Я не ожидал, что на самом деле найду Сэм. Я не ожидал, что призрак окажется настоящим.
Ошеломленный, я отложил микрофишу и закрыл машину.
– Джорди? – окликнула меня Эми, когда я проходил мимо ее стола. – С тобой все в порядке?
Помню, я кивнул и пробормотал что-то неразборчивое насчет перерыва. Подхватил скрипку и направился к выходу. Как я нашел тот адрес на Грассо-стрит, не знаю, помню только, что стоял и смотрел на дом Дикинсонов.
Кому он принадлежал теперь, я не имел ни малейшего понятия; я не очень-то вслушивался в слова Эми после того, как она сказала, что Дикинсоны его продали. Дом сравнительно недавно отремонтировали, так что вид у него был не совсем такой, как на фотографии, но под всякими новомодными штучками все равно угадывались контуры старого здания.
Я уселся на обочину, пристроил футляр со скрипкой на коленях и уставился на дом. В ушах опять зазвенело. Футболка по-прежнему казалась слишком тесной.
Я не знал, что делать дальше, поэтому просто сидел и смотрел, пытаясь осознать неопровержимые факты. Никаких сомнений в том, что Сэм была на самом деле, как и в том, что призрак из прошлого ее похитил, у меня не осталось. Снова накатило ощущение потери, точно все это случилось только что, а не три года тому назад. Но больше всего меня страшила вот какая мысль: если она и призрак существуют, то что еще может оказаться реальным?
Я закрыл глаза, и заголовки бульварных газетенок запрыгали на изнанке моих век стробоскопическими вспышками причудливых образов и слов. Мир Джилли – тот, в котором нет ничего невозможного. Удастся ли мне к нему приспособиться, я не знал. Мне нужны границы и правила. Мне нужны шаблоны.
Немало времени прошло, прежде чем я поднялся и пошел в кафе «У Кэтрин».

Первый вопрос, который задала мне Джилли, едва я появился в дверях, был:
– Ты Джека видел?
Мои скачущие мысли мешали мне понять, кого она имеет в виду. Наконец до меня дошло, и я помотал головой.
– Он не был сегодня у Святого Павла, – продолжала Джилли, – а ведь он всегда там, и в дождь, и в ведро, и зимой, и летом. Вчера только подумала, что вид у него неважный, и вот...
Я отключил звук и сел за свободный стол, пока у меня не подкосились ноги. Ощущение потери ориентации, которое впервые возникло, когда я увидел фото Сэм на микрофише, то накатывало, то отступало вновь. Сейчас оно как раз достигло наивысшей точки, так что мне даже сидеть было трудно, не говоря уже о том, чтобы слушать Джилли. Едва одурь начала проходить, я снова включил звук.
... сердечный приступ, как он позовет на помощь? Он ведь говорить не умеет.
– Я его вчера видел, – сказал я и сам подивился, как спокойно прозвучал мой голос. – Около полудня. По-моему, с ним все было в порядке.
– Правда?
Я кивнул:
– Я встретил его у пирса, он сидел на берегу реки и кормил уток. Погадал мне.
– Правда?
– Джилли, ты как пластинка заезженная.
Неизвестно почему, но мне вдруг стало легче.
Ощущение, что я вот-вот ударюсь в панику, ослабело, а потом и вовсе прошло. Джилли пододвинула стул и уселась напротив меня, локти на столе, подбородок в ладонях.
– Ну расскажи, – попросила она. – Почему ты это сделал? И что он тебе нагадал?
И я рассказал ей обо всем, что случилось с тех пор, как я встретил Джека. Пока я говорил, ощущение потери ориентации пару раз возникло и прошло, но в основном я держался молодцом.
– Черт подери! – сказала Джилли, когда я закончил.
Она прижала к губам ладонь и торопливо обвела глазами зал, но никто из посетителей, кажется, не обратил на нее внимания. Она протянула через стол руку и накрыла ею мою ладонь.
