https://wodolei.ru/brands/1marka/
Расписанная причудливыми узорами стенка, карниз… Еще полчаса назад Бучко был дома.Я позвонил в колокольчик.
* * *
— Хорошенькое дело, — грустно сказал Бучко.Дверь в кладовку была открыта, на полу валялись окровавленные тряпки.Ей не поможет никакой Шевчук, подумал я. Она потеряла слишком много крови.— Скорее, — пробормотала она сквозь зубы.— Сейчас, — я подставил окровавленные ладони под хлипкую струйку из рукомойника. Рану я ей перетянул, вот, собственно, и все, что я мог сделать. Шевчук вряд ли сделает больше.Бучко печально покачал головой.— Она ж убийца, Лесь. Что ты с ней возишься?— Потому что я хочу знать, что происходит на самом деле. А разве ты не хочешь?— Еще чего, — отрезал Бучко.Я выглянул в окно. Переулок был пуст — должно быть, все столпились около кордона.Женщина сидела — скорее, лежала — на полу у стены. Я подсунул ей под голову свернутую куртку. Движение худых смуглых пальцев было слабым, почти незаметным, но я понял и наклонился над ней.— Аскольд… — сказала она еле слышно.— Что — Аскольд?— Это он… Роману побег… если я…— Что это она несет? — удивился Бучко.— Похоже, она из группы Ляшенко. Видно, ей сказали, что Роману устроят побег, если акция удастся.— Роман сам должен был… — Глаза у нее заволокло мутью, и они до странности напоминали глаза Себастиана. — Все уже было… Но он остановил операцию… в последнюю минуту… тогда они пришли и…Я еле удержался, чтобы не встряхнуть ее.— Дальше…— Взяли группу… Только мне удалось бежать… Так я думала…— Он дал вам уйти?— Получается, так, — подтвердила она. — А потом нашел меня… Я сделала все, как он сказал. Все. А он…— Расправился с вами.— Попытался. — Она на миг вздернула голову, в глазах блеснул огонь. — С тем его человеком я сама расправилась…Огонь погас, она откинулась к стене и недоуменно произнесла:— Он же был на нашей стороне…А Шевчук— то прав, подумал я, он-то сразу понял. Ненависть делает человека зорким.Бучко растерянно поглядел на меня.— Что-то я не просек…— Все очень просто, Игорь, — пояснил я. — Аскольд исподволь готовил себе рычаги для захвата власти. Это он прикармливал группу Ляшенко. На какой-то момент их интересы совпали. Ляшенко, должно быть, готовил серию таких терактов…— Зачем?— Кто их поймет? Может, чтобы дестабилизировать обстановку…Женщина пошевелилась.— Вынудить их… на репрессии… пусть бы показали свое… истинное лицо. Тогда люди поймут — даже такие соглашатели, как вы. С ними нельзя сотрудничать. С ними можно только бороться.— Да что там у них, у народовольцев, — пожал плечами Бучко, — одни идиоты, что ли?— У них какая-то своя логика… Но потом Ляшенко, должно быть, все же заподозрил, что его используют… И отменил акцию. Тогда Аскольд напустил на них охранку. Боюсь, что… Нас ждут тяжелые времена. Аскольд рвется к власти. А для этого ему нужно убедить оппозицию, что люди — опасны… Или стали опасны — теперь, когда технологии вырвались из-под контроля. Он подгребет под себя весь аппарат подавления — под свой новый комитет. Армию, полицию, все…— А… как же мы? — растерянно спросил Бучко.— Что — мы?