https://wodolei.ru/catalog/dushevie_dveri/steklyannye/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Помню, я даже написал очерк о Келдыше, который провалялся в сейфе лет пятнадцать: никакого рассекречивания тогда не состоялось. Ни тогда, ни потом. Шофер Александр Леонидович Репин очень переживал, что его Главного никто не знает, и спросил однажды у Сергея Павловича, когда его «откроют», когда люди о нем узнают?
– Вот умру, и сразу все узнают! – ответил Королев с какой-то веселой удалью.
Он угадал точно: только смерть, которая никому не подчиняется, рассекретила его...
Да, Королев ответил весело, но весело ли ему было? Как сам Сергей Павлович относился к своему потаенному положению? Бесфамильность эта тяготила его. Все понимали, что триумф молодых летчиков не соответствует их личным вкладам в космонавтику, а точнее, – несоизмерим с вкладом ее подлинных творцов. Да и сами космонавты, и в первую очередь Юрий Гагарин, тоже это понимали. В замалчивании имени Королева была некая высшая несправедливость. И она, конечно, уязвляла Сергея Павловича. Но он, за редчайшим исключением, никому об этом не говорил. Наоборот, если и заходил об этом разговор, утверждал, что так, мол, жить спокойнее. Здесь он, я убежден, лукавил. Но если копнуть поглубже, то и тут столкнемся мы с еще одним проявлением постоянной противоречивости этого удивительного человека.
Занимаясь всю жизнь оборонной техникой, Королев относился к секретности как к должному, необходимому и справедливому. Всегда соблюдал все правила режима, никогда не приносил домой секретных бумаг, не вел дневников, не записывал, что не положено, в записных книжках. Так было в годы работы в РНИИ, так было на ракетных полигонах, так осталось и в космонавтике. В своих воспоминаниях сын Хрущева Сергей пишет: «Покров таинственности вокруг самолетов, ракет, танков отец считал в значительной степени надуманным». Ему, конечно, виднее, но мне трудно согласиться с этим утверждением. Хрущев сам был великий секретчик. Некоторые важные государственные бумаги по его требованию составлялись в единственном экземпляре, что, по мнению Никиты Сергеевича, гарантировало тайну. Он всячески поощрял и укреплял секретность, окружавшую ракетную технику и космонавтику. Счастливые военные атташе радостно фотографировали на парадах гигантские трехступенчатые межконтинентальные ракеты «713», не зная, что это – чистая бутафория: они не то чтобы были сняты с вооружения, они никогда не были приняты на вооружение! С ведома Хрущева все было окутано мраком. Помню, когда «Известия» опубликовали на первой полосе «старт космического корабля», это было настоящей сенсацией. На снимке из густых черных клубов дыма торчал какой-то огурец. Позднее эту картинку поместил справочник «Астрономия и космонавтика», вышедший в Киеве в 1967 году. Тут же получился полный конфуз: на том же развороте рядом с «огурцом» был помещен кинокадр, сделанный в МИКе, на котором был реальный «Восток» под обтекателем. Глядя на обе картинки, даже самый ненаблюдательный читатель не мог не заметить, что между ними нет решительно ничего общего. Но это было уже в 1967 году, а тогда «огурец» прославил «Известия». До сих пор не знаю, что это за снимок, потому что мне неизвестна ни одна советская ракета того времени с головной частью подобной формы. Скорее всего, ракету эту создали не королевские конструкторы, а аджубеевские ретушеры. В журналистских кругах ходил нелепый слух, что, используя свое положение, главный редактор «Известий» Алексей Иванович Аджубей добыл якобы этот снимок из сейфа Родиона Яковлевича Малиновского, министра обороны СССР. В изданной в 1961 году издательством «Правда» книге «Утро космической эры», по объему своему превосходящей Библию, соседствовали три снимка, якобы рассказывающие о ракете Гагарина: огненный хвост ракеты Р-1, последняя ступень ракеты Р-7 и старт ракеты Р-5.
Все эти выкрутасы секретности Королева, насколько мне известно, не возмущали, активной войны с космической цензурой он не вел.
Еще в 1944 году, когда ни о какой космонавтике и слуху не было, один из умнейших людей нашего времени Петр Леонидович Капица писал: «Воображать, что по засекреченным тропам можно обогнать, – это не настоящая сила. Если мы выберем этот путь секретного продвижения, у нас никогда не будет веры в свою мощь и других мы не сумеем убедить в ней».
Но именно этот путь мы выбрали в космонавтике. Во времена Королева всем, и ему в том числе, наивно казалось, что секретить надо потому, что мы – впереди, что секретность нужна, чтобы нас не обогнали. А потом, когда нас обогнали, мы секретили для того, чтобы никто не узнал, что нас обогнали.
