А с кем мы играем?
– С одной из команд бруклинского СВАТа, – ответил Фаулгер, ухмыляясь. – Так что готовься к бою.
Он вошел в кабинет, кивнул Клутези в знак приветствия и вдруг увидел фотографию Мэри Хеннесси.
– Красивая женщина, – заметил он, изучая снимок. – И наверняка с большим опытом.
– Точно, – ответил Клутези. – Это террористка из ИРА. Любит забавляться тем, что замучивает до смерти наших секретных агентов.
Он передал Фаулгеру вторую фотографию – ту, на которой был снят мужчина с переговорным устройством.
– Ну уж этого ты наверняка не знаешь, – предположил он.
Фаулгер быстро взглянул на фотографию и фыркнул.
– Да перестань меня разыгрывать. Дон! За дурачка меня держишь, что ли?
Салливан вскинул голову.
– Так ты его знаешь?
– Послушайте, парни, да на свете нет агента по борьбе с терроризмом, который бы не знал этого человека! Вдруг он в изумлении раскрыл рот.
– Боже мой! Не хотите ли вы сказать, что он в Штатах?
– Да кто «он»? – нетерпеливо переспросил Салливан. – Кто это, черт возьми?
Фаулгер еще раз внимательно взглянул на фотографию.
– Если я не ошибаюсь, джентльмены, это Ильич Рамирес Санчес, псевдоним Карлос Шакал.
* * *
Лу Шолен включил телевизор у себя в спальне и увеличивал звук до тех пор, пока не удостоверился, что он перекрывает его голос. Карлос настаивал, чтобы они избегали всяческих контактов с друзьями родственниками, пока дело не будет сделано, однако Шолен считал что такие предосторожности излишни. Не было никаких признаков того, что кто-нибудь напал на их след. Тем не менее Шолен предварительно убедился, что его звонок не услышат: Карлос не так давно вышел из дома, Ловелл смотрел телевизор внизу, в небольшой комнатке, а ливанка находилась у себя в спальне.
Он достал из-под кровати ранец и, расстегнув молнию на боковом кармане, вынул оттуда черную пластмассовую коробку размером с книжку в мягкой обложке. На одной стороне коробки располагались двенадцать серых кнопок, а на противоположной – маленькая решетка, в которой скрывался микрофон. Встроенное электронное устройство было очень простым и обошлось Шолену всего в несколько долларов. Коробка только генерировала электрические сигналы, подобно тому, как работает обычный телефон. Конечно, в руках человека, не знакомого с работой сетей связи, она была бы совершенно бесполезной, но Шолен не был невеждой. Он открыл маленькую записную книжку и пробежал глазами ряды цифр. Ему понадобилось десять лет, чтобы собрать всю имеющуюся теперь в его книжке информацию, причем номера он записывал с помощью других цифр, как дети при игре бейсбольными карточками.
Первый номер, который набрал Шолен, принадлежал страховой компании в Балтиморе. Он знал, что контора уже закрыта – было девять часов вечера – и на звонок никто не ответит. После третьего гудка он прижал решетку к телефонному микрофону и ловкими движениями пальцев набрал двенадцать цифр. По линии начал идти сигнал. Поднеся телефон к уху, Шолен услышал серию щелчков, которые дали ему понять, что звонок передан с коммутатора в Балтиморе через всю страну в Сан-Франциско. Щелчки кончились. Опять послышался звук набираемого номера, но на этот раз он исходил от коммутатора за тысячи миль отсюда. В записях телефонной компании будет значиться, что Шолен просто сделал местный звонок в страховую фирму. Он опять поднес коробку к телефонной трубке и набрал несколько цифр. Снова послышался ряд щелчков. Теперь вызов передан с Западного побережья на коммутатор в Лос-Анджелесе. Шолен начал набирать номер телефона-автомата, который, по его сведениям, был таким же, как у еще пяти автоматов в Лонг-Бич. Он набирал цифры, а за тысячи миль от него начал звонить телефон. Пальцы Шолена двигались очень быстро – ведь ему нужно было набрать еще один номер до того, как на звонок ответят. После нажатия двенадцати кнопок вызов попал на главный коммутатор в Сан-Диего. Пока сигналы со скоростью света летели через всю страну, телефон в Лонг-Бич перестал звонить.
Шолен поднес трубку к уху и опять услышал зуммер. Теперь сигнал шел с коммутатора в Сан-Диего, но если бы кто-нибудь попытался выяснить, откуда звонят, ответом был бы платный телефон-автомат в Лонг-Бич. Последние сигналы, генерируемые черной коробкой, отозвались звонком телефонного аппарата, стоявшего на столе в холле квартиры его родителей в Коронадо. Мать Шолена сняла трубку только после пятого гудка и тут же обрушила на него поток вопросов. Говорила она с сильным немецким акцентом, который почти не изменился за годы жизни в Соединенных Штатах. Шолен подождал, пока она замолчит.