– Ну теперь-то ты веришь? – спросила она.
– Разве у меня есть выбор?
– И что ты собираешься делать?
Я пожал плечами:
– А что тут сделаешь? Я узнал то, что хотел узнать, – теперь мне надо как-то научиться жить с этим знанием и со всем, что оно за собой тянет.
Джилли долго ничего не отвечала. Просто держала меня за руку и излучала утешение, как умеет только она одна.
– Ты мог бы найти ее, – сказала она наконец.
– Кого? Сэм?
– Кого же еще?
– Она, наверное... – Я поперхнулся словом «умерла» и остановился на более нейтральном: – Ее, наверное, нет уже в живых.
– А может, нет, – сказала Джилли. – Она, разумеется, уже состарилась. Но разве не лучше взять и выяснить, как думаешь?
– Я...
Мне вовсе не так уж хотелось знать, жива она или умерла. А если жива, то и встречаться с ней мне тоже не слишком хотелось. Что нам сказать друг другу?
– Ну хотя бы подумай над этим, – сказала Джилли.
В этом она вся: слово «нет» никогда не было для нее ответом.
– Я сменяюсь в восемь, – сказала она. – Хочешь, встретимся?
– Зачем? – спросил я вяло.
– Я думала, может, ты поможешь мне найти Джека.
Почему бы и нет, подумал я. В конце концов, я уже почти эксперт по поиску людей. Впору визитки заказывать: Джорди Риделл, частный детектив, скрипач.
– Ладно, – ответил я.
– Отлично, – сказала Джилли.
И тут же подскочила со своего стула, едва двое новых посетителей зашли в кафе. Я заказал у нее кофе, когда она усадила их за столик, потом стал наблюдать за движением на Баттерсфилд-роуд, глядя в окно. Я старался не думать о Сэм – как она, запертая в прошлом, пытается начать жизнь заново, – но с тем же успехом мог бы попробовать запрыгнуть на луну.

К тому времени когда смена Джилли подошла к концу, я уже почти совсем пришел в себя, но легче мне не стало, наоборот, я мучился виной. Все дело в призраке и Сэм. Однажды я от нее уже отрекся. Теперь мне казалось, будто я предаю ее снова. Зная то, что я знал – фото с объявлением о помолвке из старого номера «Ньюфорд стар» опять промелькнуло перед моими глазами – я чувствовал себя странно. Я чувствовал себя как ни в чем не бывало и потому испытывал вину.
– Не понимаю, – сказал я Джилли, когда мы с ней шагали по Баттерсфилд-роуд по направлению к пирсу. – Сегодня днем я прямо на части разваливался, а теперь мне так...
– Спокойно?
– Ага.
– Это потому, что ты наконец перестал сражаться с самим собой и поверил в то, что произошло на твоих глазах, в то, что тебе запомнилось. Отказ верить – вот что тебе больше всего вредило.
Она не добавила «Я тебе говорила», но в этом не было нужды. Эти слова и так эхом звучали у меня в голове, еще увеличивая бремя вины, которое я таскал за собой. Если бы тогда я выслушал ее непредвзято, то... что бы тогда было?
Не пришлось бы проходить через все это снова?
Мы пересекли Лейксайд-драйв и мимо закрытых ларьков, где торговали сувенирами и уцененкой, вышли на пляж. Когда мы поравнялись с пирсом, я повел ее на запад, к тому месту, где в последний раз видел Бумажного Джека, но тот больше не сидел у реки. Одинокая утка подняла к нам исполненный надежды взгляд, но никому из нас и в голову не пришло захватить с собой хлеба.
– Ну вот, Сэм я нашел, – сказал я, по-прежнему больше озабоченный собственными мыслями, чем поисками Джека. – Она либо умерла, либо стала глубокой старухой. Предположим, мы с ней встретимся – и что дальше?