Но, справедливости ради, надо сказать, что, начав осуществление программы мирного освоения космоса, сразу от секретности отказаться было трудно. Первая наша «космическая» ракета несколько лет еще находилась на вооружении, поскольку была единственной тогда ракетой глобального радиуса действия. Переход от необходимой военной тайны и столь же необходимой научной открытости уродливо затянулся и начал осуществляться лишь в конце 80-х годов, хотя мог начаться еще при жизни Сергея Павловича. И тут снова видим мы неразрывную связь Королева с эпохой. Он был и творцом, и продуктом своего времени.
Дела служебные никогда и никак. Даже в самом общем плане, не обсуждались и дома. Королев мог рассказывать жене о каких-то людях, коллизиях, спорах, но о Деле – не говорил. Конечно, Нина Ивановна знала, например, о том, что готовится полет человека в космос, но никакие детали этого полета ей не были известны. Думаю, что если бы дома у Королева стоял магнитофон, который записывал бы все семейные разговоры, то, прослушав пленку за много месяцев, затруднительно было бы сказать, где работает и чем занимается хозяин дома. Уже после полета «Востока», потребовав клятв и заверений в вечном молчании и десять раз оговорившись, какая это тайна, Сергей Павлович сказал жене, что ракета Гагарина – трехступенчатая. Нине Ивановне все это казалось скорее смешным, чем серьезным, и иногда она подшучивала над ним.
Приехавшая из Ташкента подруга рассказала ей, что на станции Тюратам она видела много военных и ей сказали, что там находится секретный ракетный полигон. Утром за завтраком Нина Ивановна напевала в кухне:
– Тюра-там, тюра-там...
Королев насторожился, «поднял уши», как сеттер при камышовом шорохе.
– Сереженька, а правда, что в Тюратаме ракетный полигон? – спросила Нина невинным голосом так, словно интересовалась, на месте ли в Ленинграде Медный всадник.
– Кто тебе сказал? – быстро спросил он.
– Да все говорят...
– Нет, кто тебе сказал?
Он допытывался очень долго...
Но в его отношении к секретности, воспитанной в течение многих лет не только врожденной дисциплиной и стремлением к порядку, но и крепко внушенным сознанием коварного вражеского окружения и атмосферой всеобщей подозрительности, было и нечто другое: Королеву нравилась секретность. Опять видим мы противоречия великого характера. Да, секретность тяготила его. И тем не менее ему нравился весь этот ореол таинственной значимости, окружавший его дела и его имя, делавший его непохожим на других – избранным невидимкой. Проезжая в «Чайке» по улицам Москвы, он ощущал себя шахом, который переоделся дервишем и растворился в толпе сограждан. Читая выпуски «белого ТАСС», в которых заказные обозреватели, называя Седова, Благонравова и даже Сисакяна, гадали, кто же из них таинственный «Главный Конструктор», он испытывал в большей степени не досаду и раздражение, а, скорее, сладкую истому и тайную радость от их неосведомленности. Наверное, он завидовал Курчатову, рядом с которым неотлучно находился его телохранитель Дмитрий Семенович Переверзев – «человек-тень».
Во время одной из встреч с Сергеем Павловичем я попросил его прочесть небольшое мое сочинение и высказать свое мнение. Он согласился.
– Куда вам привезти рукопись, – спросил я, – в Подлипки или домой? Мне домой удобнее, я живу рядом с вами...
– Да нет, домой не надо, – ответил Королев, помолчал и добавил, – тут такое дело было... Стреляли в меня...
– Как стреляли?! – я подскочил в кресле.
– В окно моего кабинета... Перед этим к дому подъехала машина и какие-то люди хотели пройти в дом: говорили, что они со студии документальных фильмов. Охрана их не пустила. Записали номер машины. Оказалось, что такого номера не существует... КГБ разбирается... Так что домой не надо, начнут к вам приставать: кто, да что...
Помню, я был поражен: надо же, в Королева стреляли!..
Уже после смерти Сергея Павловича я как-то рассказал об этой истории Нине Ивановне. Она рассмеялась:
– Ну, фантаст! Третий Стругацкий! Знаете, как было дело? Мальчишки из рогатки стреляли по окну спальни металлическим шариком, разбили только наружное стекло. Приезжали, действительно, из КГБ, исследовали этот шарик и установили, как и откуда им «стреляли», нашли еще несколько шариков около дома. Потом я позвала стекольщика, и на этом история «покушения» закончилась...
Ему хотелось, чтобы в него стреляли! Таинственные убийцы на таинственной машине, и стрельба, и баллистическая экспертиза КГБ – весь этот сплав былей, вымыслов и домыслов говорит о том, что какое-то, пусть во многом мальчишеское удовлетворение из своей «великой бесфамильности», он все-таки получал. Или, точнее, стремился получить.
