Может, он дезертир.
– Только не он, – поднялся Ситэл. – Он был доблестным воином. К тому же, будучи дезертиром, он бы не возвратился в Сильваност. – При этих словах Ситэл замер и, схватив фонарь, освещавший чердак, поднес его к талии погибшего воина.
– Вот оно! – Пророк поспешно сунул фонарь в руки сыну и, расстегнув пояс, протянул его Ситасу. – Видишь это?
Ситас пристально взглянул на оборотную сторону пояса. На темной коже явно было что-то написано, но буквы не складывались в слова.
– Не понимаю! – воскликнул Ситас. – Я вижу надпись, но это какая-то тарабарщина.
Ситэл отстегнул от пояса пустые ножны и осторожно положил их на грудь мертвого, затем свернул пояс и спрятал его себе под одежду.
– Тебе еще многому предстоит научиться, таким вещам, что приходят только с опытом. Пойдем со мной, я покажу тебе, как мертвые могут говорить с живыми без всякого волшебства.
Спустившись с чердака, они встретили толпу придворных и слуг, ожидавших появления двух самых важных эльфов Сильваноста. Ситэл коротко велел всем возвращаться к работе, а сам вместе с сыном направился в Звездную Башню.
– Этот дворец напоминает муравейник, – проворчал Ситэл, шагая по Дороге Процессий. – Можно ли здесь хоть что-нибудь держать в секрете?
Принц был озадачен, но скрывал свое удивление под маской спокойствия. Этому он научился у жрецов Матери. Отец заговорил снова, лишь когда они вдвоем закрылись в тронном зале.
– Кориамис послал этого воина в качестве курьера, – промолвил Ситэл. – Давай посмотрим, что он нам привез.
Трон Пророка был сделан не только из одних изумрудов. Драгоценное кресло поддерживали колонны, искусно вырезанные из прекрасного дорогого дерева. Эти колонны имели различную высоту и толщину, некоторые были инкрустированы золотом и серебром. Ситас в немом изумлении наблюдал, как его отец одну за другой извлекает деревянные опоры из священного древнего трона. Вытащив очередной цилиндрический столбик, он спирально наматывал на него пояс мертвого воина и, взглянув на надписи на коже, разматывал ремень и вставлял кусок дерева на место. На пятой попытке Ситэл торжествующе вскрикнул. Он прочел первую строку надписи, затем, повернув цилиндр, прочел следующую строку. Закончив, Звездный Пророк поднял голову – лицо его покрылось смертельной бледностью.
– Что с тобой, отец? – воскликнул Ситас.
Вместо ответа Пророк протянул ему стержень с намотанным на него поясом.
Теперь принцу все стало понятно. Послание было написано на поясе, обернутом вокруг древка или стержня такой же толщины, как тот, что принц держал в руках. Когда пояс размотали, буквы превратились в бессмысленные каракули. Теперь Ситас смог прочесть последнее письмо Кориамиса.
В тексте было много сокращений, и Ситас читал вслух, чтобы быть уверенным в правильности толкования.
«Великий Пророк, – говорилось в письме, – я пишу это сообщение, зная, что завтра меня, возможно, уже не будет в живых, и это мой последний шанс рассказать о случившемся. Два дня назад на нас напал отряд людей, эльфов и полукровок. Всадники поймали нас в ловушку у подножия Халькистовых гор, неподалеку от водопада на реке Керати. Нас осталось только пятнадцать. Я посылаю это письмо со своим лучшим бойцом, Нортифинтасом. Великий Пророк, напавшие на нас люди и эльфы – не разбойники, это организованная кавалерия. Они знали, где устроить засаду на нас, знали, сколько нас, и мне кажется, что нас предали. В Сильваносте есть изменник. Найди его, или все погибнет. Да здравствует Сильванести!»
В течение бесконечно долгих минут Ситас в ужасе молча смотрел на отца, затем у него вырвалось:
– Чудовищно!
– Предательство в моем собственном городе. Кто это может быть? – вслух размышлял Ситэл.
– Какая разница? Его можно найти. Гораздо важнее другое: кто платит предателю? Мне приходит на ум только император Эргота! – убежденно произнес сын.
– Ты прав.
И верно, больше ни у кого не было таких денег и таких веских причин начать тайную войну против эльфийского народа. Ситэл взглянул на принца, и ему показалось, что сын постарел на много лет.
– Я не хочу войны, Ситас. Я не хочу этого. Мы еще не получили ответа ни от императора, ни от короля Торбардина на наше предложение все обсудить. Если представители этих народов прибудут к нам на переговоры, у нас останется возможность сохранить мир.
– Это также даст врагам время, в котором они нуждаются, – заметил Ситас.
Пророк взял у сына пояс и деревянный стержень и вставил опору на прежнее место в троне, а пояс обмотал вокруг талии. К Ситэлу возвратилось прежнее спокойствие, годы словно отступили прочь, а вместо них на его лице читалась решимость.
