В оба конца полетели гневные письма, агент ФБР был переведен для дальнейшего прохождения службы в Фэрбанкс на Аляске, и отныне было решено четко помечать информацию, поступающую от МИ-5, и письма, приходящие из Королевской тайной полиции, и хранить их только отдельно. С полдюжины дел, находившихся сейчас на столе у Салливана, поступили от МИ-5.
В последние годы – с тех пор, как активисты ИРА стали все чаще находить убежище в Соединенных Штатах, – поток бумаг, курсирующих между ФБР, МИ-5 и КТП, резко возрос. За два прошедших года в Великобритании оборвалась жизнь более десяти известных активистов ИРА. Одни пострадали в результате аварий на дорогах, другие были убиты во время проведения секретных операций. Кто-то покончил жизнь самоубийством, а несколько человек были хладнокровно застрелены неизвестными. Поползли слухи о некой карательной операции, были сделаны соответствующие запросы в Палате общин. В «Санди таймс» появилось несколько статей-расследований, в которых выдвигалась мысль о том, что САС последовательно ликвидирует высшие эшелоны террористической организации. Однако все это осталось недоказанным.
До 1992 года слежку за ИРА осуществлял Специальный отдел британской полиции. Он занимался этим еще в прошлом веке. Специальный отдел был создан для борьбы с ирландскими националистами. Салливан и его коллеги предпочитали иметь дело именно со Специальным отделом, так как в отличие от МИ-5 там работали настоящие полицейские, как и те, что служили в ФБР. Сотрудники же МИ-5 были шпионами, рабочая нагрузка которых значительно уменьшилась после распада Советского Союза. Многие из них почему-то усвоили снисходительный тон по отношению к ФБР. Как-то Салливану довелось провести три месяца в Лондоне. Он работал в офисе МИ-5 на Керзон-стрит вместе с британскими специалистами по борьбе с терроризмом, что было тогда составной частью ныне отмененной программы обмена опытом. У него сложилось впечатление об агентах МИ-5 как о холодных и чопорных парнях, юмор которых он так и не научился понимать. Казалось, они больше заинтересованы в том, чтобы подчеркнуть собственное превосходство, а не поделиться опытом, и по возвращении в Нью-Йорк Салливан отчетливо осознал, что потратил время зря. Кое-какие личные знакомства, которые он завязал в Лондоне, перестали что-либо значить, как только Салливан пересек Атлантику, и ему, как всегда, проще было получить ответ на запрос, отправленный в КТП, чем на Керзон-стрит.
Время от времени МИ-5 посылала своих собственных агентов в Соединенные Штаты, не уведомляя об этом ФБР, и отношения между двумя ведомствами были, мягко говоря, натянутыми. Салливан снял с полки несколько бледно-голубых папок и углубился в них. В двух содержались присланные по телексу просьбы дать информацию об активистах ИРА, след которых британцы, по всей видимости, потеряли. Салливан улыбнулся и сунул эти папки в нижний ящик стола. Конечно, рано или поздно ими придется заняться, но, по его мнению, не в первую очередь.
Оставалось еще четыре папки. В одной был ответ МИ-5 на просьбу дать информацию о Дамиене О'Брайене. Этот парень недавно начал работать в кабачке «Филбинз». Салливан сделал большой глоток горячего кофе и открыл папку. Там лежал только телекс с Керзон-стрит, согласно которому МИ-5 якобы не располагала никакими сведениями о человеке с таким именем и датой рождения. Однако имелся некий семидесятидвухлетний Дамиен Дж. О'Брайен, живший в Дублине. По сведениям МИ-5, он был активным членом ИРА в конце пятидесятых годов, но сейчас, очевидно, удалился от дел. С паспортом у него все было в порядке, а отпечатки пальцев, посланные ФБР в Великобританию, не совпадали с отпечатками ни одного из активистов ИРА. Дальше в телексе говорилось о том, что досье на Дамиена О'Брайена есть в Отделе уголовных преступлений. Он трижды привлекался к суду. Два раза его штрафовали за пьянство и неподобающее поведение в общественном месте, а за вооруженное нападение он отсидел три месяца в тюрьме в Глазго. Отпечатки пальцев, снятые с бутылки пива «будвайзер», совпадали с отпечатками Дамиена О'Брайена, проведшего три месяца в тюрьме. Салливан захлопнул папку и бросил ее на поднос с исходящей почтой. Похоже, это именно тот О'Брайен – бармен-алкоголик, незаконно устроившийся на работу в Нью-Йорке. Салливан сделал на папке отметку проверить этого типа еще раз через пару месяцев. Если он не совершит никаких правонарушений и не попытается вступить в контакт с активистами ИРА, Салливан просто проинформирует о нем Иммиграционную службу, и его вышлют из страны за незаконную работу по туристической визе. А пока у Салливана на крючке есть более крупная рыба.
