ты наденешь костюм?– А нужно?– Хорошо бы. Сегодня большое событие. Для Венди это особый вечер. Она работала над своим фильмом десять лет. – Нико занялась яичницей. – Если «Пилигримы поневоле» будут номинированы на «Оскара» как лучшая картина и получат его, пару лет Венди не нужно будет ни о чем беспокоиться.– А как же Селден Роуз? – спросил Сеймур, снова листая брошюры.– Его нейтрализовали. – Нико посмотрела на макушку Сеймура и ощутила прилив чувства, похожего на любовь. – Я куплю тебе сегодня галстук. Для вечернего выхода.– У меня полно галстуков. Тебе не обязательно это делать.– Но я хочу, – возразила Нико, думая: «Сеймур, я люблю тебя. Но не влюблена в тебя». На мгновение она попыталась представить, что любит Сеймура, но это не удалось. – Сегодня Катрину в школу отвезу я, – внезапно сказала Нико. – А после премьеры мне, возможно, придется вернуться в офис, так что я пришлю машину, которая будет в вашем распоряжении весь вечер.Нико встала и взяла тарелку. Сеймур посмотрел на нее и беззаботно улыбнулся:– Хорошего дня. Я хочу договориться на выходные и посмотреть эти особняки. Тебе удобно в субботу днем?– Конечно, – ответила Нико.Она вышла из комнаты, подумав, что, если бы была «влюблена» в Сеймура, их жизнь стала бы гораздо сложнее.
В тот день на улице было холодно, минус пять, а ведь только первое декабря! В воздухе чувствовалось приближение снега, словно вот-вот произойдет какое-то чудо. Внизу, у тротуара стоял ее новый автомобиль с шофером. Когда Нико была главным редактором «Фейерверка», она пользовалась лимузинами, но теперь, как генеральному директору и президенту «Вернер пабликейшнз», компания предоставляла ей в круглосуточное пользование машину (любую, по ее выбору, лишь бы абсолютно новую – это диктовалось условиями страхования) с водителем. Когда она состарится и доживет до семидесяти или восьмидесяти лет – это произойдет через несколько десятилетий, но в целом не за горами; годы летят так быстро, – то оглянется назад и подумает: «Когда-то у меня был свой автомобиль с шофером. Серебристый седан «БМВ-760» с серебристо-серым интерьером. Водителя звали Димитрий, и волосы у него были блестящие и черные, как лакированные». А возможно, в семьдесят или восемьдесят она, величественная старая дама, богатая и красивая, все еще будет работать – как Виктор Мэтрик – и разъезжать в своем старом серебристом «БМВ» подобно тем легендарным женщинам, которых встречаешь на балетном ленче.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54