– Перечислить не могу, сколько девушек отметили свой первый год в Лондоне безумной влюбленностью в моего брата, – пропела Джемма.
Роберта изумленно уставилась на Деймона.
– Знаю, в это трудно поверить, – кивнула Джемма.
– В общем, да, – усмехнулась Роберта.
– О, не стесняйтесь меня оскорбить, – позволил Деймон.
– У меня в мыслях не было намекать, что вы уродливы или глупы, – поспешно заверила Роберта.
– Какое счастье, что вы безразличны к его чарам! Было бы крайне неловко, присоединись вы к ордам пресмыкающихся девиц. Представляете такую сцену: вы гоняетесь по дому за Деймоном с ножом в одной руке и кольцом – в другой.
– Ножом?
– Да, была такая юная леди с режущим орудием, – вспомнил Деймон, – вернее, с резцом для работы по камню. Некая Далсит Пенсингтон. Не успев пробыть в Лондоне и нескольких месяцев, она стала жертвой опасной болезни, называемой любовью, и преисполнилась решимости высечь мой бюст из известняка.
– Как… – покачала головой Роберта, но тут же плотно сжала губы, так и не договорив.
«Наверное, хотела сказать, "Как странно"», – подумал Деймон.
– Как удивительно! – воскликнула она.
Скорее всего ее Деймон совершенно не интересовал. Что ж, все к лучшему, как сказала Джемма.
– Далсит – очень милая девушка, – сообщила сестра. – Правда, я не видела ее с тех пор, когда она была совсем ребенком, но, уверена, ты безобразно раздул эту историю с резцом.
– Не я, – тут же поклялся Деймон. – Недели две я не мог выйти из собственного дома без того, чтобы обезумевшая скульпторша не выскочила из-за куста с резцом в руке.
– Не обращайте на него внимания, – посоветовала Джемма. – Когда мужчина так убежден в собственной неотразимости, значит, он безнадежен.
– Я вовсе не убежден в собственной неотразимости, – возразил Деймон.
– Тебе необходима женщина, которой ты был бы совершенно безразличен, – постановила сестра. – Я буду плясать хорнпайп, когда такая тебе встретится.
– Вполне подходящий панегирик супружескому блаженству, – заметил Бомонт, откладывая нож и вилку. – Пляска под мелодию, которую не только никто не любит, но даже не понимает, с партнером, считающим тебя кадавром.
Шутка была не столь уж дурной, хотя, конечно, преданность семье требовала, чтобы Деймон не смел рассмеяться. Джемма снова принялась уничтожать мужа злобным взглядом. Деймон посмотрел на Роберту и заметил в ее глазах ответную скрытую улыбку.
Похоже, они вполне могут обмениваться одним лишь им понятными шутками, что было довольно утешительно, если придется и впредь высиживать на ужинах, подобных сегодняшнему.
Честно говоря, такая перспектива была почти заманчивой.
Глава 7
От герцогини Бомонт герцогу Вильерсу
«Хотя мы не встречались много лет, мне хотелось бы пригласить вас на мой завтрашний бал. Лакей подождет вашего ответа».
От герцога Вильерса герцогине Бомонт
«Вам следовало бы почаще беседовать со своим мужем. Мы не общаемся. Благодарю вас, нет».
От герцогини Бомонт герцогу Вильерсу
«Не находите, что захват пешки, как и грех, нельзя замолить извинениями?»
Герцогине Бомонт
«Намереваетесь захватить мою пешку? Я очарован. Нет, благодарю вас».
Герцогу Вильерсу
«Возможно, я виновна в несвоевременном дебюте? Захват пешки на ходу – блестящий маневр, но предпочитаю создать целый комплекс возможностей завершить партию матом».
Герцогине Бомонт
«Весьма агрессивная дебютная игра. А король знает о вашем приглашении?»
Герцогу Вильерсу
«Мне повезло победить Филидора именно агрессивной дебютной игрой, и по этой причине она мне нравится. Однако одна из моих слабостей заключается в том, что я недостаточно задействую короля».
Без обращения
«Вы говорите о Франсуа Филидоре?»
Без обращения
«Конечно».
Без обращения
«Вы выиграли шахматную партию у Филидора?»
Без обращения
«И не один раз».
Без обращения
«Я буду у вас».
Глава 8
Муж был последним человеком, которого Джемма ожидала увидеть в своей спальне сегодня вечером. Правда, она все время помнила, что, если они хотят заняться получением наследника, рано или поздно придется самой его пригласить.
– Могу я войти? – осведомился Бомонт с обычным разъяренным видом.
Джемма молча распахнула дверь. Судя по вечерней одежде, он не был расположен к супружеской близости. Вот и прекрасно. Она еще не готова к подобной близости.
Он устремился к центру комнаты и так гордо выпрямился, словно собирался произнести речь в парламенте.
– Очевидно, нам кое-что нужно обсудить?
– Собственно говоря, я хотела спросить о вашем здоровье, – ответила Джемма, пораженная собственными словами.