* * *
Коул Говард распорядился, чтобы в его кабинет принесли большую черную доску, посередине которой он укрепил фотографии четырех манекенов, находившихся в пустыне. Вокруг Говард расположил еще шесть снимков: фото Лу Шолена и Рика Ловелла, взятые из их личных дел, снимок того парня, которого он считал третьим возможным снайпером, фотографии женщины, молодого человека и мужчины с переговорным устройством. Взяв в руки мел, Говард провел линии от снимков к центру доски – получилось что-то вроде колеса со спицами, затем сел на стул и начал внимательно смотреть на доску. В течение целого часа он мучительно размышлял, пытаясь связать воедино всех этих людей – классных снайперов-десантников, двух неизвестных мужчин и женщину. Четыре цели, которые отделены от одной из винтовок по крайней мере двумя тысячами ярдов. Достав стопку бумаги, он начал записывать свои выводы – привычка, усвоенная еще в Академии ФБР.
Когда Говард кончил писать, на улице уже стемнело, и он зажег настольную лампу. Отложив ручку в сторону, он устало потер виски. Голова раскалывалась. Это неприятное ощущение не смогли побороть даже принятые им две таблетки болеутоляющего, и Говард понял, что страшно хочет выпить. На листках бумаги уже появилось больше десятка пунктов. Сейчас Говард поудобнее устроился на стуле и начал внимательно читать написанное. Итак, в списке неотложных дел стояло: запросить через Шелдона телефонную компанию о том, что им известно о двух бывших десантниках. Возможно, таким образом удастся выяснить, с кем они входили в контакт перед своим исчезновением. Нужно также установить подслушивающее устройство на телефонном аппарате в квартире родителей Лу Шолена – на тот случай, если он позвонит домой. Хотелось бы еще узнать, куда звонят сами родители Шолена. Надо пропустить новые фотографии таинственных мужчин и женщины через досье ФБР. Такое задание он даст перед тем, как уйти домой. Следует связаться с Энди Кимом и узнать, как продвигается его работа. Если Боб Санджер сдержал слово, то программист уже вовсю трудится в Белом доме. Говард записал для памяти – проверить, достаточное ли число фэбээровских программистов участвует в проекте.
Подумав, Говард добавил еще один пункт – спросить Келли о банковских счетах Ловелла и Шолена, а также узнать, удалось ли ей что-нибудь выяснить относительно кредитных карточек, по которым были взяты машины, снятые видеокамерой в пустыне.
Говард был убежден, что правильно вычислил двух снайперов. Но вот третий оставался тайной. Новые фотографии снайперов следует также прогнать через досье – вдруг где-то обнаружится совпадение. Похоже, у третьего снайпера длинные – почти до плеч – волосы, так что идентифицировать его не составит большого труда. Он намерен воспользоваться советом Кретцера и выйти на винтовки через их производителей. Однако Говард сомневался, что это что-нибудь даст: обе идентифицированные винтовки находились в руках у известных снайперов, но всегда есть маленький шанс обнаружить какой-нибудь «боковой след» в этом деле.
Немного подумав, он сделал еще одну запись: попросить у Государственного департамента список высокопоставленных лиц, визит которых в Соединенные Штаты планируется на ближайшие полгода. Говард глубоко вздохнул и опять помассировал виски. Казалось, расследование начинает охватывать все более широкие области и как бы ускользает из-под его контроля. Вроде бы ниточек много, но ни за одну из них ему не удается ухватиться. Конечно, известное удовлетворение принесла мысль о том, что снайперы уже идентифицированы, но ведь он до сих пор не знает, ни где они находятся, ни в кого и когда намерены стрелять. Говард догадывался, что медленное течение расследования будет расценено Джейком Шелдоном как неудача. Он даже может назначить кого-нибудь для надзора за Говардом. Агент вздохнул и кинул листы исписанной бумаги в ящик стола. Желание выпить стало всепоглощающим. Из нижнего ящика он вынул тоненькую книжицу и листал ее до тех пор, пока не наткнулся на адрес местного колледжа, в котором через двадцать минут начиналась вечеринка. Говард быстро заполнил формуляр на установку подслушивающего устройства и запрос в телефонную компанию, положил их в конверт и адресовал Джейку Шелдону. Затем опустил в другой конверт копии фотографий снайперов, женщины и обоих мужчин. Они предназначались для перепроверки в архивах ФБР, и агент положил этот конверт в стопку исходящей почты.
