— Считаю за честь и за величайшее удовольствие воспользоваться вашим милостивым приглашением.— Только не откладывайте надолго ваше посещение, господин виконт. Герцогиня, вероятно, желает, чтобы поручение ее в Лондоне было исполнено быстро?— Этого я не могу вам сказать, мадам де Марвилье!— Я повторяю мое приглашение, господин виконт, и притом прошу посетить меня во второй раз на более продолжительное время, я покажу вам свое имение, вероятно, вы охотник до хороших лошадей. Я хотела бы услышать ваше мнение о рысаках, купленных мною на днях у герцога Вайтморленда. Надеюсь, вы принимаете мое приглашение?— С нетерпением буду ждать этого счастливого дня, — пылко отвечал молодой человек, кланяясь очаровательной вдове, на прощание протянувшей ему руку.Поднося ее к своим губам, Этьен чувствовал, как она слегка дрожала.— Прощайте, виконт, — проговорила Габриэль, бросив на него долгий пламенный взгляд. Этьен еще раз поклонился и вышел из комнаты.Отыскав в саду ожидавшего его Милона, он облегчил свою стесненную 1рудь тяжелым вздохом и пошел с ним к лошадям, порученным присмотру одного из слуг госпожи де Марвилье.Между тем четыре всадника, выехавшие из Лувра, проехали городскую заставу и понеслись по покрытой мраком дороге. Доехав до старого, отдаленного от всякого жилья амбара, окруженного полуразвалившимся забором, они спешились.— Здесь мы будем их ожидать, — сказал один из них, и трое других в красных мундирах гвардии кардинала и черных шляпах с плюмажами с ним согласились.Пеллерон, как старший из четырех гвардейцев, присвоил себе право предводителя и послал Мулена вперед на передовой пост.— Я надеюсь, нам недолго придется ждать их, — прибавил он, разглаживая свою седую бороду и усаживаясь с Рансоном и Туре около амбара.Дорога была безлюдна, сквозь черные тучи изредка проглядывал бледный свет луны. Мулен, отдалившийся от своих товарищей, словно конная статуя замер посреди пустой дороги, внимательно всматриваясь в темноту и прислушиваясь к малейшему звуку.Вдруг ему показалось, что он слышит стук лошадиных копыт. Он стал прислушиваться и понял, что не ошибся! Два всадника ехали шагом и, ничего не подозревая, разговаривали между собою. Луна, показавшаяся в разрыве туч, осветила дорогу, и Мулен разглядел двух мушкетеров. Он немедленно возвратился к своим товарищам, чтобы предупредить их об этом. Пеллерон принял команду и объяснил свой план атаки:— Вы, Рансон и Мулен, отъезжайте от нас шагов на сорок вперед и скройтесь где-нибудь, чтобы не попасть им на глаза раньше времени. Туре и я последуем за вами, но как можно тише, чтобы мушкетеры смогли догнать нас. Мы их раздразним и заставим драться, а вы, как только услышите звук оружия, не медлите, а тотчас же спешите к нам на помощь. Понимаете?— Еще бы, дело несложное! — отвечали Рансон и Мулен, проезжая вперед. Через несколько минут Пеллерон и Туре тронулись за ними.Теперь они уже ясно слышали приближение всадников. Время от времени в ночной тиши раздавалось даже громко сказанное слово.Когда старый забияка Пеллерон, оглянувшись, увидел, что мушкетеры уже близко и могут слышать его, он затянул солдатскую песню, ставшую популярной у гвардейцев Ришелье, каждый куплет которой оканчивался припевом: Не будь у короля кардинала, Франция бы наша пропала! Грянем же дружно, на славу — Виват одному кардиналу! — Виват одному кардиналу! — подхватил Туре последние слова припева.— Черт возьми! Ты слышал? — спросил Милон. Беарнец пришпорил лошадь и мигом очутился около гвардейцев.— Что это за песня? — громко закричал он, — кто осмеливается ставить министра выше своего короля? Мы говорим: виват королю!— Виват нашему королю Людовику XIII, — подтвердил подоспевший в это время Милон.Этого только и добивались гвардейцы кардинала.— А мы остаемся при своем.— Виват кардиналу! — во все горло заорал Пеллерон. — Кто не хочет кричать с нами, тот нам враг, а врагов мы сумеем проучить!— Что это, вызов? — закричал Этьен, — в таком случае защищайтесь! Мы не потерпим вашей дерзкой песни.— Ну, мои голубчики, еще увидим, на чьей улице будет праздник, — со злобным смехом отвечал Пеллерон, обнажая свою шпагу.Туре последовал его примеру.— Прочь с дороги, если вам дорога жизнь! — закричал взбешенный этим нахальством д'Альби.— Долой мушкетеров! — заревел Туре как можно громче, чтобы уехавшие вперед приятели могли слышать его.В этот момент Милон напал на него, а Пеллерон схватился с виконтом.Раздался громкий лязг оружия, и яркие искры от ударов железа о железо посыпались во все стороны. То был сигнал Рансону и Мулену спешить на помощь своим.Они с яростью накинулись на д'Альби, заставившего было Пеллерона отступать.