– Сын мой, поручаю тебе найти изменника. Мужчина или женщина, молодой или старый – пощады ему быть не может.
– Я исполню это, – поклялся Ситас.
Каждый вечер обитатели дворца Квинари собирались на ужин в зале Балифа. Это был не столько прием пищи, сколько повод встретиться – здесь были обязаны присутствовать все придворные, а также некоторые жрецы и знатные эльфы. Пророк Ситэл и госпожа Ниракина занимали места у дальнего конца огромного овального стола. Слева обычно сидели Ситас и Герматия, а далее по кругу – все гости в порядке их значимости. Таким образом, справа от Ситэла обычно оказывался самый скромный из придворных. В последнее время чаще всего здесь сидел Таманьер Амбродель – за спасение жизни госпожи Ниракины во время восстания ему пожаловали титул.
Зал был полон народа, и когда вошла Герматия вместе с Таманьером, никто еще не садился. Ситэл пока не появлялся, и гости не имели права занимать места до его прихода. Ситас бесстрастно стоял возле своего кресла. Герматия надеялась пробудить его ревность, появившись под руку с доблестным Таманьером, но принц продолжал задумчиво разглядывать стоявшую перед ним золотую тарелку.
Вошел Ситэл со своей супругой. Слуги подвинули царственной чете кресла, и Ситэл занял место за столом.
– Пусть боги даруют всем вам здоровье и долгую жизнь, – негромко произнес он.
Огромный зал был выстроен таким образом, что все сказанное на одном конце стола могли услышать на противоположном. Традиционное пожелание перед началом ужина донеслось до всех собравшихся.
– Да здравствует Звездный Пророк! – хором отвечали гости, и после продолжительного шарканья ног и скрипа стульев все, наконец, расселись.
Появилась группа прислужников с большим котлом, раскачивающемся на длинном шесте, – его несли на плечах двое эльфов. За ними следовали еще двое слуг с бронзовым ящиком, испещренным отверстиями, сквозь которые просачивалось слабое сияние. Ящик наполняли уголья, собранные со всех кухонь дворца. Его установили на каменную плиту, а сверху водрузили огромный котел. Таким образом, суп сохранялся горячим на всем протяжении ужина, который мог продолжаться несколько часов.
Молодые эльфийские горничные в платьях из желтой газовой материи сновали среди гостей, наполняя их тарелки дымящимся черепаховым супом. Для тех, кому суп был не по вкусу, подали свежие фрукты, собранные утром в плодородных садах на восточном берегу. Мальчики сгибались под тяжестью высоких амфор, наполненных до краев пурпурно-красным нектаром, и без устали наполняли бокалы гостей.
Когда подали первое блюдо, Станкатан дал знак слугам, стоявшим у дверей зала. Створки распахнулись, и вошли три музыканта. Игроки на флейте, лире и трещотке заняли места в дальнем конце зала, чтобы не мешать разговору за столом.
– Я слышал, – начал старый Ренгальдус, глава гильдии Гранильщиков, – что намечается тайное совещание с представителями Эргота.
– Ну, это давно известно, – ответил жрец Зертинфинас, срезая верхушку с сочной дыни и выколупывая на тарелку семена. – И гномов из Торбардина тоже пригласили.
– Я никогда не видела людей вблизи, – заметила Герматия. – И не разговаривала ни с одним из них.
– Ты не много потеряла, госпожа, – утешил ее Ренгальдус. – Их язык груб, а тела покрыты густой шерстью.
– Прямо скоты какие-то, – согласился Зертинфинас.
– Это ты так считаешь, – вмешался в разговор Таманьер. Все глаза обратились к нему. Не принято было, чтобы такие незначительные придворные говорили за столом; – Мне пришлось познакомиться с некоторыми из людей там, на равнинах, и многие из них оказались добрыми малыми.
– Может, и так, но разве не правда, что они вероломны? – поинтересовался мастер гильдии Сапожников. – Неужели они всегда держат слово?
– Очень часто. – Таманьер бросил взгляд на своего покровителя, Ситаса, в поисках признаков неудовольствия. Сын Пророка, как обычно, ел мало, отщипывая по одной виноградинке от грозди, лежавшей на тарелке. Казалось, он не слышал слов Таманьера, и молодой придворный ободрение продолжал: – Люди могут быть исключительно честными, может быть, как раз потому, что они знают о лживости многих своих сородичей.
– У них неисправимо ребяческие нравы, – со знанием дела вещал Зертинфинас. – Да и как может быть иначе? Живя на свете всего лишь семьдесят лет или около того, разве успеешь приобрести хоть какую-то мудрость или терпение?