– Мам, у меня все отлично! – сказал он. – Нет, я не знаю, когда вернусь. А как Виллис?
Это была собака Шолена, и именно из-за нее он и звонил. Перед его отъездом из Коронадо ротвейлер вдруг стал отказываться от пищи и беспокойно спать по ночам.
– Ах, Лу, ему было очень плохо, – ответила мать. – Он несколько раз болел, и на прошлой неделе мы водили его к ветеринару. Тот сказал, что это заворот кишок.
У Шолена засосало под ложечкой.
– Но ведь теперь все хорошо, да, мам?
– О да, теперь Виллис совершенно здоров. Мы взяли его домой. Но лечение стоило очень дорого, Лу! Восемьсот долларов за операцию и лекарства.
Шолен вздохнул с облегчением. Он взял эту собаку еще щенком и любил всем сердцем.
– Об этом не беспокойся. Я вышлю тебе денег через пару недель. А ест он теперь нормально?
– Как лошадь! На следующей неделе мы опять поведем его в больницу, чтобы снять швы, а с желудком сейчас все в норме. Ну так когда ты приедешь домой?
– Я не знаю, мам. Эта работа очень важна. Хотя через две недели она должна закончиться.
– Виллис скучает по тебе, Лу. И мы, конечно, тоже. Пожалуйста, возвращайся поскорее!
– Обязательно, мам! Передай папе привет. А сейчас мне надо идти.
Шолен положил трубку и взглянул на экран телевизора. Там капитан Кирк и Спок с помощью радиолокатора приближались к звездному кораблю.
* * *
Времена, когда агенты ФБР, надев комбинезоны служащих телефонной компании, карабкались по телеграфным столбам, чтобы установить подслушивающие устройства, отошли в прошлое с появлением цифровых коммутаторов. Физическое подслушивание уступило место компьютерному контролю – к большому облегчению агентов, которым раньше приходилось часами лежать в сырых подвалах или на заднем сиденье автомобиля и ощущать неудобства от слишком тугих наушников.
Как только Джейк Шелдон придал необходимую юридическую основу наблюдению за телефонной линией в доме родителей Лу Шолена в Коронадо, детали осуществления этого мероприятия легли на плечи агента Эрика Тифенбахера, работавшего в одном из офисов ФБР на улице Ист-Индианола. Он, в свою очередь, связался с пятидесятилетним техником в управлении телефонной компании. Этот человек, по сути дела, был таким же ветераном Бюро, как и любой другой агент ФБР. В его обязанности входило подготовить линию к контролю, а именно – нажать несколько клавиш на терминале своего компьютера и послать сигнал по специально выделенной для этого линии в здание ФБР. Затем он таким же образом связался с Тифенбахером и послал проверочный сигнал, чтобы удостовериться, что связь работает четко. Одновременно этот техник отвечал за шестьдесят подслушивающих устройств – в основном по заданию ФБР и Агентства по борьбе с наркотиками. Он обладал информацией, достаточной для того, чтобы вмешаться в огромное количество дел, возбужденных по статьям «организованная преступность» и «коррупция». Каждый год его деловые качества получали отличную оценку в ФБР, и ему никогда даже не приходило в голову торговать сведениями, которые становились известны в ходе прослушивания. Пять лет назад погибла его внучка – ее сбила машина, за рулем которой сидели трое негритянских подростков, незадолго до того ограбивших винный магазин. Для него прослушивание телефонов было личным вкладом в борьбу сил законности и правопорядка против всего этого сброда, правившего бал на улицах города.
Вдоль трех стен офиса, где работал Тифенбахер, стояли магнитофоны. Машины были настроены на голос, и лента начинала вращаться, только когда раздавался звонок. В центре комнаты находились стол из тикового дерева и стул, на котором сидел Тифенбахер и, куря одну сигарету за другой, проверял магнитофоны, при необходимости меняя пленку. Ежечасно он с блокнотом в руке обходил машины и записывал цифровые показания на счетчике у каждого магнитофона. Такая запись служила просто дополнительной копией, потому что время звонка фиксировалось на ленте с помощью электроники, так же как и номер вызываемого абонента. Установить, с какого и на какой номер звонят, стало с появлением цифровых коммутаторов всего лишь вопросом компьютерного программирования.
Тифенбахер дежурил по очереди с тремя другими агентами, тоже заядлыми курильщиками. Они распределили смены таким образом, что в офисе круглые сутки все время кто-то был. К некоторым магнитофонам были прикреплены красные таблички, которые означали, что обо всех звонках следует немедленно докладывать такому-то агенту. Остальные магнитофоны проверялись раз в день. Большинство работавших в здании агентов называли комнату наблюдения «могилой», а четверых ее сотрудников – «живыми мертвецами». Все четверо когда-то совершили те или иные должностные проступки, и назначение в «могилу» не считалось завидным продвижением по службе для честолюбивого фэбээровца.
