Проклинай меня, Эжен! Ты имеешь на это право, я была безумна, слепа и не заслужила твоей преданной любви, но ты не можешь запретить мне взять к себе свое родное дитя. Когда ты услышишь, что мать украла своего ребенка, тогда узнаешь, что Магдалена еще жива!Магдалена плотно прижалась к настывшей каменной стене. Прохожие не замечали ее в темноте. Бедняжка, в одном платье, не чувствовала холода. Мать способна перенести больше, нежели кто-нибудь другой; для матери, которая стремится к своему ребенку, не существует ни препятствий, ни страха.Любовь матери — святая любовь, самое высокое из всех чувств, чуждое всякого эгоизма, не требующее благодарности! Материнская любовь отдает все и ничего не просит для себя, она всем жертвует и великодушно прощает, когда дитя забывает о ней и скупится на взаимность. Мать, богата ли она, одевает ли свое дитя в шелка и бархат, или заворачивает его в лохмотья, — всегда Божья посланница. Она забывает все на свете и считает себя вполне вознагражденной, когда, склоняясь к своему малютке, глядит в его милые глазки, когда крошечные ручки тянутся к ней. Она отдает своему младенцу свой сон, свой хлеб, окружает его заботой, и, улыбаясь, раскрывает ему объятия, с упоением любуясь им.Магдалена вздрогнула. Свет в окошке потух. Ренарда уходила, и вероятно, до полуночи пробудет в Лувре. Магдалена хотела воспользоваться этим временем. От волнения ей стало тяжело дышать, она не спускала глаз с двери домика.Улица пустела с каждой минутой. Наконец Ренарда вышла из дома. Завернувшись в старый салоп, она почти бегом направилась кратчайшей дорогой к Лувру.Магдалена тихо, как призрак, отошла от стены и огляделась. Ни на улице, ни в окнах домов она никого не заметила. Быстро перебежав дорогу, Магдалена уже собиралась скользнуть в дверь, как Ренарда вдруг торопливо вернулась к дому, и она едва успела спрятаться в глубокой дверной нише. Старуха не заметила ее и побежала наверх по лестнице. Отчего она вернулась?Магдалена прислушалась. Ренарда забыла ключ в дверях и, будто предчувствуя беду, прибежала, чтобы спрятать его в углу, у двери, как обыкновенно делала.Магдалена ясно слышала, как старуха положила ключ на пол. Подождав несколько минут и видя, что кругом все тихо, а Ренарда больше не возвращается, горя от нетерпения, она взбежала по ступеням старой скрипучей лестницы. Сердце ее сильно билось. Ведь уже пять лет прошло с тех пор, как у нее отняли ребенка, и ей так хотелось поскорее увидеть свое сокровище.Каков-то теперь мой милый мальчик? Уже большой: и говорить, и бегать умеет. Сегодня день его рождения. Невыразимая радость охватила Магдалену при мысли, что ее ненаглядное дитя опять будет возле нее, у ее сердца. Наконец-то она снова прижмет его к своей груди.Молодая женщина осторожно, в полной темноте, нашла дверь комнаты, потом опустилась на колени и ощупью начала, искать на полу ключ. Все уголки обыскала Магдалена, но ключа нигде не было. Ею уже начало овладевать беспокойство, как вдруг она почувствовала под рукой что-то холодное — ключ нашелся. Тихонько вскрикнув от радости, она осторожно вложила его в замок и тихо-тихо отворила дверь. Глаза ее, привыкшие к темноте, ясно разглядели комнату. Она увидела в углу большую широкую постель судомойки, а рядом — другую, маленькую. Магдалена почти задыхалась от лихорадочного волнения. Подкравшись к маленькой кроватке, она наклонилась. На белых подушках спал мальчик. Магдалена с восхищением прижала обе руки к груди. У него были роскошные белокурые волосы и черты лица так напоминавшие маркиза де Монфора, что у нее слезы выступили на глазах.