– Ты завершишь круг, – сказала Джилли. Она оторвала взгляд от воды и посмотрела на меня, ее лицо проказливой феи было серьезно. – Знаешь, как говорят кикаха: все по кругу. Ты выскочил из круга, который символизировал твои отношения с Сэм раньше, чем он полностью обернулся вокруг своей оси. И пока ты не завершишь поворот, покоя тебе не будет.
– И как я узнаю, что поворот окончен? – спросил я.
– Узнаешь.
Она отвернулась прежде, чем я успел сделать шаг назад, к пирсу. При свете дня здесь было людно и шумно, он кишел туристами и местными жителями, желающими расслабиться и отдохнуть; ночью он переходил в безраздельное владение подростков, которые носились на роликовых досках или просто ошивались тут от нечего делать, да бездомных: алкашей, старух кошелочниц, бродяг и прочей подобной публики.
Джилли шла сквозь толпу, расспрашивая о Джеке всех встречных и поперечных, а я плелся за ней. Его все знали, многие встречались с ним на неделе, но никто не мог сказать, ни где он сейчас, ни откуда приходит. Мы уже почти решили бросить все и пойти в парк Фитцгенри, поспрашивать там, как вдруг услышали губную гармошку. Кто-то наигрывал блюз, приглушенные унылые звуки неслись со стороны пляжа.
Мы спустились по ближайшей лестнице, а потом зашагали по песку через пляж, пока не нашли Того Самого Боссмана: он сидел под дощатым настилом для прогулок, обхватив гармошку ладонями, склонив голову и прикрыв глаза. Слушателей, кроме нас, не было. Люди, которые обычно кидали деньги в его старую суконную кепку, ужинали сейчас в модных ресторанах на Лейксайд-драйв или в театральном квартале. Так что играл он для себя.
Для улиц он обычно выбирал популярные мелодии – те, которые крутили по радио, да еще темы из старых шоу, джазовые стандарты, и прочее в том же духе. Та музыка, которую он извлекал из своей гармошки сейчас, была чистой магией. Она преображала его, делала невероятно живым и настоящим. Блюз, который он играл, казалось, заключал в себе все горести мира, а его плавные ноты хотя и не могли одолеть страдание, но смягчали его.
У меня даже руки зачесались, так хотелось взять скрипку и подыграть, но джемовать было не время. Поэтому мы просто стояли и ждали, когда он закончит. Последняя нота висела в воздухе дольше, чем это казалось возможным, но наконец он отнял гармонику от губ и положил ее на колени. Поднял набрякшие веки и посмотрел на нас. Как только музыка прекратилась, вся магия исчезла, и перед нами снова сидел старый бездомный негр, по губам которого скользила тень улыбки.
– Привет, Джилл, Джорди, – сказал он. – Что вы тут делаете?
– Ищем Бумажного Джека, – ответила ему Джилли.
Тот Самый Боссман кивнул:
– Да, лучше Джека мастера по бумаге не найти.
– Он меня беспокоит, – сказала Джилли. – Его здоровье.
– Ты у нас теперь врач, а, Джилл?
Она помотала головой.
– Есть у кого-нибудь покурить?
Тут мы оба замотали головами.
Он вынул из кармана окурок сигареты, который подобрал, должно быть, под навесом еще раньше, потом зажег его, чиркнув спичкой по молнии на джинсах. Глубоко затянулся, потом выпустил дым так, что его голова оказалась как бы в венке из сизо-голубых клубов, и все это не спуская с нас глаз.
– Чем больше беспокоишься, тем хуже для тебя, – сказал он наконец.
Джилли кивнула:
– Знаю. Но ничего не могу с собой поделать. Ты знаешь, где его найти?
– Сейчас подумаю. Зимой он живет с мексиканской семьей в Баррио.
– А летом?
Тот Самый Боссман пожал плечами:
– Слышал, он устроил себе лагерь за пляжем.
– Спасибо, – сказала Джилли.