Проступок Эрика Тифенбахера состоял в том, что он позволил своему коллеге нарваться на пулю при задержании беглеца, отданного на поруки. Эрик работал в «могиле» пять месяцев и уже просил подыскать ему место вне ФБР. Начала крутиться лента, записывающая разговоры Шоленов. Тифенбахер раздавил окурок, взял наушники и подошел к машине. На ней была красная табличка с именами сразу двух агентов – Коула Говарда и Келли Армстронг. Подсоединив наушники к машине, Эрик начал слушать. Пожилая женщина – мать Шолена – обычно звонила нечасто: делала заказы в местных магазинах или советовалась с ветеринаром по поводу своей собаки. На красной табличке значились также домашние телефоны обоих агентов – на случай, если с ними понадобится связаться в нерабочие часы. Вскоре после установки подслушивающих устройств Келли Армстронг приходила в комнату наблюдения и просила, чтобы, если обнаружится что-нибудь интересное, ей позвонили первой. Она немного ввела Эрика в курс проводимого расследования, при этом так наклонившись над столом, что он сумел рассмотреть ее великолепную грудь. Чертовски горячая бабенка, подумал Тифенбахер, а грудь так и хочется потрогать! В ней чувствуется шик: все надетые на ней вещи очень изысканны, а часики, на которые, как он заметил, она постоянно смотрела, – золотые «картье». Келли носила обручальное кольцо, но Эрик подумывал о том, чтобы пригласить ее на коктейль после работы.
Он начал слушать. Старуха явно разговаривала со своим сыном Лу Шоленом – как раз тем типом, которым интересовались агенты. На дисплее ниже счетчика появились цифры – номер телефона, с которым беседовала пожилая дама. По окончании разговора цифры будут зафиксированы на ленте, но Тифенбахер уже записал их в свой блокнот, чтобы сразу же сообщить Келли Армстронг. Может быть, ему удастся угодить ей, и тогда она будет более сговорчивой.
* * *
Лиза Говард принесла в гостиную две чашечки кофе и поставила на стол, стараясь не спутать бумаги мужа.
– Спасибо, дорогая, – сказал он, поднимая голову от работы и улыбаясь. – Как дети?
– Уже спят, – ответила она. – Они так быстро растут! Представляешь, Эдди спросил меня сегодня, когда он начнет играть в гольф!
– Держу пари, это безмерно обрадует твоего отца, – откликнулся Коул.
Теодор Клейтон был заядлым игроком, да и сама Лиза играла в гольф уже много лет. Она могла бы стать профессионалом, хотя занималась этим только ради удовольствия.
– Папа хочет купить ему набор детских клюшек для гольфа.
С этими словами Лиза отхлебнула кофе. Говард отложил в сторону желтый маркер, которым он подчеркивал в статье заинтересовавшие его места.
– Если Эдди хочет клюшки для гольфа, я куплю ему сам. Скоро день его рождения, и они будут хорошим подарком.
Лиза слегка улыбнулась.
– Вообще-то я сегодня играла с папой, и он сказал, что уже купил их.
Заметив, что муж собирается что-то возразить, она поторопилась продолжить:
– Знаю, знаю, но что я могла поделать? Тебе известно, какой он упрямый. И потом, это ведь всего-навсего набор детских клюшек!
Говард бросил на жену сердитый взгляд. Он как раз не считал, что речь идет просто о спортивном снаряжении, – для него это был еще один признак вмешательства тестя. Говард всегда старался сохранить независимость и содержать свою семью наилучшим образом. Беда заключалась в том, что, как бы много он ни работал и как бы хорошо ни оплачивались сверхурочные, он никогда не сумел бы тягаться с колоссальным богатством Теодора Клейтона. Говард понимал, что дело не ограничится клюшками для гольфа. Постепенно дойдет очередь до лошадей, автомобилей, платы за колледж и поездок во время каникул – в общем, всего, чего пожелают дети. Со временем такие подарки станут привычными, а Говард не хотел, чтобы его дети выросли с уверенностью, что все в жизни будет им преподнесено на блюдечке.
– Если мой сын собирается заниматься спортом, я хотел бы сам предоставить ему такую возможность... – начал было Говард и осекся, сознавая, как обиженно звучит его голос.
Он решил переменить тему:
– А что, к бейсболу Эдди уже остыл?
Лиза улыбнулась и покачала головой, отчего ее длинные светлые волосы заструились по плечам.
– Конечно нет! Он просто хочет обучиться гольфу, чтобы играть со мной, вот и все. Он был бы очень рад, если бы и ты играл с нами.
Говард снова занес маркер над статьей.
– Представляю себя на площадке для гольфа! – проворчал он.
Говард ощущал, что атмосфера сгущается, и с чувством облегчения услышал телефонный звонок.
– Я подойду, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67