Долго стояла она перед малюткой, не решаясь взять его из теплой постельки. Ей стало страшно. У нее ничего не было, она, кроме любящего материнского сердца, ничего не могла дать своему малышу.Протянув руки, чтобы взять ребенка, она вдруг почувствовала, что делает нехорошо, грешит, похищая мальчика. Необъяснимый страх охватил ее душу именно в эту минуту, когда она почти достигла желанной цели.Какую будущность она готовит сыну? Много бурь и тяжелых часов придется ему пережить, разделяя ее участь. Под крылом отца, между тем, его жизнь могла бы сложиться благополучно и счастливо.Тяжелая борьба происходила в сердце Магдалены… «Откажись от дитя, ради его же счастья!» — шептало ей чувство материнской любви, — «уйди, оставь его здесь! Если ты его оставишь, он навсегда потерян для тебя!» — шептал ей другой голос. «Никогда тебе не назвать его своим. Живя среди блеска и богатства, он никогда не спросит о матери, или будет стыдиться ее».— Нет, этого не будет! — с внезапной решительностью прошептала Магдалена. — Ты научишься любить меня. И мне тоже нужно, чтобы меня кто-нибудь любил. Я не могу так жить. Матерь Божья видит мое исстрадавшееся сердце и простит меня. Я грешила, но я покаялась и до конца жизни буду каяться. Проклинай меня, Эжен, вырви из сердца последние остатки любви ко мне, но, право, я не в силах себя переломить. Мое дитя должно быть со мной.Дрожа от радости и страха, Магдалена осторожно взяла из кроватки крепко спавшего мальчика и тихонько закутала в свой большой теплый платок. Он не проснулся, только пошевелился, как будто ему было неловко, но сон опять одолел его. Ему суждено было проснуться в незнакомой обстановке и увидеть возле себя чужую женщину с заплаканными глазами — свою родную мать.Магдалена прижала малютку к сердцу, поправила платок и тихонько вышла из комнаты. Она прислушалась… внизу было тихо. Молодая женщина осторожно спустилась по узенькой крутой лестнице и вышла на улицу. Теперь она вне опасности. Редкие прохожие не обращали на нее внимания. Магдалена прошептала благодарственную молитву и исчезла в темноте ночи.Не прошло и часа, как судомойка вернулась из Лувра. Невыразимый страх овладел ею, когда она увидела отворенную дверь своей комнаты.— Иисусе! Мария! — вскричала она, и колени у нее задрожали.Старуха, шатаясь, бросилась к кроватке мальчика и похолодела от ужаса. Она дрожащими руками стала перетряхивать его постельку, потом свою, звала своего Нарцисса, все напрасно — ее милое дитя кто-то унес.Но кто? Когда?Ренарда, как сумасшедшая, бросилась из комнаты и выбежала на улицу, надеясь отыскать и возвратить его. X. ПРИЗРАК КОРОЛЯ В большом сводчатом караульном зале Луврского дворца, внизу, возле передней, сидели в тот самый вечер четверо мушкетеров.Милон Арсский еще раз налил вино в стаканы задумавшегося маркиза, Каноника и молодого виконта д'Альби.— Рассказывайте дальше, беарнец! Чем же закончилось таинственное происшествие? — спросил он своим звучным голосом, который при необходимости мог быть истинно громовым. Каноник, прислонясь головой к высокой резной спинке стула, внимательно слушал д'Альби и пытливо смотрел на него.— Вот посмотрите, господа! Я нашел эту перчатку на полу, — сказал Этьен, бросив ее на стол.Каноник продолжал молчать, а маркиз де Монфор взял перчатку и стал рассматривать красивый вензель на ней. К нему подошел Милон.— Княжеская корона! — вскричал он. — Сказать вам, кто был в ту ночь в бедном домике на улице де ла Тур?