Пафнутьев напустил на себя такое дремучее выражение сонливости, туповатости, что парень, несколько раз скользнув взглядом по его лицу, равнодушно отворачивался. Пафнутьев сидел осклабившись, как человек, помотавшийся целый день по городу и мечтающий только об одном — пропустить стаканчик водки, зажевать чем-нибудь подешевле и отчалить восвояси.Подошел официант, заговорщицки подмигнул и поставил перед Пафнутьевым и Андреем бутылку водки, щедрый салат из отборных красных помидор, залитых сметаной, тарелку с тонко нарезанным холодным мясом, и маленькую вазочку с хреном.— Не понял? — Пафнутьев поднял глаза.— Не надо, Павел Николаевич, так на меня смотреть, — официант подмигнул — дескать, все и так ясно. — Я же не советую вам, как надо вести себя в собственном кабинете? И меня не надо учить. Этот скромный знак внимания позволит и мне, и вам чувствовать себя несколько увереннее. Я то, право же, я даже растерялся, когда вас увидел... Вот эти ребята, — официант понизил голос, — только что сделали заказ на триста тысяч рублей. Я их немного знаю, они бывают здесь... Так вот, этот их заказ — только начало. Сумма наверняка удвоится.— Круто, — Пафнутьев бросил осторожный взгляд в сторону соседнего столика. — И часто?— Бывает.— В этом же составе?— По-разному.— Уходят.., без посторонней помощи?— Они всегда в норме.— Женщины?— Никогда.— Купюры?— Самые крупные.— Чаевые?— Когда как, — неопределенно протянул официант, не желая говорить на столь деликатную тему.— Ну что ж, — не стал продолжать Пафнутьев. — В чужой монастырь со своим уставом не ходят, верно?— Совершенно с вами, согласен, — расплылся в улыбке официант. — Очень умные слова вы произнесли, Павел Николаевич. — И к тому же уместные.— Стараюсь, — усмехнулся Пафнутьев, свинчивая с бутылки золотистую пробку.— Приятного аппетита, — и официант, подмигнув на прощание Андрею, дескать, уломали мы твоего приятеля, пятясь отошел на несколько шагов и только там, на расстоянии, решился повернуться к гостям спиной.Выпить Пафнутьев не успел.Из-за соседнего столика поднялся парень в темном пиджаке, подойдя к ним, отодвинул свободный стул и сел, внимательно глядя Андрею в глаза. Андрей спокойно, как только что на официанта, смотрел на незванного гостя.— Мы встречались, дар — спросил парень.— Может быть.— Совсем недавно, да?— Смотря что иметь в виду.— Слова разные говорили, да? Обидные слова говорили, да? И вот встретились, — парень словно бы, через силу улыбнулся, раздвинув серые губы и показав редковатые низенькие зубы. — Радостная встреча, да? Ты с другом, я с друзьями...Пафнутьев сразу понял, что разговор получается далеко не дружественный. Прикинув складывающееся положение — двое против четырех... Случай не самый худший. Невозмутимо налив водку в две рюмки, бутылку поставил рядом с собой.— Об этом человеке, Павел Николаевич, Вика вам рассказывала.— Да? — поднял брови Пафнутьев. — А что она о нем рассказывала?— О том, как они в лифте повстречались.— Да? — удивление Пафнутьева на этот раз было более искренним и заинтересованным. — Надо же, — он внимательно посмотрел на парня. — Ишь ты...Андрей взял вилку, взял нож и принялся невозмутимо накладывать в тарелку мясо. Потом отложив вилку, ножом подцепил щедрую порцию хрена.— Амоном его зовут. Он не виноват — папа с мамой так его назвали... Амон, — пояснил Андрей.— Красивое имя, — поддержал разговор Пафнутьев. — Что-то мне недавно о нем рассказывали...— Кушать хочешь, да? — Амон не отставал от Андрея. — Аппетит? — он задавал вопросы, постепенно подбираясь к решительным действиям.— Да. Аппетит.— Меня не помнишь?— Помню.— Извиниться не хочешь?— Извини, дорогой... У нас тут разговор... Когда понадобишься, позовем. А сейчас иди к себе, иди, дорогой, — Андрей не торопясь жевал, говорил с паузами, прекрасно видя, как забегали желваки под ушами Амона. И ясно понимая в то же время, что чем злее и безрассуднее Амон, тем легче с ним справиться.— Амон, — позвали из-за соседнего столика. — Иди к нам, мы тут скучаем без тебя, — приятели забеспокоились, зная взрывной характер Амона.— Помнишь, как назвал меня? — спросил он, разжигая в себе обиду, раззадоривая себя, вспоминая свой позор.— Помню, — кивнул Андрей. — Я назвал себя козлом. Вонючим козлом. Может быть, ты не такой уж и вонючий, может быть, есть козлы и более вонючие... Но то, что ты козел... Это уж точно. Пришел за чужой стол, тебя сюда никто не звал, устраиваешь какие-то разборки... У нас тут так себя не ведут. Может быть, на ваших козлиных пастбищах так принято, так привыкли, но здесь, в нашем городе все по-другому...