Дорога к колледжу заняла меньше десяти минут. Машину удалось быстро припарковать. Говард уже бывал на подобных встречах раньше. Эта происходила в зале на первом этаже, где несколько десятков пластмассовых стульев неровными рядами стояли перед классной доской с написанными на ней химическими формулами. В другом конце зала уютно булькала кофеварка, а расположившийся около нее молодой человек наливал молоко из бумажного пакета в чашки. Говард устроился сзади, рядом с крупной женщиной в меховом пальто. Всего в комнате находилось шестнадцать человек – в основном мужчины. Некоторых из них Говард уже видел раньше в этом же колледже или на подобных встречах в других местах. Ему дали слово третьим. Встав и прочистив горло, как он всегда делал, обращаясь даже к небольшой аудитории, Говард сказал:
– Меня зовут Коул. Я алкоголик. Я не напивался уже три года и восемь месяцев.
Все зааплодировали, и Говард почувствовал, как поддержка и любовь этих людей обволокли его подобно струям теплого душа.
* * *
День выдался жарким, и толпы людей, устремившихся к стадиону, были одеты соответственно – мешковатые шорты, оставлявшие открытыми загорелые ноги, майки и бейсбольные шапочки, в основном оранжевые и белые. Это были цвета команды «Иволги». Мэри вышла из отеля и присоединилась к болельщикам. Она тоже облачилась в шорты, из-под которых виднелись ее стройные, покрытые легким загаром ноги, и голубую рубашку с закатанными до локтей рукавами. Погода в Балтиморе стояла очень изменчивая. Мэри не ожидала такого. Три дня назад было настолько прохладно, что она, выходя из отеля, надела теплое пальто. Вчера шел дождь, а когда выглянуло солнце, сразу очень потеплело. Телевизионный прогноз погоды обещал высокую влажность в день игры. Предсказание сбылось, и сейчас Мэри ощущала, как тяжело дышать в пропитанном влагой теплом воздухе.
Вдоль всех улиц, ведущих к стадиону, расположились торговцы, предлагавшие прохожим хот-доги, прохладительные напитки и дешевые сувениры. Мэри прошла мимо бара, посетители которого разом высыпали на улицу. Это были в основном молодые люди, пившие пиво из банок. Она уже бывала раньше на бейсбольных матчах, поэтому царившая вокруг дружелюбная атмосфера и благожелательность болельщиков ее не удивили – так бывало всегда во время игр. Ничто не напоминало подобные спортивные мероприятия в Великобритании, когда фанаты нестройно распевают свои песни, а возможность дать выход своей агрессивности, кажется, значит для них больше, чем сам матч. Напротив, толпы американцев состояли в основном из семейств, вышедших на прогулку, чтобы получить удовольствие. Полицейские, регулировавшие движение общественного транспорта, были настроены куда дружелюбнее своих британских коллег. Закатав рукава рубашек и сдвинув фуражки на затылок, они улыбались и шутили с проходившими болельщиками. Казалось, полицейские так же предвкушают удовольствие от игры «Иволог», как и фанаты. Хотя Мэри чувствовала себя в полной безопасности, смешавшись с толпой, ее рука крепко придерживала сумочку.
Билет на матч ей принесли прямо в номер сегодня утром, но куда идти, она точно не знала. Огромный полицейский заметил ее замешательство и спросил, не нужна ли ей помощь. На груди у него был прикреплен жетон с фамилией Мэрфи, однако он говорил не с ирландским, а с протяжным мэрилендским акцентом. Но вот его нос – красный и толстый – выдавал любителя выпить. Подобные носы Мэри не раз видела у жителей Белфаста. Офицер по фамилии Мэрфи показал ей, куда идти, и пожелал приятно провести время. Он даже приложил руку к фуражке жестом, которого трудно было ожидать от американского полицейского. Пожилой человек, проверивший ее билет у входа, был также очень благожелателен. Мэри никак не могла привыкнуть к тому, насколько американцы вежливы. Официантки, полицейские, банковские служащие, работники отеля – все они улыбались и, казалось, с большим удовольствием оказывали ей услуги. Жители Белфаста тоже были достаточно приветливы, но в отношениях между незнакомыми людьми всегда чувствовался какой-то холодок, совершенно незаметный в Штатах.
Мэри прошла сквозь толпу к лестнице, по которой ей предстояло подняться к своему месту. Стадион гудел в ожидании зрелища. Внизу, на ярком зеленом газоне, разминались игроки. Они с силой подбрасывали мяч в воздух и ловили его руками в больших кожаных перчатках. Даже со своего достаточно высоко расположенного места Мэри слышала хлопки отбиваемых мячей. У выхода со спортивной площадки игроки с большой скоростью вращали биты. Их руки мелькали как лопасти пропеллера. На электронном табло в дальнем конце стадиона время от времени появлялись надписи – приветствия болельщикам и объявления о том, кто участвует в сегодняшней игре. Взад и вперед по проходу сновали продавцы пива, горячих пирожков, хот-догов и прохладительных напитков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67