Установка сантехники, реально дешево
..»
В тот же день и даже в тот же час другой самолет сел на другом аэродроме: космонавты вернулись с парашютных тренировок. Прошло буквально несколько дней, а на занятия, которые возобновились в здании Института авиационной медицины, приехал невысокий плотный человек лет пятидесяти. По тому, как все забегали вокруг него, как «сопровождали», космонавты сразу поняли, что это большой начальник. Но почему он в штатском?!
Представился: профессор Сергеев. Карпов познакомил его с космонавтами. Расспрашивал мало, но очень внимательно разглядывал. Потом быстро уехал. «Это Королев!» – сказал вечером Карпов «по секрету». Так состоялась их первая встреча.
Все интенсивнее становились медико-биологические тренировки на бегущей дорожке, качелях Хилова, в кресле Барани, тепло– и сурдокамерах, вибростенде и центрифуге. Нагрузки возрастали. Космонавты тихо роптали. «Более всего проявилось негативное отношение будущих космонавтов, пожалуй, к трем „мероприятиям“ медико-биологического раздела подготовки, – писал позднее Е.А.Карпов, – к повторявшимся внешне одним и тем же медицинским обследованиям, к повторным тренировкам с тепловыми нагрузками да к малоприятным, мягко говоря, вестибулярным тренировкам на вращаемом кресле. Потребовалось провести немало бесед с тем, чтобы убедить некоторых слушателей в необходимости проведения данных работ и оправданности включения их в программу подготовки к первым космическим полетам».
Неожиданно для самого себя трудно перенес «подъем» в барокамере на высоту 6 тысяч метров Николаев. Быковский, первый прошедший испытания одиночеством, успокаивал ребят: «Ничего особенного», но Попович потом признался: «Нелегко». Николаев вспоминал: «Хотелось услышать хотя бы тонюсеньский птичий писк, увидеть что-нибудь живое. И вдруг меня словно кто-то в спину толкнул. Поворачиваюсь и в малюсеньком обзорном кружочке вижу глаз. Он сразу исчез, но я его запомнил: от табачного цвета глаза до каждого волоска рыжеватых ресниц... Не знаю, как я не выкрикнул: „Ну, еще взгляни! Посмотри хоть малость!“ Что-то подобное испытывал Волынов: „Живое слово, только одно слово – что бы я отдал тогда за него!“ У Рафикова, когда он спал, отказал датчик дыхания. Дежурный врач заглянул в иллюминатор и обмер: лежит и... не дышит! А может быть, все-таки спит? Он написал записку, положил ее в передаточный люк и включил микрофон: „Марс Закирович! Возьмите содержимое передаточного люка“. Теперь перепугался проснувшийся Рафиков: ему показалось, что начались слуховые галлюцинации. Первым сутки в скафандре при температуре 55 градусов и влажности 40 процентов провел Шонин. За ним – Рафиков. „По истечении трети суток, – вспоминает он, – меня начал одолевать сон: постоянно видел во сне фонтаны, водопады, море...“ Следом в „парилку“ сел Волынов.
Начались тренировки в невесомости, которая наступает, когда самолет – сначала это был реактивный истребитель, потом – пассажирский Ту-104 – летит по сложной вертикальной кривой. Гагарин записал уже на Земле в журнал: «Ощущение приятной легкости. Попробовал двигать руками, головой. Все получается легко, свободно. Поймал плавающий перед лицом карандаш... На третьей горке при невесомости при распущенных привязных ремнях попробовал поворачиваться на сиденье, двигать ногами, поднимать их, опускать. Ощущение приятное, где ногу поставишь, там и висит – забавно. Захотелось побольше подвигаться».
Тогда невесомость только веселила их...
Когда в Летно-исследовательском институте трудами, прежде всего Сергея Григорьевича Даревского был создан корабль-тренажер и привлеченный Сергеем Павловичем в качестве инструктора-методиста летчик-испытатель Марк Лазаревич Галлай начал на нем занятия с космонавтами, стало ясно, что тренировать всю «двадцатку» – неудобно, трудно, да и дело идет слишком медленно. Посовещавшись, Королев, Карпов и Каманин, который с лета 1960 г. по заданию командования ВВС вплотную занялся подготовкой космонавтов, решили выделить небольшую группу – шесть человек – для ускоренной подготовки к первому полету.
