Вильгельм, как известно, твердой рукой выковал процветающее государство из покоренных мелких саксонских королевств. В последующие века, по собственным словам де Моргана, «переходившие из поколения в поколение алчность и глупость» оставили семейство без гроша, с одними только воспоминаниями о былом богатстве и могуществе. Редди говорил, что точно знает, что раджу просто-таки осаждают авантюристы типа де Моргана. А Бисеза просто-напросто решила для себя, что этому человеку с зачесанными назад, прилизанными черными волосами и бегающими глазками доверять нельзя.
Абдыкадыр слез с табурета. Мрачный, серьезный, сосредоточенный, он переключил свои наручные часы в режим калькулятора и ввел полученные при измерениях цифры.
– Ну, умник, – насмешливо окликнул его Кейси, – расскажи нам, что ты выяснил.
Абдыкадыр уселся на землю перед Бисезой.
– Око сопротивляется любым попыткам исследовать его, и все же кое-что можно измерить. Прежде всего, Око окружено измененным магнитным полем. Это я проверил с помощью компаса.
Кейси проворчал:
– Мой компас сбрендил сразу после того, как мы брякнулись на землю.
Абдыкадыр покачал головой.
– Дело не в этом. Да, твой компас не находит северного магнитного полюса, потому что с магнитным полем Земли явно что-то неладно. Но сами наши компасы в полной исправности. – Он повернул голову и посмотрел на Око. – Линии магнитной индукции вокруг этой штуковины слились воедино. На графике это выглядело бы, как сучок в куске древесины.
– Как же это может быть?
– Понятия не имею. Бисеза наклонилась вперед.
– Что еще, Абди?
– Еще я провел несколько измерений на уровне курса геометрии старших классов школы. – Он усмехнулся. – Погрузить предмет в воду – вот единственный способ измерить объем, какой мне пришел в голову. Погрузить и посмотреть, как меняется уровень воды в ведре.
– Эврика! – игриво выкрикнул де Морган. – Сэр, вы просто Архимед de nos jours Наших дней (фр.)

…
Абдыкадыр не обратил на него никакого внимания.
– Я провел десять замеров, чтобы сделать погрешность минимальной, но точность все равно невелика. Как измерить площадь поверхности, придумать не могу. Но радиус и окружность я измерил, думаю, довольно точно. – Он продемонстрировал товарищам набор самодельных кронциркулей. – Приспособил лазерный объектив из вертолета…
– Ничего не понимаю, – прервал его Кейси. – Это всего-навсего шар. Если знаешь радиус, все остальное можно рассчитать по всяким разным формулам. Площадь поверхности равняется… сейчас-сейчас… четыре умножить на «пи», умножить на квадрат радиуса…
– Это все можно подсчитать, если предположить, что этот шар – точно такой же, как все остальные шары, какие тебе попадались раньше, – терпеливо продолжал Абди. – А он висит себе в воздухе, и я ничего подобного прежде не встречал. И я не хотел строить относительно его никаких предположений, я просто хотел проверить все, что только можно.
Бисеза кивнула.
– И обнаружил, что…
– Во-первых, это идеальная сфера. – Он снова бросил взгляд на шар. – По-настоящему идеальная, даже при измерениях с помощью лазерного калибра, с любой осью. Даже в две тысячи тридцать седьмом году мы не смогли бы изготовить шар с такой фантастической степенью точности.
Де Морган торжественно кивнул.
– Поистине, я сказал бы, почти что дерзкая демонстрация геометрического совершенства.
– Вот именно. Но это только начало. – Абдыкадыр показал Бисезе маленький экранчик своих часов. – Вот тебе и школьный курс геометрии, Кейси. Отношение длины окружности к диаметру равняется…
– Числу «пи», – пробормотал Кейси. – Это знают все, даже мнимые христиане.
– А в данном случае это не так. Для Ока отношение равно трем. Не около трех, не чуть больше трех – ровно трем, с лазерной точностью. Погрешности настолько малы, что просто невозможно, чтобы на самом деле отношение равнялось «пи», как следовало бы. Так что, Кейси, как видишь, твои формулы тут не работают. И из объема у меня вместе «пи» такое же число получается. Правда, тут надежность цифр поменьше будет – нельзя же равнять лазер с ведром грязной воды…
Бисеза поднялась и прошлась около Ока, пристально глядя на него. Ей по-прежнему было не по себе рядом с этим предметом.
– Это невероятно, – сказала она. – «Пи» есть «пи». Это число запечатлено в структуре нашей Вселенной.
– Нашей Вселенной, это точно, – согласился Абдыкадыр.
– Что ты хочешь этим сказать? – Абдыкадыр пожал плечами.
– Впечатление такое, что этот шар – хотя он явно находится здесь – не совсем принадлежит нашей Вселенной. Судя по всему, мы напоролись на аномалии во времени, Бисеза. Возможно, это – аномалия пространства.