Бомонт пожал плечами:
– Доктор считает, что я упал в обморок в результате переутомления и собственной глупости и что с сердцем у меня все в порядке. Но, учитывая раннюю кончину отца, у меня может остаться меньше времени, чем хотелось бы.
Это небрежное заявление вызвало у Джеммы легкую тошноту. Пусть они живут врозь, но все же остаются мужем и женой! Кивнув, она подошла к стоявшему у камина креслу.
– Это одна из причин, по которым я должен просить ограничить вашу губительную деятельность, – заявил он, очевидно, тщательно выбирая слова. – В палате вот-вот начнется революция, возглавляемая молодым Питтом, и я не хотел бы, чтобы моя личная жизнь стала всеобщим достоянием.
Похоже, он ждал ответа, поэтому Джемма сказала:
– По опыту я знаю, что спор в вашем представлении – дело исключительно одностороннее, поэтому можете продолжать и высказывать все, что пожелаете.
Бомонт нахмурился, но стал разглагольствовать о приличиях, парламенте и других скучных предметах. Джемма тем временем обдумывала очередную шахматную партию. Королевская пешка заперта…
– Джемма…
Она подняла глаза.
– Да, Элайджа?
При звуках его имени сердце странно дрогнуло, хотя муж терпеть не мог фамильярности. Что ни говори, а он красив. Жаль только, что жить с ним невозможно.
– Джемма!
Она снова встала.
– Позвольте мне подвести итог и перечислить ваши требования, Вы желаете, чтобы я в любой ситуации строго следовала правилам этикета. Вы предпочли бы, чтобы мой брат жил в своем доме, поскольку присутствие его незаконного сына здесь нежелательно. Мало того, вы, кажется, только что приказали мне отослать его, хотя я надеюсь, что ослышалась. Вы предпочли бы, чтобы я не развлекала любовников, не принимала братьев и не болтала с подругами. Я все верно поняла?
– Да, что-то в этом роде было бы весьма полезным для моей карьеры, не согласны?
– Абсолютно нет!
Она подошла к шахматному столику и всмотрелась в расставленные фигуры, словно обдумывая очередной ход, хотя, по правде говоря, сердце глухо колотилось от ярости.
Бомонт резко взмахнул рукой, но ничего не сказал. Джемма обернулась и оперлась о столик.
– Мой брат приехал погостить в дом, который считается не только твоим, но и моим тоже. Очевидно, за те годы, что я жила в Париже, ты очень возомнил о себе. Раньше ты не был таким узколобым занудой.
– Я требую… – буквально выплюнул он, – того минимума приличий, на который может рассчитывать любой мужчина. И прошу только, чтобы ты не позволяла вносить себя в столовую обнаженной, а также…
– Так эта история дошла и до Лондона? – рассмеялась Джемма.
– А вы воображали, что не дойдет?
– Но вы, надеюсь, знаете, что я не делала ничего подобного?
– К несчастью, истина здесь играет совсем незначительную роль, поскольку в слухах, наводнивших город, упоминалось именно ваше имя. Мало того, подробно описывались все детали, вплоть до размеров блюда и количества лакеев, потребовавшихся, чтобы поднять вас и отнести в столовую.
Он царапнул ее пренебрежительным взглядом:
– Я считал, что четверых вполне достаточно, но мне сказали, что лакеев было восемь.
Джемма беззаботно улыбнулась:
– Конечно, мои груди и бедра немного раздались с тех незабвенных дней, когда мы делили постель. Но я все-таки ради безопасности потребовала бы восемь человек. Однако, если быть точной, могу сообщить, что на серебряном блюде лежала Кэтрин Уорли. Мало того, это происходило даже не в моем доме. Уверена, что вы бы искренне наслаждались ее обществом: дело в том, что она – нечто вроде профессионального друга для людей вашего пошиба.
Его суженные глаза походили на два острых кинжала.
– Какая жалость, что я так с ней и не встретился! Хотя, полагаю, невозможность отличить свою жену от куртизанки, вроде мадемуазель Уорли, любого привела бы в замешательство.
– Сомневаюсь, что вы пришли бы в замешательство! – отрезала Джемма. – В конце концов, вы привыкли платить женщинам за привилегию лечь в их постель, не так ли? Тогда как я…
Стук сердца так громко отдавался в ушах, что она почти ничего не слышала.
– …сплю с мужчинами просто ради удовольствия.
Муж резко отвернулся:
– Эта ссора никуда нас не приведет! Я прошу лишь, чтобы вы не эпатировали весь Лондон. У меня много работы в парламенте. Понимаю, что это вас не интересует, но она для меня очень важна.
– Было время, когда меня интересовала ваша работа. Но это было до того, как я обнаружила, что ваша любовница находит ее столь привлекательной, что навещает вас прямо в здании парламента, чтобы обсудить текущую политику.
Бомонт нервно провел рукой по волосам.