– И все же они не совсем безнадежны, – отметил Ренгальдус, с чмоканьем отхлебнул добрый глоток нектара и вытер подбородок атласной салфеткой. – Сотню лет тому назад не существовало на свете человека, способного огранить алмаз или отполировать сапфир. А теперь ремесленники в Далтиготе научились обрабатывать драгоценные камни и их изделия заполнили рынки! Мои агенты в Балифоре сообщают, что изготовленные людьми бриллианты хорошо идут там в основном потому, что они дешевле наших. Покупатели обращают внимание не столько на качество, сколько на цену.
– Вот варвары, – промычал Зертинфинас, обращаясь к своему бокалу.
Внесли второе блюдо – холодный салат из речной форели под соусом из сладких трав. Послышались возгласы одобрения. Подали также хлеба, выпеченные в форме пирамид и смазанные медом, любимым лакомством эльфов.
– Может быть, кто-нибудь из ученых жрецов объяснит мне, – начала Герматия, отрезая себе ломоть горячего хлеба, – почему люди так мало живут?
Зертинфинас прокашлялся и хотел было ответить, когда с противоположной стороны стола раздался новый голос, ответивший на вопрос принцессы:
– Вообще считается, что люди – это промежуточная раса, очень далекая от богов, больше родственная животному царству. Наш народ был создан раньше, поэтому жизнь наша продолжается дольше, и мы обладаем способностью к магии, сближающей нас с богами.
Герматия, склонив набок голову, старалась получше разглядеть жреца, говорившего мягким голосом.
– Я не знаю тебя, святой отец. Как твое имя?
– Прости, что не представился, госпожа. Меня зовут Камин Олуваи, я второй жрец Голубого Феникса. – Поднявшись, молодой эльф поклонился Герматии. Он приковывал взгляд в своей сверкающей голубой мантии и золотой головной повязке, на которой был вышит голубой феникс. На плечи спускались золотистые волосы, длинные даже по эльфийским меркам. Ситас подозрительно рассматривал жреца. Этот Камин Олуваи не часто бывал на королевских обедах.
– А как быть с этими людишками? – развязно выкрикнул Зертинфинас – нектар уже ударил ему в голову. – Что с ними сделают?
– Мне кажется, это решать Пророку, – ответил Ситас.
Сто пятьдесят пар глаз обратились к Ситэлу, который внимательно прислушивался к разговору, управляясь с рыбой.
– Суверенитет Сильванести превыше всего, – невозмутимо промолвил Пророк. – Именно поэтому я созываю совет.
Принц, кивнув, обратился к придворному:
– Амбродель, а правда ли, что в наших западных провинциях живет больше людей, чем эльфов Сильванести и Каганести?
– Их больше, чем Сильванести, Высочайший. Но трудно точно сказать, сколько там Каганести. Столь многие из них живут в глухих лесах, горах, на равнинах.
– Во всяком случае, люди начинают рожать потомство уже с пятнадцати лет! – выпалил Зертинфинас. – У них в семьях обычно бывает по пять-шесть детей!
По залу пронесся шепот удивления и недовольства. В эльфийских семьях редко рождалось более двоих детей, несмотря на долгую жизнь родителей.
– Это правда? – допытывалась Ниракина у Таманьера.
– Так, по крайней мере, обстоит дело в дикой местности. Не знаю, какие семьи существуют в более густонаселенных областях Эргота. Но немногие дети доживают до зрелого возраста. Искусство врачевания у людей не так развито, как у нас.
Музыканты закончили играть легкие мелодии и начали «Плач морского эльфа». Настало время для главного блюда.
Его вкатили на большой тележке – огромный золотисто-коричневый пирог в виде дракона. «Чудовище» достигало в высоту пяти футов. Спина его была усеяна листьями мяты, а глаза и когти сделаны из алых зерен граната. Голову и заостренный хвост дракона украшали глазированные орешки.
Присутствующие захлопали в ладоши при виде кулинарного чуда, и даже Ситэл улыбнулся.
– Вот видите, друзья мои, выходит, повар превзошел всех нас, – объявил он, поднимаясь на ноги. – Столетиями драконы угрожали нашему спокойствию, а теперь мы едим их на ужин.
Станкатан с мечом наготове стоял рядом с пирогом. Он сделал знак, и слуги подставили под подбородок дракона золотое блюдо. С силой, удивительной для его возраста, служитель одним махом отсек голову дракона. Стайка из пяти воробьев с привязанными к лапкам серебряными ленточками выпорхнула из чрева чудовища. Собравшиеся издали вздох восхищения.
– Надеюсь, остальная начинка пропеклась лучше, – насмешливо заметил Ситэл.
Слуги поднесли Пророку голову дракона и небольшими ножами разрезали ее на куски. Хрустящая корочка скрывала начинку из нежного мясного паштета, цельных печеных яблок и сладких луковиц, покрытых глазурью.
Станкатан напал на остатки пирога подобно актеру в роли богатыря Хумы, убивающего живого дракона. Внутренность чудовища заполняли острые колбаски, фаршированные перцы, зажаренные целиком каплуны и различные овощи. В зале поднялся шум – каждый спешил воздать хвалу великолепному угощению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41