— Прижмут. — Бучко щедро плеснул в стакан самогону из заветной бутыли и закусил перышком лука. — Точно, прижмут. На вегетарьянство переведут… говорю тебе, Лесь, под Фастовом эшелоны пустые вторые сутки стоят — кум своими глазами видел… Они туда весь скот сгонят и вывезут… А нас на силос посадят…Женщина беспокойно пошевелилась. Грязное окно было сплошь в потеках дождя, гул толпы у кордона долетал неясный, смазанный, точно шум прибоя.Я медленно сказал:— Игорь… Это не для скота вагоны…Бучко застыл со стаканом в руке.— Что?… Всех?— Ну, скорее всего — Нижний Город… Наверняка его потому и оцепили. Потом, Аскольд же не дурак — одновременно надо бить. Со всех сторон. Сейчас в губерниях вспыхнет — везде, где он дурачков этих прикармливал… Париж… Берлин… везде… пройдет волна терактов, потом найдут виновников… Сам знаешь, как оно делается… И кто докажет… Истинных соучастников он же уберет — уже убирает… Господи, да ее любой ценой спасти нужно… Беги за Шевчуком, Игорь… Пусть все тащит, что там у него — антибиотики? Кардиостимуляторы? И поскорее…Вот он, его звездный час, Шевчука… Вся его жизнь, вся незадавшаяся карьера — все для того, чтобы один-единственный раз оказаться в нужном месте в нужное время…— А ты? — нерешительно спросил Бучко.— Нам нужен кто-то… кто бы смог прикрыть ее от людей Аскольда.Гарик! Подумал я. Гарик входит в Опекунский совет — он же Попечитель округа. Их Аскольд прижмет в первую очередь — при новом порядке прежние структуры будут просто не нужны. Должно быть, среди мажоров тоже нет единодушия — иначе Аскольду не понадобилась бы та кровавая баня… в качестве наглядного пособия… Господи Боже, никогда бы не подумал, что Гарик может оказаться спасителем человечества…— Давай, Игорь! Шевелись…— Кого ты собираешься сюда тащить? — недовольно спросил Бучко. — Мажора? Мало мне неприятностей…— Люди Аскольда не лучше. — Я нагнулся было к своей куртке, но побоялся тревожить женщину; глаза у нее совсем закрылись. Я положил пальцы ей на запястье, пытаясь прощупать пульс… слабый пульс… паршиво… — Он своих гвардейцев уже несколько лет прикармливает… Думаешь, они тебя пожалеют?Бучко резко повернулся на каблуках и кинулся вниз по лестнице. Женщина вдруг открыла глаза.— Выдаст… меня… — Она с трудом выталкивала слова вместе с дыханием.— Нет, — сказал я мягко, — он приведет Шевчука.— Выдаст… — Она снова прикрыла глаза. Что-то легло мне в ладонь, крохотное, точно коробок спичек. — Это вам… посольство…— Что?— Американцы… пусть они… тут все… записи переговоров… Еще Роман…На ладони у меня лежала кассета… магнитная кассета. Я и не знал, что подобное возможно — она была такая маленькая.На миг в ее взгляде блеснул прежний огонь.— Наша… Это мы сами…Должно быть, у них и впрямь были свои мастерские, подумал я. И свои конструкторы.— Хорошо, хорошо. Я попробую.Я спрятал кассету в карман. Территория посольства отлично охраняется — причем, с обеих сторон. Но сейчас я готов был обещать что угодно — ей нельзя волноваться…Дверь хлопнула. Я оставил раненую и выглянул в коридор — но это вернулся Бучко.— Собирается, — пробурчал он, торопливо поднимаясь наверх. — Ну, что она?— Еще держится. Побежал я, Игорь…— Не нравится мне это, — мрачно сказал мне вслед Бучко, — ох, не нравится!