Сделать это было нелегко: все летчики оправдывали надежды, которые на них возлагали. При отборе в «шестерку» в первую очередь учитывались результаты нагрузочных проб, успехи в теоретических занятиях, физическая подготовка. Принимались во внимание и «габариты»: Попович был среди шестерых самым высоким – 170 сантиметров, а Шонин – 175 – уже высоковат. Волынов всем хорош, но широковат. Комаров, безусловно, лидировал в математике и других точных науках, но у него не очень хорошо шли дела на центрифуге, а потом врач Адиля Радгатовна Котовская нашла у Владимира экстрасистолу – нарушение сердечного ритма – совсем грустные дела. Комаров очень хотел попасть в «шестерку» и, безусловно, имел на это право, прежде всего, благодаря своей инженерной и летной подготовке, но медики отдали предпочтение Варламову, который тоже прекрасно учился, помогал другим по математике, физике и механике и одновременно отличался завидным здоровьем и выносливостью. Учитывались результаты психологических тестов, которые проводились психологом Федором Дмитриевичем Горбовым и его сотрудниками. Наконец, принимались во внимание характер, темперамент, общительность, отношение к товарищам, поведение в быту – короче, играло роль все, что поддавалось учету. В конце концов «шестерка» была сформирована в следующем составе (по алфавиту): Варламов, Гагарин, Карташов, Николаев, Попович, Титов. Это было первым проявлением неравенства в их маленьком коллективе: появились кандидаты «первого сорта» и «второго». Конечно, это задевало самолюбие. Особенно болезненно пережили организацию «шестерки» Комаров и Беляев. Они справедливо считали себя более опытными и умелыми.
Однако очень скоро выяснилось, что состав «шестерки» подвержен изменениям. После первой же тренировки на центрифуге с 8-кратной перегрузкой врачи обнаружили на спине Карташова микроскопические кровоизлияния. Сначала подумали, что это случайность, но на последующих тренировках диагноз подтвердился – питехии. Это было неожиданностью: красивый голубоглазый Анатолий был олицетворением силы и здоровья. Приговор медиков был неумолим: Карташова отчислили.
– Я считаю, – говорил мне Герман Титов, – что с Толей Карташовым медики перестарались. Это прекрасный летчик, и он мог стать отличным космонавтом. Если бы Толя сейчас проходил все испытания, то, безусловно, выдержал бы их...
Анатолий Яковлевич Карташов стал летчиком-испытателем военного представительства Министерства обороны. Работал под Москвой, на Дальнем Востоке, а потом в Киеве у замечательного нашего авиаконструктора Олега Константиновича Антонова.
Нелепая случайность выбила из «шестерки» и Валентина Варламова. Неподалеку от Звездного городка в лесу лежат красивые Медвежьи озера. Однажды космонавты поехали туда размяться, поплавать и позагорать. Варламов предложил прыгать в воду прямо с берега. Первым прыгнул Быковский, чиркнул носом по песку, вынырнул, предупредил:
– Тут мелко, ребята...
Шонин прыгнул и ткнулся в дно руками. Варламов – за ним. Вылез на берег хмурый: очень болела шея – он ударился головой о песок. Все думали – пройдет. Варламов незаметно для друзей ушел к шоссе, на попутке вернулся в Звездный городок, пошел в госпиталь. Диагноз: смещение шейного позвонка. В тот же день его положили на вытяжку. Лежал он долго, очень тосковал. Ребята навещали его, подарили гитару. Наконец он выписался, снова начал тренироваться, но вскоре медицинская комиссия наложила свой запрет.