– Ради Бога, Джемма. Неужели вы не можете это забыть? Мне очень жаль, что вы так неожиданно открыли дверь. Я все еще не могу поверить, что клерки пропустили вас в мой кабинет без предварительного предупреждения.
– Никогда не стоит недооценивать обаяние юной новобрачной, пожелавшей сделать супругу сюрприз.
– Мы уже обсуждали это раньше, – процедил он. – Одной из немногих радостей нашего брака за последние годы были весьма редкие ссоры во время моих визитов в Париж.
– Позвольте напомнить, что во время этих визитов вы никогда не оспаривали моих решений и не делал и вид, будто стыдитесь тех развлечений, которые я устраивала.
– Вы жили в Париже. Теперь вы здесь, в моем доме…
– И моем тоже. Я дома, и вам придется привыкнуть к этому. Я дома – вместе со своими сомнительными друзьями, незаконнорожденным племянником и позорными развлечениями. Я не была и никогда не стану достойной женой политика. Однако сделаю все возможное, чтобы приспособить полеты своей фантазии к вашим ограниченным, закоснелым понятиям. К счастью для вас, в данный момент у меня нет любовника… впрочем, я и не намереваюсь его заводить.
Очевидно, сейчас было самое подходящее время поговорить о супружеских визитах в спальню, но Джемма была слишком зла. Сумасшедший, неодолимый порыв бился в ее сердце: желание заставить его пожалеть о сравнении с куртизанкой, о намеках на то, что Джемма не способна разобраться в политике.
Последовало минутное напряженное молчание. Джемма уселась за шахматный столик, отказываясь взглянуть на мужа. Тот подошел и оглядел доску:
– Как я понял, вы играете?
– Мне еще предстоит найти партнера в этой стране. Впрочем, может, вы решите возобновить игру?
– Мои стратегические партии разыгрываются на более масштабной сцене.
Она подняла голову, и их взгляды встретились. Он и вправду красив: черные глаза, оттененные разлетавшимися бровями, прямой нос и четко очерченный подбородок, унаследованные от предков.
– Полагаю, это сказано для того, чтобы унизить меня, – бросила Джемма. – Но позвольте напомнить, что женщинам не отводят ролей в этих грандиозных стратегических играх. Может, я и в шахматы играю потому, что мне не разрешают играть на настоящем поле.
– Как, должно быть, уныла ваша жизнь, если вы способны весь день обдумывать единственный ход, – медленно произнес герцог, глядя на доску. – Совсем неплохо. Обманчиво скромная позиция. У черных еще остался порох, но белые решительно наступают. Что ж, ваше мастерство действительно выросло, Джемма. Я принимаю ваше молчание за согласие.
– Вас никогда не интересовало мое мастерство! – безжалостно отрезала Джемма. – И я не собираюсь хвастаться им перед вами, тем более что вполне способна объективно его оценить.
– Но с кем вы играете? У вас есть горничная, которая знает правила?
– В Париже у меня были партнеры.
– Все мы слышали об этих партнерах, – бесстрастно заметил он. – Обычай играть с мужчиной в спальне за закрытыми дверями достиг этих берегов только в прошлом году.
– Как обидно! – воскликнула она. – А я-то надеялась раздразнить гусей, став законодательницей этой моды. Поскольку в Англии у меня нет партнера, я играю сама с собой.
– То есть делаете два хода в день?
– Когда я играю за партнера, становлюсь другим человеком.
– Насколько я понял, вы ведете наступление белыми на вражеского слона?
– К несчастью, я играю черными.
Он рассмеялся.
– Белые – это вы.
Смех мгновенно стих.
– Понятия не имел, что играю с вами, не говоря уже о том, чтобы выиграть.
– Жизнь полна приятных сюрпризов.
– Значит, это я осадил слона ладьей?
– Совершенно верно.
– Но почему вы позволяете мне выиграть?
– Вовсе нет. Вы честно заслужили победу и прекрасно играли. Потребовалось всего пять ходов.
– Должно быть, вы очень справедливы, чтобы так играть.
– Самое трудное – вовсе не справедливость, а попытки играть так, словно я – это вы.
– Потому что… – поднял брови герцог.
– Вы превосходный шахматист. Пусть уж лучше я буду играть вместо вас, чем это сделаете вы сами.
Бомонт отрывисто рассмеялся.
– Именно поэтому я так редко выигрываю у вас, – призналась Джемма.
– Так мы часто играем?
Она кивнула:
– Каждый раз, оставаясь без партнера, я обращаюсь к вам. Герцог поднял ладью:
– Значит, я нечто вроде промежуточной станции между партнерами?
– Похоже, вы путаете постельных партнеров с шахматными, – возразила Джемма. – Мужчины, увлекающиеся шахматами, как правило, ничего не стоят в постели. Для этих подвигов необходимо воображение совершенно иного рода.
– Опишите мое искусство… в шахматах.
– Вы наделены даром предвидения, способностью детализировать игру и отвагой. Ваш недостаток состоит в том, что вы недостаточно дерзновенны, но превосходно умеете перехитрить, загнать в угол и уничтожить противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37