* * *
У кордона уже творилось черт знает что — толпа напирала с обеих сторон, а люди Аскольда, благоразумно защищенные шлемами и нагрудниками, удерживали ее, растянувшись двойной цепью. Пока еще в ход не пошли ни камни, брошенные из толпы, ни дубинки патрульных, но, похоже, ждать осталось недолго. Беспорядки могли вспыхнуть самопроизвольно — а может, Аскольд подогрел их, распустив слухи… кто теперь знает?Я пробился сквозь толпу — кто-то ощутимо двинул меня кулаком в спину; я уже был чужаком, был оттуда, сверху, — и, очутившись у пропускного пункта, полез в карман за пропуском. Наткнулся на кассету и похолодел, наконец, извлек пластиковую карточку и протянул ее патрульному.Тот кинул на нее рассеянный взгляд и посторонился.Я прошел мимо с равнодушным, отсутствующим лицом. Спокойно, говорил я себе, спокойно, не торопись…— Эй! — окликнул патрульный.Я обернулся.— Мой вам совет, — сказал тот негромко, — держитесь отсюда подальше…Я печально сказал:— Уже понял.С внешней стороны кордона толпа была меньше и напирала она не с тем энтузиазмом. Я легко выбрался наружу — и вздрогнул, когда кто-то судорожно вцепился мне в локоть.И тут же облегченно вздохнул.— О, Господи! Себастиан.И он все это время околачивался тут, поджидая меня! Я же проболтался на Подоле больше двух часов…— Ну что? — Он уставился на меня лихорадочно блестевшими глазами. Мне потребовалось время, чтобы сообразить, о чем это он…— Ах, это… Все это ерунда… Шевчук совершенно ни при чем.— Точно?— Абсолютно точно.Я— то мог сказать это с полной уверенностью… Должно быть, и он это почувствовал, потому что явно расслабился.— Тут такое творится…— Да, — сказал я, — творится… Послушай, Себастиан…Я двинулся вверх по улице, он тащился за мной как привязанный.— Хочешь помочь нам? Людям? Действительно, помочь?— Конечно! — пылко сказал он. И вдруг насторожился. — Если это не…Здорово же он сам себя напугал…— Не противозаконно? — услужливо подсказал я.— Да… нет… Просто я не хочу, чтобы кто-то еще пострадал…Куда уж больше, подумал я. А вслух сказал:— Никто и не пострадает. Напротив… Если удастся… ты предотвратишь преступление. Против человечества.— Преступление Против Человечества! — Я отчетливо услышал, как он это произнес — каждое слово с большой буквы. Господи, подумал я, да он же еще совсем мальчишка… Ну, ладно, не совсем мальчишка… Все равно…— Мне случайно удалось раздобыть кое-какие очень серьезные материалы, — я говорил спокойно, стараясь сбить с него этот избыточный аффект, — их нужно передать в американское посольство. Сам я не могу — нужно кое-что сделать… Да и шансов у тебя больше.Он задумался. Видно, пришел в себя и сейчас прикидывал варианты. Мажору легче связаться с посольскими, чем человеку, — какое-нибудь общество Евразийско-Американской дружбы или культурный центр, куда людям путь, в общем, заказан…— Пожалуй… Да, наверное, это возможно. А кому передать?— Все равно — кому. Хоть мажору, хоть человеку. Не важно.Надеюсь, у них найдется оборудование, чтобы прослушать эту пленку — говорят, у американцев такая техника, что нам и не снилась…Я вложил ему в ладонь кассету.— Тогда действуй.— А… Что там? — недоуменно спросил он.— Неважно. Ты просто передай, и все. Но сам… не через кого-то, сам. Американцу. Понял? Не нашему — только американцу! И не говори никому…— Да я понял.— Надеюсь.Он помолчал. Потом спросил:— Это и, правда, так важно?— Да, — устало согласился я, — правда. Ну, беги — не нужно, чтобы нас видели вместе…Он так и рванул — аж крылья захлопали. А я поспешил в Центр. Хоть бы Гарик был еще там — может, его вызвали в какие-то высшие инстанции, раз такое творится. Шевчук мне этого не простит — навести на них контору… ладно, потом разберемся… Если будет время…