Сказать, кому первому пришла мысль отправить женщину в космос, трудно: первые мысли редко оставляют документы. Николай Петрович Каманин приписывает эту честь себе. В дневнике от 22 октября 1961 года он пишет: «После полета Гагарина я уговорил маршала Вершинина, Королева и Келдыша дать согласие на набор небольшой группы женщин для подготовки к космическим полетам. Пока это дело продвигается с большим трудом... Королев категорически против, Келдыш – категорически против. Министр обороны Малиновский – категорически против... Вершинин меня поддержал, но говорит: „Что я сделаю, если все против! Ты сам знаешь, как начальство уговаривать!“
Тогда я предлагаю: «Разрешите, я поеду к Хрущеву!..»
Хрущев тут же позвонил Устинову, который курировал космические проблемы:
«Знаешь что? Есть такая идея: надо готовить к полету женщин. Нельзя допустить, чтобы американцы нас опередили. А они готовят. Тут у меня Каманин был, говорили на эту тему. Имей в виду, что и я поддерживаю эту идею!» И повесил трубку.
Не успел я приехать в Центр – звонят Устинов, Келдыш, Королев: «Давайте по этому вопросу собираться у Устинова!»
К тому времени я уже 400 женщин отобрал из аэроклубов на местах. Из них мы выбрали 30, а в Москве уже отобрали пять человек».
У меня несколько настороженное отношение к дневникам Каманина: дневники так не пишутся. Но тут – масса деталей, и все вроде было очень похоже на правду. Возможно, все так и было, только не очень ясно, почему именно в октябре 1961 года он об этом пишет. Все его мысли и помыслы были тогда сосредоточены на травме Гагарина в Форосе, которая помешала Юрию явиться 17 октября на открытие XXII съезда КПСС, что вызвало гнев Хрущева. Ой, не до женщин было Николаю Петровичу 22 октября! В этот день Каманин не мог быть у Хрущева, и все эти телефонные перезвоны тоже вряд ли в этот день состоялись именно потому, что шел ХХII съезд КПСС. И Хрущев, и Устинов, и Келдыш, и Королев были на съезде, и всем им было не до каманинских идей.
Мысль о полете женщины в космос возникла действительно сразу после полета Гагарина – тут Каманин прав, а к лету 1961 года идея эта уже вызрела. На воздушном празднике в Тушине 9 июля парашютистки уже шептались о том, что в отряд космонавтов будут приглашать женщин. Королев попросил Сергея Николаевича Анохина «инкогнито» провести его на праздник (штрих к разговору о секретности). Они гуляли по ангарам, вспоминали Коктебель, смотрели технику. Потом Анохин пошел на трибуну, где собиралась авиационная «элита», и Королев, несмотря на «инкогнито», пошел вместе с ним. Никто Сергея Павловича не узнал. Анохину показалось, что он расстроился.
– Покажи мне Шихину, – говорил Королев Анохину, – мне нужна хорошая летчица...
Анохин Шихину не нашел и показал на красавицу-гимнастку, которая делала какие-то головокружительные упражнения, подвешенная тросом к вертолету:
– Зачем летчица? А эта чем плоха?
– Это все меня не интересует, – ворчливо буркнул Королев...
У Каманина, который работал в ДОСААФ, сохранились хорошие связи, и он мог быстро наладить отбор. Впрочем, связи здесь и не требовались: работать» на космос» готовы были все – от министров до уборщиц в планетариях, настолько это считалось престижным и даже почетным. Опять-таки, чтобы не ворошить всю страну, решили ограничиться просмотром аэроклубов в Центральной России: Москва, Ярославль, Рязань, Горький. Посмотрели сборную по парашютному спорту.
Отбирали по многим критериям. В том числе и по фотографиям. Около 20 девушек проходили медкомиссию в Центральном авиационном госпитале. После тщательного отбора осталось пятеро:
Еркина Жанна Дмитриевна,
Кузнецова Татьяна Дмитриевна,
Пономарева Валентина Леонидовна,
Соловьева Ирина Баяновна,
Терешкова Валентина Владимировна.
Подобно тому, как из мужской «двадцатки» выделилась «шестерка» первых, девичья «пятерка» превратилась вскоре в «тройку»: Пономарева, Соловьева, Терешкова. Сравнить их было трудно. У Соловьевой 900 парашютных прыжков, у Терешковой – 78, у Пономаревой – 10. Но Пономарева летчица, у нее 320 часов налета. Окончила МАИ, поступила в адъюнктуру Академии имени Жуковского. У Соловьевой тоже высшее образование: окончила строительный факультет Уральского университета. Но Терешкова другим сильна: рабочая девчонка с ярославского «Красного Перекопа», секретарь комитета комсомола...
Королев познакомился с девушками перед стартом Николаева и Поповича – тогда они впервые приехали на космодром. Говорил с ними не торопясь, обстоятельно, объяснял, что работа предстоит сложная, напряженная, но очень интересная.
– Я все понимаю, – сказал Главный без улыбки, – но давайте решайте сразу – или будем замуж выходить и детей заводить, или будем готовиться к полетам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188


А-П

П-Я