— А! — воскликнул в негодовании Милон, — это заранее придуманная западня! Бей их, д'Альби! Отблагодарим этих негодяев за их любезность хорошими ударами мушкетерских шпаг, пусть у них надолго пропадет охота задевать на дороге честных людей! Он так сильно начал напирать на Туре, что тот, почувствовав его превосходство, стал отступать, тогда как остальные три гвардейца крепко теснили беарнца.Но Этьен сражался как лев, умело парируя их удары.В это время Милон, видя затруднительное положение товарища, с яростью взмахнул шпагой, и Туре зашатался в седле. Шпага выпала из его руки и он, схватившись за грудь, повалился с лошади, с громким ржанием помчавшейся во весь опор по дороге. Виконту удалось воспользоваться минутным невниманием Пеллерона и ранить его в правую руку, что сделало его неспособным к дальнейшей борьбе.— Назад! — закричал Милон, наступая на Рансона и Мулена, — или все вы смертью расплатитесь за свое мошенничество.Пеллерон едва держался на лошади, между тем как мушкетеры с такой силой напирали на него и на его товарищей, что, оказывая сопротивление, они вынуждены были понемногу отступать, и вдруг, повернувшись к противнику тылом, они пустились наутек.— Это была засада, клянусь честью! — сказал Милон. — Смотри, как плуты удирают, забыли даже о своем четвертом сообщнике!— Седой молодец получил от меня на память хороший подарок. Будет долго помнить! — говорил Этьен, вкладывая шпагу в ножны, между тем как Милон слез с лошади с намерением помочь Туре, лежавшему на дороге.Добродушный Милон возвратился на несколько шагов назад, разыскивая раненого врага, а Этьен на лошади тихо следовал за ним.Вдруг из уст Милона сорвалось громкое проклятие. Ведя лошадь в поводу, он не заметил Туре, лежавшего в высокой траве, и тот, собрав последние силы, схватил свою шпагу , и кольнул в ногу проходившего близко мушкетера.— Черт побери, так вот твоя благодарность за то, что я хочу тебе помочь? Умри же, если так! — в бешенстве крикнул Милон и, выхватив шпагу из рук гвардейца, приколол его.— Эта сволочь, из которой набрана гвардия кардинала, не стоит того, чтобы с ними обращались как с честными солдатами, — сказал он.— Пусть Ришелье сам разбирается с этими подлецами, но мы не станем церемониться с ними, если они станут нам поперек дороги! Ты прав, они нас караулили, я только не понимаю, как могли они узнать о нашем поручении.— Я чуть было не стал жертвой этого негодяя. Счастье еще, что он попал мне в ногу. Только бы эта мадам де Марвилье оказалась честной женщиной! Не знаю отчего, но мне кажется, будто она…— Глупости, Милон, — перебил беарнец товарища, — она — друг герцогини и, кроме того, как могла она знать наперед, что мы приедем к ней? Нет, друг, не обвиняй прекраснейшую из всех женщин!— Это еще что такое? — воскликнул, смеясь, Милон, выезжая со своим товарищем на дорогу, — наш виконт никак влюблен и оставил свое сердце на прекрасной вилле?— Это еще большой вопрос, примет ли его прелестная вдова, любезный друг!Подъехав к заставе, мушкетеры заявили дежурному офицеру, что на дороге в Фонтенбло лежит убитый в свалке солдат из роты телохранителей кардинала, оставленный там бежавшими товарищами. XXI. ПОРТРЕТ КОРОЛЕВЫ — Его эминенция сильно встревожен, сир, — говорил молодой маркиз де Сен-Марс королю, с выражением иронии на своем прекрасном и мужественном лице, — так встревожен, что мне еще никогда не случалось видеть его в таком состоянии.— Что же вы отвечали ему, маркиз?— Я сказал, что ваше величество еще не принимает! Его эминенция очень удивился, по-моему, разгневался и немедленно удалился.— Расскажите же мне теперь, — продолжал король, опускаясь в кресло, — что так сильно встревожило кардинала?— Его встревожило, сир, известие о том, что его лейб-гвардейцев порядком поколотили.— Как это? Что случилось?— Вчера вечером четыре гвардейца кардинала затеяли драку с двумя мушкетерами, причем дело дошло до кровопролития! Его эминенция хотел принести вашему величеству свою горькую жалобу на мушкетеров, от шпаг которых пострадали его гвардейцы!— Так ли вы слышали, маркиз, два мушкетера и четыре гвардейца, говорите?— Совершенно верно, сир, два мушкетера побили четырех гвардейцев и заставили их бежать без оглядки!Король улыбнулся, что было весьма редким явлением, и можно было понять, что в душе он радовался этому известию.— Таких вещей нельзя допускать, ведь мушкетеры — забияки, — сказал он.— Прошу прощения, сир, но, говорят, что в этом случае зачинщиками были не мушкетеры!— Как бы то ни было, я хочу положить конец этим историям, таких вещей одобрять и терпеть невозможно, маркиз!