* * *
— Ты выдвигаешь очень серьезные обвинения, — сказал Гарик.Окна в помещении были заклеены липкой лентой — крест-накрест. Они что ж, ожидают еще взрывов? Аскольд их припугнул?Я сказал:— Еще бы… А как бы ты поступил на моем месте? Позволил бы тащить себя на бойню?Он пожал плечами.— Пока еще я на своем… А если это провокация?— Тебе решать, Георгий. Тем более, есть доказательства.— Эта пленка? А где она — у тебя?— Разумеется, нет. Не такой я дурак. Я передал ее американцам.— Что? — Гарик явно заинтересовался. — В посольство?— Ага.— Ну и глупо… — сказал он без должной уверенности в голосе. — Пленка может быть подделкой… От них всего можно ожидать, от этих бандитов — это ж нелюди.«Сам— то ты кто?» -чуть было не спросил я. Но сказал только:— Эта женщина… если она еще жива… допросите ее.— Сдаешь ее мне, значит? — ядовито спросил он.— Лучше тебе, чем Аскольду. Какой у меня выбор?Как всегда, подумал я, как всегда; между большей и меньшей подлостью.Он молчал. Потом стал накручивать диск телефона — я ждал, прикусив губу. А если я ошибался, и он под крылом Аскольда? Тогда все… конец…Но он сказал:— Машину к подъезду. Шофер свободен — я поведу сам.И уже мне:— Ладно. Поехали.… Я забрался в машину. Какое-то время Гарик рулил молча, потом повернулся ко мне:— Так что, вы там из Аскольда какого-то палача народов сделали?Я пожал плечами.Он задумчиво продолжил:— То, что он предлагал… казалось разумным… В сущности, попечительские комитеты действуют нескоординировано… Порою нас прижимают из личных амбиций, из каких-то частных соображений.— Он сосредоточил в своих руках слишком большую власть.— Сама по себе власть еще не катастрофа. Вспомни, при Петре… Самодур? Самодержец, милый мой! В сущности, он же тогда положил начало Евразийскому Союзу.— А сколько народу он положил, ваш Петр?— Так он же грандов не меньше, чем людей, прижал.Я ухмыльнулся:— Это, разумеется, говорит в его пользу…Гарик, казалось, не слышал.— Я сам за Аскольда голосовал. Хотя мой комитет по его плану следовало упразднить… Он ратовал за самоуправление — по крайней мере, местное, за централизацию…— Я не хочу централизованно отправляться в резервацию. Чтобы как в Китае? Нет уж, спасибо!— Да откуда ты знаешь, как оно там в Китае? Никто же наверняка не знает.— Вот это, — сухо сказал я, — меня и беспокоит.Он покачал головой.— Знаешь, что меня поражает? Чуть ли не тысячу лет живем бок о бок, а кое-где и больше — и что? Чуть обстановка обостряется — мы виноваты! Террористке, бабе этой истеричной, ты поверил. Что ты из нас захватчиков делаешь? Завоевателей? А то не знаешь, как оно было. Да предки ваши, чтобы от набегов спастись, сами к нам на коленях приползли — приходите, мол, правьте! Детей своих продавали… да что там продавали — подкидывали, чтобы лишний рот не кормить…— Хватит, Гарик… Нечего тут мне пропагандировать… Без того тошно.