Валентин очень переживал. По общему мнению, это был человек талантливый, с явными техническими способностями, отличался безупречным здоровьем, любил спорт, был необыкновенно волевой и упорный. Покинув отряд, Варламов не уехал из Звездного городка. Он работал в Центре подготовки космонавтов и еще до старта Гагарина стал заместителем начальника командного пункта управления космическими полетами ЦПК. Затем – старшим инструктором космических тренировок, специализировался на астронавигации. Друзья по отряду были очень внимательны к Валентину, все праздники проводили вместе, но вот начались космические старты, и вчера еще безвестные лейтенанты становились национальными героями, у них появились новые обязанности, новые заботы, начались поездки по разным странам, короче, жизнь переключила стрелку и покатились они по разным рельсам. «Звезды над ним довлели», – с грустью сказал мне Герман Титов. Валентин понимал, что, не случись этого нелепого прыжка на Медвежьем озере, и он мог бы стать одним из первых наших космонавтов. Сознание несправедливости судьбы надломило его. Как относиться к вчерашним друзьям? И как друзьям относиться к нему? Делать вид, что ничего не произошло, ничего не изменилось? Глупо. Если друзья не приходят в гости, значит, зазнались. А если приходят, значит, снизошли. Накапливались маленькие обиды – истинные и мнимые. Очень становилось тоскливо на душе. Начал выпивать...
Я познакомился с Варламовым в Звездном городке в апреле 1974 года. Мы вспоминали Гагарина.
– Я смертей видел много, – грустно говорил Валентин, – потерял трех близких друзей. Давно это было, и время уже стерло в памяти их лица... А его я не могу забыть. Вот стоит он передо мной, я его вижу, он для меня не погиб... Я не умаляю достоинства других ребят. У нас много отличных ребят. Но Юру никем нельзя заменить, это каждый скажет. Наверное, я смог бы много о нем рассказать, но я слишком хорошо знал его, чтобы сделать это вот так, сразу...
Больше поговорить нам не удалось. В октябре 1980 года Валентин Степанович Варламов поскользнулся в ванной комнате, сильно ударился головой о кафель и умер от кровоизлияния в мозг.
Вместо Карташова в четверку был введен Григорий Нелюбов – он очень этого хотел и очень старался. Вместо Варламова – Валерий Быковский. Этот худенький офицер – он весил 63 килограмма – оказался необыкновенно выносливым: 9-кратную перегрузку выдерживал в течение 25 секунд...
После организации «шестерки» Королев очень хотел познакомиться с этими ребятами поближе, «угадать» среди них будущего командира первого космического корабля. Но дел было невпроворот, и приходилось снова и снова откладывать встречу. Сразу после возвращения со старта первого корабля Сергей Павлович проводит большое совещание у Бушуева, руководит стендовыми испытаниями ТДУ вместе с системой ориентации – желает все-таки понять, почему же корабль не смог спуститься, со строгими инструкциями посылает своих «ходоков» к Челомею – хочет прощупать нового Главного конструктора ракетной техники и попытаться скоординировать работу двух центров: ведь в конце июня в ЦК будут утверждать большой план космических исследований. Но среди всей этой важной и неважной круговерти он находит, наконец «окошко» и на целый день вместе с Ниной Ивановной уезжает в Звездный городок. Карпову позвонили из ОКБ, предупредили: «К вам едет Главный».
Стояла чудесная ласковая погода. Королев был в прекрасном, умиротворенном настроении.
– Решил вот к вам заглянуть, – сказал он, улыбаясь, Карпову, который встретил его у проходной, из чего можно было сделать вывод, что у Карпова есть свои информаторы в Подлипках, а значит, он мужик деловой...
– Смотрите, какая красота, – продолжал Сергей Павлович, – какой воздух чудесный! Тишина, покой. Эх, сбросить бы мне годков надцать... Непременно в космонавты бы пошел...
Но очень скоро благодушие Королева испарилось. В окружении целой свиты местного начальства, врачей и хозяйственников он с пристрастием осмотрел классы для занятий, лаборатории, стенды и тренажеры.