— Говорите. Вы больше знакомы с Двором, нежели я, — сказал беарнец, — мне не отгадать имени.И Каноник взглянул на вензель. По его гладко выбритому лицу скользнуло такое выражение, как будто и он догадался, кому принадлежала перчатка.— Княжеская корона… перчатку потерял Генрих Конде, честное слово! — вскричал Милон. — У него было там какое-нибудь любовное свидание, ведь это дело известное.— Но в таком случае его возлюбленная, вероятно, сквозь землю провалилась, потому что в убогой квартирке я нашел только одну старуху, которой принц наверно не стал бы признаваться в любви.— Приберегите эту перчатку, виконт, — посоветовал маркиз, — и никому больше не рассказывайте, что нашли ее.— Да разве я болтун? — рассердился Этьен. — Я считаю вас своими лучшими друзьями, потому и рассказал вам об этом происшествии и показал перчатку. Я даже не знал, чья она.— Люблю беарнцев за прямоту! — перебил Милон, похлопав виконта по плечу и взяв свой стакан. — Вы мне по душе, виконт! Не сердитесь на моего друга маркиза, он говорил с добрым намерением. При Дворе нельзя болтать о том, что видишь и слышишь.— В таком случае, благодарю за совет, — ответил Этьен и чокнулся с Милоном, потом с маркизом и слегка улыбавшимся Каноником.— Ты его совсем с толку сбил, Эжен, — укоризненно сказал широкоплечий Милон изящному красивому маркизу. — Так вы нашли перчатку и ушли, ничего не добившись…— Да, с обоими сыщиками, которых мне дал маршал, — продолжал Этьен. — Не успел я выйти на улицу, чтобы вернуться во дворец Кончини, как ко мне подбежал какой-то человек, итальянец по наружности. Запыхавшись, он объяснил, что является дворецким и доверенным маршала, и зовут его Антонио.— Он, говорят, не итальянец, а грек, — поправил Каноник, впервые заговоривший за весь вечер.— Черт с ним, кто бы он ни был, — пылко вскричал д'Альби, — Я ему показал, что я беарнец!— Ого! Он вас оскорбил? — спросил, улыбаясь, Милон.— Оскорбил? Лакей маршала? Ну, господин мушкетер, с каких это пор нас может оскорблять маршальская прислуга?— Так он слишком близко подошел к вам, виконт?— Уверен, что в другой раз ему не удастся это сделать!— Будьте осторожнее, мой юный друг, — заметил маркиз, — этот Антонио — правая рука маршала, и вы благоразумнее поступили бы, не связываясь с ним.— Виноват, маркиз. Вы очень знатного, высокого рода, но и себя я не слишком низко ставлю! Позволили бы вы какому-нибудь лакею маршала безнаказанно делать вам выговоры?— Не думаю, разумеется, — улыбнулся маркиз.— А вы, монсеньор? — обратился Этьен к Канонику. Тот дипломатично пожал плечами.— Думать все можно, — сказал он, — но поступать надо осторожно и не нарываться самим на неприятности.— Не слушайте их, д'Альби! — вскричал добродушный Милон, — рассказывайте. Что же позволил себе этот Антонио?— Он подошел ко мне и спросил, нашел ли я патера Лаврентия. Я ответил, что нет. Он вдруг насмешливо говорит, что патеру, разумеется, не трудно было уйти от меня. Я спокойно пошел дальше, не обращая на него внимания. Негодяй не оставлял меня, с каждой минутой становясь все более дерзким. «Уж у меня патер не увернулся бы, — говорил он. — Только с вами могла случиться такая неудача!» Тут у меня терпение лопнуло. Мы подходили к каналу. Я схватил бездельника за шиворот. «Да я ведь только хотел сказать, что вы здесь ни с кем не знакомы, что вы беарнец!» — испуганно закричал он, ища что-то под плащом. «Ну, вот вы и познакомитесь с беарнцем!» — крикнул я и швырнул его в воду, прежде чем он успел выхватить кинжал.