Высшее существо он из себя корчит… Благодетеля. Господи, да если бы не этот их странный облик — не помогли бы им никакие аэростаты… Ничего бы не помогло. Вырезали бы, они бы и пикнуть не успели…Машина притормозила у кордона. Толпа почти разбрелась — словно кто-то резко повернул выключатель. Лишь с той стороны оцепления бродили возбужденные, затянутые в черную кожу подростки. Патрульные демонстративно их игнорировали. Дождь кончился, солнце уже садилось, и деревья на углу, казалось, были охвачены пламенем. Вода была как жидкое золото, мосты, перекинутые над Днепром, растворялись в этом огне.Гарик опустил боковое стекло и высунулся наружу, но патрульные уже расступились, увидев номера.— Куда теперь? — спросил он, выруливая на середину горбатой мостовой.— К «Човену».— А… — Он укоризненно покачал головой. — Опять этот Себастиан.— Да не при чем тут Себастиан. Он и не знал ничего.— Надо же, — проговорил Гарик недоверчиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
* * *
— Хорошенькое дело, — грустно сказал Бучко.Дверь в кладовку была открыта, на полу валялись окровавленные тряпки.Ей не поможет никакой Шевчук, подумал я. Она потеряла слишком много крови.— Скорее, — пробормотала она сквозь зубы.— Сейчас, — я подставил окровавленные ладони под хлипкую струйку из рукомойника. Рану я ей перетянул, вот, собственно, и все, что я мог сделать. Шевчук вряд ли сделает больше.Бучко печально покачал головой.— Она ж убийца, Лесь. Что ты с ней возишься?— Потому что я хочу знать, что происходит на самом деле. А разве ты не хочешь?— Еще чего, — отрезал Бучко.Я выглянул в окно. Переулок был пуст — должно быть, все столпились около кордона.Женщина сидела — скорее, лежала — на полу у стены. Я подсунул ей под голову свернутую куртку. Движение худых смуглых пальцев было слабым, почти незаметным, но я понял и наклонился над ней.— Аскольд… — сказала она еле слышно.— Что — Аскольд?— Это он… Роману побег… если я…— Что это она несет? — удивился Бучко.— Похоже, она из группы Ляшенко. Видно, ей сказали, что Роману устроят побег, если акция удастся.— Роман сам должен был… — Глаза у нее заволокло мутью, и они до странности напоминали глаза Себастиана. — Все уже было… Но он остановил операцию… в последнюю минуту… тогда они пришли и…Я еле удержался, чтобы не встряхнуть ее.— Дальше…— Взяли группу… Только мне удалось бежать… Так я думала…— Он дал вам уйти?— Получается, так, — подтвердила она. — А потом нашел меня… Я сделала все, как он сказал. Все. А он…— Расправился с вами.— Попытался. — Она на миг вздернула голову, в глазах блеснул огонь. — С тем его человеком я сама расправилась…Огонь погас, она откинулась к стене и недоуменно произнесла:— Он же был на нашей стороне…А Шевчук— то прав, подумал я, он-то сразу понял. Ненависть делает человека зорким.Бучко растерянно поглядел на меня.— Что-то я не просек…— Все очень просто, Игорь, — пояснил я. — Аскольд исподволь готовил себе рычаги для захвата власти. Это он прикармливал группу Ляшенко. На какой-то момент их интересы совпали. Ляшенко, должно быть, готовил серию таких терактов…— Зачем?— Кто их поймет? Может, чтобы дестабилизировать обстановку…Женщина пошевелилась.— Вынудить их… на репрессии… пусть бы показали свое… истинное лицо. Тогда люди поймут — даже такие соглашатели, как вы. С ними нельзя сотрудничать. С ними можно только бороться.— Да что там у них, у народовольцев, — пожал плечами Бучко, — одни идиоты, что ли?— У них какая-то своя логика… Но потом Ляшенко, должно быть, все же заподозрил, что его используют… И отменил акцию. Тогда Аскольд напустил на них охранку. Боюсь, что… Нас ждут тяжелые времена. Аскольд рвется к власти. А для этого ему нужно убедить оппозицию, что люди — опасны… Или стали опасны — теперь, когда технологии вырвались из-под контроля. Он подгребет под себя весь аппарат подавления — под свой новый комитет. Армию, полицию, все…— А… как же мы? — растерянно спросил Бучко.