– Неплохо, – подвел итог Сергей Павлович. – На первых порах неплохо, но надо думать, что делать дальше. Без «заделов» нужного хода вперед не получится. Нам с вами большая работа предстоит, дорогие товарищи. И чем дальше, тем работы будет все больше...
Прощаясь, он пригласил космонавтов к себе, в конструкторское бюро.
Поехали в субботу – все-таки дел у Главного поменьше. Сергей Павлович встретил их в обычной своей манере сдержанного радушия. И снова внимательно их разглядывал. Расспрашивал, кто, где и на чем летал. Потом сам начал рассказывать. Говорил о возможностях ракетной техники сегодня и завтра, о многодневных космических экспедициях и больших исследовательских станциях на орбите. Увлекся сам, сдержанность его пропала, жестикулировал, улыбался...
– А теперь пошли в цех, – закончил Главный конструктор.
Притихшие, тесной группкой вошли они под гулкие своды огромного цеха, на стапелях которого стояли блестящие, еще без обмазки, шары спускаемых аппаратов будущих «Востоков». «Как зачарованные, разглядывали мы еще невиданный летательный аппарат, – вспоминал эту встречу Юрий Гагарин. – Королев сказал нам то, чего мы еще не знали, что программа первого полета человека рассчитана на один виток вокруг Земли».
Они стояли и смотрели на корабль. И все они думали тогда об одном: ведь никакая сила в мире не остановит теперь этого человека и полет в космос действительно будет! И будет скоро!
– Ну, кто хочет посидеть в корабле? – весело спросил Королев.
– Разрешите мне, – Гагарин шагнул вперед, нагнулся, быстро расшнуровал, сбросил ботинки и в носках стал подниматься по стремянке к люку.
Королеву очень понравилось, что он снял ботинки...
Потом, через много лет, часто писали, что Гагарин был первым человеком, примерившим кресло космического корабля. Испытатели не раз его примеряли, Королев тоже часто сидел в кресле. Однажды он вылез из корабля и, весело оглядев сборщиков, сказал:
– А ведь неплохо!
Арвид Владимирович Палло, начавший работать с Королевым в РНИИ, вспоминал, что еще во время монтажа двигателя на ракетоплане Сергей Павлович обязательно лично проверял, удобно ли работь в кабине, «обживал» эту кабину.
– Эта черта сохранилась у него на всю жизнь, – писал Палло, – через много лет он так же обживал рабочие места космонавтов в спускаемом аппарате «Востока», «Восхода», бытовых отсеках и макетах новых изделий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188
В тот же день и даже в тот же час другой самолет сел на другом аэродроме: космонавты вернулись с парашютных тренировок. Прошло буквально несколько дней, а на занятия, которые возобновились в здании Института авиационной медицины, приехал невысокий плотный человек лет пятидесяти. По тому, как все забегали вокруг него, как «сопровождали», космонавты сразу поняли, что это большой начальник. Но почему он в штатском?!
Представился: профессор Сергеев. Карпов познакомил его с космонавтами. Расспрашивал мало, но очень внимательно разглядывал. Потом быстро уехал. «Это Королев!» – сказал вечером Карпов «по секрету». Так состоялась их первая встреча.
Все интенсивнее становились медико-биологические тренировки на бегущей дорожке, качелях Хилова, в кресле Барани, тепло– и сурдокамерах, вибростенде и центрифуге. Нагрузки возрастали. Космонавты тихо роптали. «Более всего проявилось негативное отношение будущих космонавтов, пожалуй, к трем „мероприятиям“ медико-биологического раздела подготовки, – писал позднее Е.А.Карпов, – к повторявшимся внешне одним и тем же медицинским обследованиям, к повторным тренировкам с тепловыми нагрузками да к малоприятным, мягко говоря, вестибулярным тренировкам на вращаемом кресле. Потребовалось провести немало бесед с тем, чтобы убедить некоторых слушателей в необходимости проведения данных работ и оправданности включения их в программу подготовки к первым космическим полетам».