Не успел Андрей договорить свои прочувственные слова, не успел и Пафнутьев выпить глотка водки, как терпение Амона кончилось и он, откинувшись назад, опрокинул их столик навзничь. Пафнутьев остался сидеть с рюмкой и вилкой, на которой празднично светился свежим срезом помидор, а Андрей остался сидеть с вилкой в одной руке и ножом в другой. Он с улыбкой смотрел на Амона — тот отпрыгнул в сторону и, сжав в руке нож, ожидал ответных действий. Но на него никто не нападал. Насмешливо поглядывал Андрей, Пафнутьев тоже не выражал никакого беспокойства. Единственно, что изменилось — на его лице появилась легкая заинтересованность — что это за странный тип такой подсел к ним нежданно-негаданно?— Вот видите, Павел Николаевич, как ведут себя вонючие козлы, попадая с родных гор на равнинную местность, — Андрей хорошо понимал, что непросто произносит слова оскорбительные, это был удар, вполне сравнимый с ударом физическим, он лишал противника разума и осторожности. И действительно, с побелевшим, перекошенным лицом Амон бросился вперед.Но то, что произошло дальше, выглядело странно — Андрею каким-то образом удалось уклониться от столкновения — он опрокинулся назад, но так, что снова оказался на ногах, а взбешенный Амон со всего разгона налетел на торчащие ножки опрокинутого" стула. И снова повторилось прежнее положение — Андрей невозмутимо стоит на ногах, а Амон, запутавшись в скатерти, ворочается у его ног. Андрей шагнул к соседнему столику, положил вилку и нож, которые все еще держал в руках, потом медленно, мучительно медленно, как показалось Пафнутьеву, взял из стаканчика салфетку, вытер рот, пальцы и скомкав ее, бросил на все еще лежавшего на полу Амона.Это тоже был удар.И разум, постепенно возвращавшийся к Амону, снова покинул его. На этот раз он шел медленнее, сжимая в руке выкидной нож, в левой руке, как заметил Пафнутьев, в левой руке, в левой, — повторял он про себя не столько опасаясь ножа, сколько радуясь, что все совпало, состыковалось и все сошлось вот здесь, в этом ресторане и что где-то уже несется со своими ребятами майор Шаланда, и все идет далеко не самым худшим образом. И не столько из желания обезопасить себя и Андрея, сколько из озорства и шалости, Пафнутьев, воспользовавшись тем, что Амон не обращал на него внимания, что есть силы поддал его под зад массивным своим ботинком. Небольшого по росту Амона этот удар, кажется, даже подбросил в воздух, он вскрикнул не то от боли, не то от неожиданности, повернулся к Пафнутьеву, но тут уж не упустил возможности Андрей и коротким жестким ударом ладони чуть пониже затылка, свалил противника на пол.Только сейчас приятели Амона словно вышли из оцепенения, вскочили, стали полукругом вокруг Пафнутьева и Андрея, но броситься в открытую не решались, видя как легко расправились с их неустрашимым и безжалостным Амоном, главной ударной силой. Андрей и Пафнутьев не могли оглянуться, но чувствовали что за спинами, у входа в зал происходят какие-то события, хорошие для них события, потому что ребята так решительно было на них двинувшиеся, вдруг замялись, глянули друг на друга и отступили.— Сматываемся, — сказал длинный с пучком волос на затылке. Он наклонился над Амоном, пытаясь поднять его, но Пафнутьев решительно вмешался.— Не надо, — сказал он. — Этот останется с нами.— Что?! — заорал детина. — Отвали, папаша, пока цел! Отвали, говорю!— Он останется здесь. И вы тоже никуда не сматываетесь...Их спор оборвал Амон. Он пришел в себя после удара, легко, как кошка, вскочил, и тут же с перекошенным лицом бросился на Пафнутьева. Но то ли все происшедшее лишило его осторожности, то ли он попросту еще не пришел в себя, но Пафнутьев простым, но очень убедительным ударом в челюсть в очередной раз свалил Амона на пол. А после этого, воспользовавшись растерянностью длинноволосого, Пафнутьев ткнул его кулаком поддых, справедливо рассудив, что до челюсти ему не дотянуться. Парень согнулся пополам, а Андрей, перешагнув через лежащего Амона, уложил здоровяка все тем же коротким ударом по шее. Остальные двое замерли в нерешительности — теперь противников было поровну.— Козлы! — вдруг прозвучал в наступившей тишине негромкий голос Андрея. — Ах, вы козлы, — и он сделал шаг вперед, второй шаг. — Да я вас сейчас размажу по этим стенам! Я вас просто размажу, как манную кашу!Парни дрогнули, отступили и только тогда Пафнутьев решился оглянуться назад — через зал быстро и решительно шагал майор Шаланда, а за ним торопились несколько милиционеров из его отделения.— Ну, вот это другое дело, — пробормотал Пафнутьев устало. — Я так и думал — Шаланда не подведет.— Никому не расходиться! — командовал Шаланда. — Всем оставаться на месте. К стене! Быстро к стене. Руки на стену! Ребята, — обернулся он к своим, — обыскать. А где этот пшибздик? — повернулся он к Пафнутьеву.