— Что — мы?— Прижмут. — Бучко щедро плеснул в стакан самогону из заветной бутыли и закусил перышком лука. — Точно, прижмут. На вегетарьянство переведут… говорю тебе, Лесь, под Фастовом эшелоны пустые вторые сутки стоят — кум своими глазами видел… Они туда весь скот сгонят и вывезут… А нас на силос посадят…Женщина беспокойно пошевелилась. Грязное окно было сплошь в потеках дождя, гул толпы у кордона долетал неясный, смазанный, точно шум прибоя.Я медленно сказал:— Игорь… Это не для скота вагоны…Бучко застыл со стаканом в руке.— Что?… Всех?— Ну, скорее всего — Нижний Город… Наверняка его потому и оцепили. Потом, Аскольд же не дурак — одновременно надо бить. Со всех сторон. Сейчас в губерниях вспыхнет — везде, где он дурачков этих прикармливал… Париж… Берлин… везде… пройдет волна терактов, потом найдут виновников… Сам знаешь, как оно делается… И кто докажет… Истинных соучастников он же уберет — уже убирает… Господи, да ее любой ценой спасти нужно… Беги за Шевчуком, Игорь… Пусть все тащит, что там у него — антибиотики? Кардиостимуляторы? И поскорее…Вот он, его звездный час, Шевчука… Вся его жизнь, вся незадавшаяся карьера — все для того, чтобы один-единственный раз оказаться в нужном месте в нужное время…— А ты? — нерешительно спросил Бучко.— Нам нужен кто-то… кто бы смог прикрыть ее от людей Аскольда.Гарик! Подумал я. Гарик входит в Опекунский совет — он же Попечитель округа. Их Аскольд прижмет в первую очередь — при новом порядке прежние структуры будут просто не нужны. Должно быть, среди мажоров тоже нет единодушия — иначе Аскольду не понадобилась бы та кровавая баня… в качестве наглядного пособия… Господи Боже, никогда бы не подумал, что Гарик может оказаться спасителем человечества…— Давай, Игорь! Шевелись…— Кого ты собираешься сюда тащить? — недовольно спросил Бучко. — Мажора? Мало мне неприятностей…— Люди Аскольда не лучше. — Я нагнулся было к своей куртке, но побоялся тревожить женщину; глаза у нее совсем закрылись. Я положил пальцы ей на запястье, пытаясь прощупать пульс… слабый пульс… паршиво… — Он своих гвардейцев уже несколько лет прикармливает… Думаешь, они тебя пожалеют?Бучко резко повернулся на каблуках и кинулся вниз по лестнице. Женщина вдруг открыла глаза.— Выдаст… меня… — Она с трудом выталкивала слова вместе с дыханием.— Нет, — сказал я мягко, — он приведет Шевчука.— Выдаст… — Она снова прикрыла глаза. Что-то легло мне в ладонь, крохотное, точно коробок спичек. — Это вам… посольство…— Что?— Американцы… пусть они… тут все… записи переговоров… Еще Роман…На ладони у меня лежала кассета… магнитная кассета. Я и не знал, что подобное возможно — она была такая маленькая.На миг в ее взгляде блеснул прежний огонь.— Наша… Это мы сами…Должно быть, у них и впрямь были свои мастерские, подумал я. И свои конструкторы.— Хорошо, хорошо. Я попробую.Я спрятал кассету в карман. Территория посольства отлично охраняется — причем, с обеих сторон. Но сейчас я готов был обещать что угодно — ей нельзя волноваться…Дверь хлопнула. Я оставил раненую и выглянул в коридор — но это вернулся Бучко.— Собирается, — пробурчал он, торопливо поднимаясь наверх. — Ну, что она?— Еще держится. Побежал я, Игорь…— Не нравится мне это, — мрачно сказал мне вслед Бучко, — ох, не нравится!