– Если это так, – ворчливо проговорил Кейси, – кто или что вызвало эти аномалии? И что нам, спрашивается, с этим делать?
Ответа, естественно, ни у кого не было. Тут торопливой походкой к ним подошел капитан Гроув.
– Извините за беспокойство, лейтенант, – обратился он к Бисезе. – Вы, конечно, помните о тех отрядах, которые я отправлял в разведку. Так вот, один из соваров сообщил, что обнаружил нечто очень необычное к северу от форта.
– «Необычное», – повторил Кейси. – Уж эти ваши британские недооценки!
Гроув и бровью не повел.
– Вероятно, вы в этом поймете больше моих ребят… Вот я и подумал, не согласитесь ли вы совершить небольшую прогулку?

11
Прикованные к космосу

– Эй, ты, слышишь? Мне нужно в туалет.
Это, конечно же, была Сейбл. Ее голос доносился из посадочного модуля. Таким образом она говорила Коле «доброе утро».
А ему снился дом, снились Надя и их мальчишки. Лежа в гамаке, освещенный тусклым красным светом аварийных лампочек и похожий на летучую мышь, висящую на плодовом дереве, он не сразу понял, где находится.
«Ох, я до сих пор здесь…»
До сих пор внутри этого космического корабля-инвалида, кружащего и кружащего рядом с безответной Землей. Еще несколько секунд он пролежал в гамаке, пытаясь удержать последние остатки сна.
Николай находился в жилом отсеке, где лежали скафандры и другое ненужное оборудование, а также всевозможные отходы с МКС – этот мусор космонавты до сих пор не выбросили, они опасались открывать люк. Коля перебрался спать в жилой отсек, чтобы в спускаемом модуле было не так тесно – а можно было бы и иначе сказать: чтобы трое обезумевших от тесноты космонавтов не подбивали друг дружку. Но и тут было далеко до удобства. Противно пахло грязным нижним бельем, которое Сейбл окрестила «казацкими обмотками».
Коля застонал, потянулся и вылез из гамака, после чего добрался до маленькой туалетной кабинки, открыл ее и включил насосы, с помощью которых отходы жизнедеятельности космонавтов выбрасывались за борт. Когда они поняли, что им какое-то время придется проторчать на орбите, им пришлось выкопать эту кабинку из груды мусора. Ведь их путь домой должен был занять всего несколько часов, и походы в туалет по программе полета не предусматривались. На этот раз Коля помочился с большим трудом. Организму недоставало жидкости, моча была густая, почти до боли едкая, она словно бы не желала покидать его тело.
В тонком нижнем белье было зябко. Для того чтобы «Союз» мог продержаться как можно дольше, Муса распорядился пользоваться только самыми необходимыми системами, да и то на минимальной мощности. Поэтому на корабле становилось все более холодно и сыро. Стены покрывались слоем черной плесени. Затхлый воздух наполнялся пылью, чешуйками отслоившейся кожи, сбритой щетиной, крошками – и все это, естественно, в условиях невесомости не желало оседать на пол. У всех троих слезились глаза, все то и дело чихали. Днем раньше Коля произвел подсчет, и оказалось, что за час он чихнул двадцать раз.
«Десятый день, – думал он. – Сегодня мы совершим еще шестнадцать бесполезных витков вокруг Земли, и всего уже получится, наверное, сто шестьдесят с тех пор, как неведомо куда пропала орбитальная станция».
Николай закрепил под коленями специальные «браслеты». Эти полоски эластичной ткани предназначались для борьбы с дисбалансом жидкостного обмена в организме в условиях малой силы притяжения. Закреплять «браслеты» следовало довольно плотно, чтобы они ограничивали отток жидкости от ног, но все же не настолько сильно, чтобы они мешали притоку крови. Коля надел комбинезон – его он тоже, кстати, разыскал в груде отходов.
Потом он пробрался через открытый люк в посадочный модуль. Ни Муса, ни Сейбл не пожелали встретиться с ним взглядом, все друг другу жутко надоели. Коля развернулся в воздухе и с натренированной легкостью скользнул в свое кресло с левой стороны. Как только он сделал это, Сейбл стремительно выскользнула в люк, и из жилого отсека послышался грохот.
– Завтрак, – объявил Муса и по воздуху подтолкнул к Николаю поднос. На подносе лежали закрепленные скотчем тюбики и баночки с едой, открытые и наполовину опустошенные.
Космонавты давно прикончили скромные запасы продовольствия, хранившиеся на борту «Союза», и принялись за неприкосновенный запас – продукты из пайков, предназначенных для употребления после приземления: мясные и рыбные консервы, тюбики с овощным пюре и сыром и даже несколько ирисок. Но, конечно, этого было мало. Коля провел пальцем внутри всех опустевших банок, втянул губами повисшие в воздухе крошки.