— По правде сказать, ваше величество, мушкетеров нельзя винить, что они не уважают гвардейцев; говорят, капитан кардинальской гвардии был очень не разборчив при вербовке своего войска, и между гвардейцами есть немало авантюристов, пользующихся самой незавидной славой.— Прикажите уведомить кардинала, что я ожидаю его, и велите сказать обоим мушкетерам, о которых идет речь, чтобы они немедленно явились ко мне. Я хочу выслушать и их!Маркиз де Сен-Марс, с каждым днем все более входивший в милость у короля, поклонился и вышел исполнить приказание.Несколькими минутами позже кардинал с заметно недовольным выражением лица входил в кабинет короля.— Вы желали говорить со мной, ваша эминенция, какое важное дело привело вас ко мне? — спросил король.— Я пришел к вам с жалобой, сир, с очень горькой жалобой!— Как, ваша эминенция! Вы приходите с жалобой, ведь обыкновенно вы имеете привычку карать по собственному произволу?— Если ваше величество ставит мне это в упрек, то осмелюсь заметить, что если я и караю, то только в делах, касающихся ваших интересов, сир. В моих личных делах я не хочу судить и наказывать.— Так дело касается вас?— То есть моих подчиненных, сир! — Вчера вечером случилось очень неприятное происшествие, и оно не должно остаться безнаказанным.— Выражение вашего лица говорит мне, что вы сильно разгневаны, ваша эминенция.— Простите, сир, если я не сумел скрыть своего настроения, но происшествие это, действительно, сильно расстроило меня.— Но что же, наконец, случилось?— Не более того, ваше величество, что в прошлую ночь на дороге в Фонтенбло нашли убитого, одного из солдат моей лейб-гвардии!— Как убитым? Каким же образом и кем?— Я сейчас же велел тщательно расследовать это дело, ваше величество!— И что же оказалось?— Четверо моих гвардейцев ехали вчера вечером по дороге, беззаботно распевая песни, как вдруг два мушкетера догнали их и, сперва вступили с ними в спор, а затем обнажили шпаги и закричали гвардейцам, чтобы они защищались, если хотят остаться в живых!— Это похоже на нападение!— Конечно, сир! Это-то и возмущает меня более всего, потому что случившееся с моими гвардейцами может случиться со всяким!— Действительно, я нахожу, что на это дело следует обратить внимание, — серьезно сказал король.Ришелье с удовольствием заметил, что Людовик внимательно его слушает.— Мушкетеры убили солдата Туре, ранили господина де Пеллерона, и…— Как, два мушкетера?— Разумеется, они остались победителями; кто же осмелится затевать такое кровопролитное сражение посреди большой проезжей дороги. Туре остался мертвым на месте.— А на ваших гвардейцев можно положиться, господин кардинал? Уверены ли вы в их благонадежности и не думаете ли вы, что они были способны первыми начать ссору? — спросил король.— Более чем уверен, ваше величество, они все люди благородные, из хороших старинных фамилий, кроме Туре. Остальные — это де Рансон, Мулен и де Пеллерон.— Вы совершенно правы, ваша эминенция, требуя удовлетворения, и оно будет дано вам, будьте уверены.— Заранее приношу вам, сир, мою глубочайшую признательность! Пусть виновные будут строго наказаны!— Но теперь мы выслушаем другую сторону. Этого, полагаю, требует справедливость. Не правда ли, ваша эминенция?— Другую сторону? — с недоумением повторил Ришелье, как будто ее не должно было существовать там, где он обвинял и приносил жалобу.— Конечно, господин кардинал, я понимаю мушкетеров. Вы допрашивали только своих гвардейцев и поверили им на слово, не так ли?— Я не сомневаюсь, что…— И я нисколько не сомневаюсь в справедливости ваших слов, но я не так уверен в ваших гвардейцах, как вы, ваша эминенция, и для очищения совести хочу удостовериться в истине, чтобы не наказать невинных! — Сказав это, король позвонил и приказал позвать мушкетеров.Через несколько минут виконт и Милон явились в комнату короля. Увидев кардинала, они тотчас поняли, в чем дело, но на их лицах не было заметно страха. Они, напротив, выражали полное спокойствие и уверенность в своей правоте.— Мушкетеры, — начал король, — были вы вчера вечером на дороге, ведущей в Фонтенбло?— Были, ваше величество.— Не встретились ли вы там с несколькими гвардейцами его эминенции?— Сперва с двумя, ваше величество, а потом подъехали еще двое!— Кто на кого из вас напал первым, то есть, кто первый взялся за шпагу!— Мы, ваше величество!Ришелье, стоявший и слушавший до сих пор в стороне, нашел, что время прекратить допрос. К великой его радости мушкетеры сами сознались в своей вине.— Ваше величество, вы теперь убедились в истинности моих слов, — решился он вмешаться. — Какого доказательства еще требовать вам?— Вы должны знать, — продолжал король, обращаясь к мушкетерам, — что я не терплю забияк!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72