* * *
У кордона уже творилось черт знает что — толпа напирала с обеих сторон, а люди Аскольда, благоразумно защищенные шлемами и нагрудниками, удерживали ее, растянувшись двойной цепью. Пока еще в ход не пошли ни камни, брошенные из толпы, ни дубинки патрульных, но, похоже, ждать осталось недолго. Беспорядки могли вспыхнуть самопроизвольно — а может, Аскольд подогрел их, распустив слухи… кто теперь знает?Я пробился сквозь толпу — кто-то ощутимо двинул меня кулаком в спину; я уже был чужаком, был оттуда, сверху, — и, очутившись у пропускного пункта, полез в карман за пропуском. Наткнулся на кассету и похолодел, наконец, извлек пластиковую карточку и протянул ее патрульному.Тот кинул на нее рассеянный взгляд и посторонился.Я прошел мимо с равнодушным, отсутствующим лицом. Спокойно, говорил я себе, спокойно, не торопись…— Эй! — окликнул патрульный.Я обернулся.— Мой вам совет, — сказал тот негромко, — держитесь отсюда подальше…Я печально сказал:— Уже понял.С внешней стороны кордона толпа была меньше и напирала она не с тем энтузиазмом. Я легко выбрался наружу — и вздрогнул, когда кто-то судорожно вцепился мне в локоть.И тут же облегченно вздохнул.— О, Господи! Себастиан.И он все это время околачивался тут, поджидая меня! Я же проболтался на Подоле больше двух часов…— Ну что? — Он уставился на меня лихорадочно блестевшими глазами. Мне потребовалось время, чтобы сообразить, о чем это он…— Ах, это… Все это ерунда… Шевчук совершенно ни при чем.— Точно?— Абсолютно точно.Я— то мог сказать это с полной уверенностью… Должно быть, и он это почувствовал, потому что явно расслабился.— Тут такое творится…— Да, — сказал я, — творится… Послушай, Себастиан…Я двинулся вверх по улице, он тащился за мной как привязанный.— Хочешь помочь нам? Людям? Действительно, помочь?— Конечно! — пылко сказал он. И вдруг насторожился. — Если это не…Здорово же он сам себя напугал…— Не противозаконно? — услужливо подсказал я.— Да… нет… Просто я не хочу, чтобы кто-то еще пострадал…Куда уж больше, подумал я. А вслух сказал:— Никто и не пострадает. Напротив… Если удастся… ты предотвратишь преступление. Против человечества.— Преступление Против Человечества! — Я отчетливо услышал, как он это произнес — каждое слово с большой буквы. Господи, подумал я, да он же еще совсем мальчишка… Ну, ладно, не совсем мальчишка… Все равно…— Мне случайно удалось раздобыть кое-какие очень серьезные материалы, — я говорил спокойно, стараясь сбить с него этот избыточный аффект, — их нужно передать в американское посольство. Сам я не могу — нужно кое-что сделать… Да и шансов у тебя больше.Он задумался. Видно, пришел в себя и сейчас прикидывал варианты. Мажору легче связаться с посольскими, чем человеку, — какое-нибудь общество Евразийско-Американской дружбы или культурный центр, куда людям путь, в общем, заказан…— Пожалуй… Да, наверное, это возможно. А кому передать?— Все равно — кому. Хоть мажору, хоть человеку. Не важно.Надеюсь, у них найдется оборудование, чтобы прослушать эту пленку — говорят, у американцев такая техника, что нам и не снилась…Я вложил ему в ладонь кассету.— Тогда действуй.— А… Что там? — недоуменно спросил он.— Неважно. Ты просто передай, и все. Но сам… не через кого-то, сам. Американцу. Понял? Не нашему — только американцу! И не говори никому…— Да я понял.— Надеюсь.Он помолчал. Потом спросил:— Это и, правда, так важно?— Да, — устало согласился я, — правда. Ну, беги — не нужно, чтобы нас видели вместе…Он так и рванул — аж крылья захлопали. А я поспешил в Центр. Хоть бы Гарик был еще там — может, его вызвали в какие-то высшие инстанции, раз такое творится. Шевчук мне этого не простит — навести на них контору… ладно, потом разберемся… Если будет время…
* * *