Правда, никто из них не был особо голоден – это объяснялось невесомостью. Вот только Николай скучал по горячей пище, которой не пробовал с тех пор, как они покинули МКС.
Муса уже приступил к занудному ритуалу сеанса связи.
– «Стерео-один», на связи «Стерео-один». Ответа, ясное дело, не было, сколько бы часов подряд он ни отправлял в эфир позывные. Но что еще оставалось, кроме этих попыток?
Тем временем Сейбл трудилась «наверху», в жилом отсеке. Она уже нашла там детали старого радиопередатчика, с помощью которого космонавты с МКС раньше переговаривались с радиолюбителями со всей планеты, в особенности со школьниками. Общественный интерес к МКС давно угас, и устаревшее оборудование разобрали, упаковали и перенесли на борт «Союза» – на выброс. И вот теперь Сейбл пробовала наладить радиопередатчик. Возможно, космонавтам удалось бы поймать сигналы или даже передать сигналы самим на волнах, которые ловила любительская, а не профессиональная аппаратура. Муса, конечно, начал ворчать, когда Сейбл изъявила желание подсоединить приемник-передатчик к энергопитанию корабля. Разыгрался очередной жаркий спор, но на этот раз Николай вмешался.
– Надежд, конечно, мало, но все-таки затея может и сработать. Какой от этого вред?..
Николай наклонился и нажал на клапан резервуара с водой. Из крана появился шарик диаметром в несколько сантиметров и поплыл к его лицу. Понимая, что Муса не спускает с него пристального взгляда (упусти он хоть одну капельку, не избежать нагоняя), Коля широко открыл рот. Вода улеглась на язык, он подержал ее во рту, наслаждаясь ее свежестью, и только потом проглотил. Из всех ограничений, введенных Мусой, труднее всего было пережить это. С водой на «Союзе» было туго. Здесь отсутствовали системы рециклирования, и корабль, предназначенный для коротких перелетов с Земли на МКС и обратно, был оборудован всего лишь небольшим резервуаром с водой. Но Сейбл и по этому поводу выдвигала возражения:
– Даже когда ты идешь по пустыне, ты не ограничиваешь себя в воде. Когда невмоготу, ты выпиваешь все без остатка. По-другому нельзя…
Права она была или нет, вода все равно постепенно заканчивалась.
Из ящичка в стенке Николай достал приспособление для чистки зубов. Это была полоска шелка, пропитанная сильно ароматизированной зубной пастой. Полоской ткани следовало обернуть палец и протереть зубы и полость рта. Коля проделал эту процедуру очень тщательно, он старался всосать из ткани весь аромат до последней капли. Почему-то ему казалось, что это немного утолит жажду.
Вот так для него начался день. Вымыться он не мог, у них давно закончились специальные влажные салфетки, и поэтому все они, конечно, пахли почти так же неприятно, как «казацкие обмотки», сваленные в жилом отсеке. Но по крайней мере, все трое пахли одинаково плохо.
Муса продолжал тщетно взывать к безмолвию, а Коля приступил работе по собственной программе – к изучению Земли.

Проводя долгие часы в космосе, Николай неизменно получал огромное удовольствие, наблюдая Землю. Орбитальная станция, как теперь «Союз», находилась на расстоянии всего в несколько сотен километров над поверхностью планеты, поэтому у Коли не возникало того неприятного чувства одиночества и уязвимости, о которых рассказывали участники экспедиций на Марс. Именно эти чувства появлялись у них, когда они оглядывались на голубой островок, где родились. Для Николая Земля была огромной – и почти пустынной. Под станцией всякий раз проплывали величественные просторы Тихого океана – небесно-голубая равнина, на которой лишь изредка виднелись черточки кораблей и пылинки островов. Даже на континентах присутствие человека ощущалось мало: обширные пространства Азии и Африки занимали пустыни, где лишь изредка можно было заметить дым от походных костров. Людьми были заселены большей частью побережья материков или речные долины. Но даже города с орбиты разглядеть было трудновато; когда Коля искал взглядом Москву или Лондон, Париж или Нью-Йорк, он различал только серую губчатую массу, вокруг которой чередовались зелено-коричневые пятна сельских районов.
Впечатление на Николая производила не хрупкость Земли, а ее величина, и очевидным становилось не величие завоеваний планеты людьми, а краткость человеческого века – даже в двадцать первом столетии.
Но все это было до метаморфозы.
Он цеплялся за знакомые подробности. Геометрия Земли при наблюдении за нею с невысокой орбиты не изменилась: каждые девяносто минут Коля видел, как с удивительной быстротой пробивает слои атмосферы свет солнца и плавными дугами совершает переходы от багряного к оранжевому и желтому. Очертания и расположение материков, пустынь, горных хребтов – все осталось большей частью на своих местах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47