– Вряд ли он обрадуется непрошеным гостям, – добавил Боссман. – Если человек устраивает себе убежище где-нибудь в сторонке, то уж точно он внимания не ищет.
– А я и не думала ему навязываться, – уверила его Джилли. – Просто хочу убедиться, что с ним все в порядке.
Боссман кивнул:
– Ты – правильная бабенка, Джилл. Всегда все делаешь как положено. Мне и самому приходило в голову, что старина Джек выглядит неважно. Взгляд у него такой, как будто ему день прожить и то в тягость. Но ты гляди осторожнее там. Бродяги, они ведь такие, чужаков не сильно-то привечают.
– Мы будем осторожны, – сказала Джилли.
Тот Самый Боссман смерил нас долгим, задумчивым взглядом, поднял гармошку и снова заиграл. И все время, что мы шли вдоль пляжа к Лейксайд-драйв, а потом переходили улицу, направляясь к мосту через Кикаху, его протяжная мелодия, казалось, следовала за нами.
Не знаю, о чем думала Джилли, а я все прокручивал в голове ее слова. Про круги и про то, как они вертятся.

Сразу за лужайкой перед зданием Городского Совета, что по ту сторону реки, дорога начинает ощутимо ползти вверх. Перед холмами протянулся широкий, поросший густым кустарником пустырь, где каждое лето встают лагерем бродяги и прочие бездомные. Копы гоняют их время от времени, но большей частью оставляют в покое, а те тоже никого не трогают.
Когда мы подошли ближе, испугался я, а не Джилли; она, по-моему, вообще ничего не боится. Солнце скрылось за холмами, и хотя в городе еще стояли сумерки, здесь уже совсем стемнело. Я знаю немало бездомных и лажу с ними лучше многих – кому не хочется послушать веселую мелодию на скрипке, но среди них попадаются и головорезы, и я всю дорогу ждал, что мы вот-вот напоремся на этакого здоровенного пучеглазого деревенщину, который станет возражать против нашего присутствия в этих местах.
Мы и в самом деле напоролись на одного такого, но – как примерно девяносто процентов всех бездомных Ньюфорда – он оказался знакомым Джилли. Судя по его ухмылке, едва различимой в меркнущем свете дня, он обрадовался, увидев ее, хотя и удивился тоже. Это был высокий, широкоплечий детина в грязных джинсах, фланелевой рубахе, здоровенных, подбитых гвоздями башмачищах, с копной рыжих волос, которые спускались ему до плеч, а на макушке свалявшиеся пряди торчали дыбом. Звали его вполне подходяще – Рыжий. Воняло от него так, что я невольно сменил позицию и передвинулся на наветренную сторону.
Он не только знал, где расположился Бумажный Джек, но и отвел нас туда, только Джека не оказалось дома.
Сразу было видно, что здесь живет Джек, и никто иной. Аккуратно скатанная постель лежала рядом с рюкзаком, в котором, наверное, хранилась вся его одежда. Выяснять это мы не стали, мы ведь не в вещах его рыться пришли. За рюкзаком и постелью стоял холодильник, на котором примостилась коулмановская печка, и повсюду крохотные бумажные звездочки свисали с ветвей. Их там, наверное, было штук сто. Похоже было, будто стоишь в космосе, а вокруг настоящие звезды.
Джилли написала Джеку записку, после чего Рыжий вывел нас обратно на Лейксайд-драйв. Никакой благодарности от нас он не ждал. Просто развернулся и побрел назад, едва мы достигли подстриженных газонов на границе с пустырем.
Мы с Джилли тоже распрощались. Ее ждала работа – какой-то заказ для развлекательного ньюфордского еженедельника, «В городе», а у меня не было желания тащиться за ней в студию и смотреть, как она рисует. Джилли спустилась в метро, а я решил прогуляться. Устал я к тому времени изрядно, но выдалась одна из тех редких ночей, когда кажется, что город улыбается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61