— Ты выдвигаешь очень серьезные обвинения, — сказал Гарик.Окна в помещении были заклеены липкой лентой — крест-накрест. Они что ж, ожидают еще взрывов? Аскольд их припугнул?Я сказал:— Еще бы… А как бы ты поступил на моем месте? Позволил бы тащить себя на бойню?Он пожал плечами.— Пока еще я на своем… А если это провокация?— Тебе решать, Георгий. Тем более, есть доказательства.— Эта пленка? А где она — у тебя?— Разумеется, нет. Не такой я дурак. Я передал ее американцам.— Что? — Гарик явно заинтересовался. — В посольство?— Ага.— Ну и глупо… — сказал он без должной уверенности в голосе. — Пленка может быть подделкой… От них всего можно ожидать, от этих бандитов — это ж нелюди.«Сам— то ты кто?» -чуть было не спросил я. Но сказал только:— Эта женщина… если она еще жива… допросите ее.— Сдаешь ее мне, значит? — ядовито спросил он.— Лучше тебе, чем Аскольду. Какой у меня выбор?Как всегда, подумал я, как всегда; между большей и меньшей подлостью.Он молчал. Потом стал накручивать диск телефона — я ждал, прикусив губу. А если я ошибался, и он под крылом Аскольда? Тогда все… конец…Но он сказал:— Машину к подъезду. Шофер свободен — я поведу сам.И уже мне:— Ладно. Поехали.… Я забрался в машину. Какое-то время Гарик рулил молча, потом повернулся ко мне:— Так что, вы там из Аскольда какого-то палача народов сделали?Я пожал плечами.Он задумчиво продолжил:— То, что он предлагал… казалось разумным… В сущности, попечительские комитеты действуют нескоординировано… Порою нас прижимают из личных амбиций, из каких-то частных соображений.— Он сосредоточил в своих руках слишком большую власть.— Сама по себе власть еще не катастрофа. Вспомни, при Петре… Самодур? Самодержец, милый мой! В сущности, он же тогда положил начало Евразийскому Союзу.— А сколько народу он положил, ваш Петр?— Так он же грандов не меньше, чем людей, прижал.Я ухмыльнулся:— Это, разумеется, говорит в его пользу…Гарик, казалось, не слышал.— Я сам за Аскольда голосовал. Хотя мой комитет по его плану следовало упразднить… Он ратовал за самоуправление — по крайней мере, местное, за централизацию…— Я не хочу централизованно отправляться в резервацию. Чтобы как в Китае? Нет уж, спасибо!— Да откуда ты знаешь, как оно там в Китае? Никто же наверняка не знает.— Вот это, — сухо сказал я, — меня и беспокоит.Он покачал головой.— Знаешь, что меня поражает? Чуть ли не тысячу лет живем бок о бок, а кое-где и больше — и что? Чуть обстановка обостряется — мы виноваты! Террористке, бабе этой истеричной, ты поверил. Что ты из нас захватчиков делаешь? Завоевателей? А то не знаешь, как оно было. Да предки ваши, чтобы от набегов спастись, сами к нам на коленях приползли — приходите, мол, правьте! Детей своих продавали… да что там продавали — подкидывали, чтобы лишний рот не кормить…— Хватит, Гарик… Нечего тут мне пропагандировать… Без того тошно.Высшее существо он из себя корчит… Благодетеля. Господи, да если бы не этот их странный облик — не помогли бы им никакие аэростаты… Ничего бы не помогло. Вырезали бы, они бы и пикнуть не успели…Машина притормозила у кордона. Толпа почти разбрелась — словно кто-то резко повернул выключатель. Лишь с той стороны оцепления бродили возбужденные, затянутые в черную кожу подростки. Патрульные демонстративно их игнорировали. Дождь кончился, солнце уже садилось, и деревья на углу, казалось, были охвачены пламенем. Вода была как жидкое золото, мосты, перекинутые над Днепром, растворялись в этом огне.Гарик опустил боковое стекло и высунулся наружу, но патрульные уже расступились, увидев номера.— Куда теперь? — спросил он, выруливая на середину горбатой мостовой.— К «Човену».— А… — Он укоризненно покачал головой. — Опять этот Себастиан.— Да не при чем тут Себастиан. Он и не знал ничего.— Надо же, — проговорил Гарик недоверчиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12