— Ах, черт возьми, — рассмеялся Милон, — канал ведь выходит в Сену. Вы, пожалуй, отправили наглеца на тот свет!— Уж не знаю, что с ним было дальше, — продолжал д'Альби. — Во всяком случае он славно выкупался в студеной воде и будет в другой раз знать, как надо разговаривать с мушкетерами.— Вы мне все больше и больше нравитесь, д'Альби! — с восторгом вскричал Милон, пожимая руку новому товарищу, — и я так же поступил бы на вашем месте. Маркиз и Каноник рассуждают так, будто никогда в жизни никого не знакомили с лезвием своих шпаг, а я засвидетельствовать могу, что они никогда не спускали тем, кто становился им поперек дороги. Хе, хе! Достаточно назвать одно имя, чтобы маркиз тотчас переменился. Ну, что бы ты сделал, если бы тебе пришлось иметь дело с графом де Люинем?Эжен де Монфор сразу нахмурился.— К чему это ты заговорил о графе? — серьезно спросил он.— Я, разумеется, не знаю, что у тебя с ним было, — отвечал Милон, — ты ведь такой же скрытный, как наш политик Каноник. Я хочу только сказать, что при случае ты точно так же обошелся бы с ним, как д'Альби с Антонио!— Очень может быть, — сказал маркиз, — но мне кажется, с маршалом опасно иметь дело.— Ну, а я все-таки от души готов помочь беарнцу! Не хватало еще, чтобы всякий вздумал указывать мушкетерам, — вскричал Милон, сильно ударив кулаком по столу.— Я с тобой согласен, — подтвердил маркиз.— И я ни на минуту не задумаюсь предложить свое содействие виконту д'Альби, если понадобится поддержать честь мушкетеров! — вскричал Каноник.— Благодарю вас, господа! Если мы будем дружно делить и радость, и горе, для нас не будет ни опасностей, ни препятствий! — сказал виконт, поднимая стакан.— Клянусь честью, он говорит правду! Чокнемся, господа! Будем братьями по оружию! Виконт д'Альби станет четвертым в нашем союзе. Будем все четверо действовать, как один, — на жизнь и на смерть!Они чокнулись и выпили.В ту самую минуту, когда д'Альби прощался с друзьями, чтобы идти дежурить в галерее, стеклянная дверь отворилась и в комнату вошла Ренарда. Она, очевидно, явилась с каким-то важным и тревожным известием, потому что лицо ее было очень бледно, а волосы, против обыкновения, растрепаны. Д'Альби, подходивший в это время к двери, заметил, как старуха сделала выразительный знак маркизу.Милон и Каноник, искоса взглянувшие на Ренарду, остались за столом, а маркиз быстро подошел к ней.Она задыхалась от волнения и с отчаянием всплеснула руками.— О, господи, какая беда! — прошептала она дрожащим от страха голосом. — Да не смотрите на меня так, господин маркиз! Этого я не переживу. Мой ангел… мое сокровище, мой Нарцисс!— Да в чем дело, Ренарда? — тихо спросил маркиз.— Ах, смерть моя! Никогда еще мне не приходилось испытывать такого горя и испуга, даже когда умер мой муж. А ведь вы знаете, что я перенесла, — продолжала говорливая старуха.— Да говорите короче, что случилось?— Ах ты, Господи! Я боюсь и выговорить. Ненаглядный мой Нарцисс, его нет в кроватке…Маркиз сильно вздрогнул и быстро вышел с Ренардой из зала в переднюю, где никого не было.— Что вы такое говорите? — тревожась, спросил он.— Пропал… его украли! — отвечала Ренарда. — Пойдемте скорей, может быть, вам удастся напасть на след. Я ничего не могу придумать!Мушкетер нахмурился.— Идите за мной, Ренарда, — сказал он.— Как, вы знаете, господин маркиз, где мой милый Нарциссик? — радостно вскричала старуха.— Надеюсь, что знаю, — спокойно отвечал де Монфор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72