— Отдыхает, — Пафнутьев ткнул ногой лежавшего в нокауте Амона. — Он?Шаланда подошел, взял Амона за одежду на груди, приподнял с пола и бросил. Амон с трудом открыл мутные глаза. Что-то пробормотал...— Здравствуй, дорогой, — ласково проговорил Шаланда. — Как поживаешь?Андрей молча подошел к Амону и чуть отодвинув плечом Шаланду, защелкнул наручники на суховатых запястьях Амона. Тот лишь чуть заметно улыбнулся.Пафнутьев почувствовал, что кто-то настойчиво дергает его сзади за рукав. Он оглянулся — это был плутоватый официант. Но теперь в его глазах не было ни плутовства, ни желания подмигивать. Он был напуган, бледен, веко его чуть подергивалось.— Отойдем в сторонку, Павел Николаевич... Я вот что хочу тебе сказать, — официант даже не заметил, как в волнении перешел на ты. — Это очень крутые ребята. Я немного с ними знаком, я это знаю наверняка...— Я тоже, — Пафнутьев успокаивающе похлопал официанта по руке.— За ними водится многое...— Знаю, Жора.— Да? Но если вы их взяли... Неужели другие времена настали, Павел Николаевич?— А ты этого еще не понял?— Не знаю, не знаю... Их больше, чем ты думаешь, Павел Николаевич... Их далеко не четверо.— А сколько?— На десять умножать не стоит, а вот утроить можно спокойно.Пафнутьев лишь махнул рукой, порываясь оставить официанта и присоединиться к Шаланде.— — Павел Николаевич, ты должен знать... Я видел их в обществе очень влиятельных людей.— Догадываюсь даже с кем именно... Что же теперь делать? Семь бед — один ответ. Спасибо за прекрасный вечер. Стоимость угощения запиши на этих козлов.— Нет, Павел Николаевич... Я уж лучше из своего кармана.— Что тчк?— Очень опасные ребята. Особенно тот маленький, которого твой друг отделал. Его все боятся. Его даже свои опасаются. Был случай — своего пырнул. У меня такое ощущение, что он самого себя может зарезать от злости.— Разберемся, — и Пафнутьев пошел помочь Андрею отвести упирающегося Амона в машину. Шаланда со своими ребятами занялись остальными.Хорошо это или плохо, но, наверное, в жизни каждого человека неизбежно наступает момент, когда новое знакомство уже не приносит ничего нового. Смотришь на человека, слушаешь, всматриваешься в лицо и понимаешь — было. Это уже было. Все уже знакомо настолько, что ты можешь без труда предугадать то, что будет дальше, какой кандибобер выкинет этот человек, в какую пакость скатится, какое великодушие его может невзначай посетить. А он, бедолага, полагает себя единственным в мире, необычным, значительным, непредсказуемым, а он, бедолага, строит глазки, произносит слова, принимает позы, ждет восторга и умиления. И надо ли удивляться, что человек, который по долгу службы ежедневно общается с десятками людей, и не просто общается, а стремится вывернуть их наизнанку, узнать о них самое главное, то, что они и сами от себя скрывают, этот человек уверенно предсказывает нравственные изъяны по форме ногтей, невидимые физические недостатки — по цвету кожи, форме носа, может догадываться о половых устремлениях человека по форме его губ или подбородка...Да, речь о Пафнутьеве.Водилась и за ним такая слабость, или вернее будет сказать — сила. Случалось — смотрит Пафнутьев на девушку в троллейбусе, любуется изысканным цветом кожи, чувственными губами, густыми волосами, аристократическим профилем и вдруг понимает — у нее совсем неважные зубы. Чтобы проверить себя, произносил какие-то глупые слова, вынуждая девушку улыбнуться. И с грустью убеждался — все так и есть.Так вот Пафнутьев...Глядя на сидящего перед ним Амона, всматриваясь в его сероватое, обтянутое тонкой кожей лицо, на его руки, сцепленные наручниками, встречаясь с ним взглядом, он уже хорошо представлял себе этого человека. Мясник? Да, этот может быть мясником. Сильный, непритязательный, выносливый, хорошо переносит лишения и боль, но совершенно не переносит малейшего оскорбления или пренебрежения. Болезненная гордыня, замешанная на какой-то неполноценности. Да, в нем явственно просматривается изъян, о котором он, возможно, и сам не догадывается. Женщины? Да, скорее всего, у него с женщинами получается далеко не все и далеко не всегда. Но это не физический недостаток, это следствие образа жизни и отношения к женщинам. Он не ждет от них помощи, полагая что брать их можно только силой, только решимостью и мужественностью. И то, что произошло в лифте — болезненное проявление этого комплекса. Скорее всего, происшедшее — это все, на что он был способен, — подумал Пафнутьев. — Иначе все могло кончиться далеко не столь благополучно...Конечно, он и сам не знает, какие скрыты в нем комплексы, что им движет в том или другом случае.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73