Неожиданно для самого себя трудно перенес «подъем» в барокамере на высоту 6 тысяч метров Николаев. Быковский, первый прошедший испытания одиночеством, успокаивал ребят: «Ничего особенного», но Попович потом признался: «Нелегко». Николаев вспоминал: «Хотелось услышать хотя бы тонюсеньский птичий писк, увидеть что-нибудь живое. И вдруг меня словно кто-то в спину толкнул. Поворачиваюсь и в малюсеньком обзорном кружочке вижу глаз. Он сразу исчез, но я его запомнил: от табачного цвета глаза до каждого волоска рыжеватых ресниц... Не знаю, как я не выкрикнул: „Ну, еще взгляни! Посмотри хоть малость!“ Что-то подобное испытывал Волынов: „Живое слово, только одно слово – что бы я отдал тогда за него!“ У Рафикова, когда он спал, отказал датчик дыхания. Дежурный врач заглянул в иллюминатор и обмер: лежит и... не дышит! А может быть, все-таки спит? Он написал записку, положил ее в передаточный люк и включил микрофон: „Марс Закирович! Возьмите содержимое передаточного люка“. Теперь перепугался проснувшийся Рафиков: ему показалось, что начались слуховые галлюцинации. Первым сутки в скафандре при температуре 55 градусов и влажности 40 процентов провел Шонин. За ним – Рафиков. „По истечении трети суток, – вспоминает он, – меня начал одолевать сон: постоянно видел во сне фонтаны, водопады, море...“ Следом в „парилку“ сел Волынов.
Начались тренировки в невесомости, которая наступает, когда самолет – сначала это был реактивный истребитель, потом – пассажирский Ту-104 – летит по сложной вертикальной кривой. Гагарин записал уже на Земле в журнал: «Ощущение приятной легкости. Попробовал двигать руками, головой. Все получается легко, свободно. Поймал плавающий перед лицом карандаш... На третьей горке при невесомости при распущенных привязных ремнях попробовал поворачиваться на сиденье, двигать ногами, поднимать их, опускать. Ощущение приятное, где ногу поставишь, там и висит – забавно. Захотелось побольше подвигаться».
Тогда невесомость только веселила их...
Когда в Летно-исследовательском институте трудами, прежде всего Сергея Григорьевича Даревского был создан корабль-тренажер и привлеченный Сергеем Павловичем в качестве инструктора-методиста летчик-испытатель Марк Лазаревич Галлай начал на нем занятия с космонавтами, стало ясно, что тренировать всю «двадцатку» – неудобно, трудно, да и дело идет слишком медленно. Посовещавшись, Королев, Карпов и Каманин, который с лета 1960 г. по заданию командования ВВС вплотную занялся подготовкой космонавтов, решили выделить небольшую группу – шесть человек – для ускоренной подготовки к первому полету.
Сделать это было нелегко: все летчики оправдывали надежды, которые на них возлагали. При отборе в «шестерку» в первую очередь учитывались результаты нагрузочных проб, успехи в теоретических занятиях, физическая подготовка. Принимались во внимание и «габариты»: Попович был среди шестерых самым высоким – 170 сантиметров, а Шонин – 175 – уже высоковат. Волынов всем хорош, но широковат. Комаров, безусловно, лидировал в математике и других точных науках, но у него не очень хорошо шли дела на центрифуге, а потом врач Адиля Радгатовна Котовская нашла у Владимира экстрасистолу – нарушение сердечного ритма – совсем грустные дела. Комаров очень хотел попасть в «шестерку» и, безусловно, имел на это право, прежде всего, благодаря своей инженерной и летной подготовке, но медики отдали предпочтение Варламову, который тоже прекрасно учился, помогал другим по математике, физике и механике и одновременно отличался завидным здоровьем и выносливостью. Учитывались результаты психологических тестов, которые проводились психологом Федором Дмитриевичем Горбовым и его сотрудниками. Наконец, принимались во внимание характер, темперамент, общительность, отношение к товарищам, поведение в быту – короче, играло роль все, что поддавалось учету. В конце концов «шестерка» была сформирована в следующем составе (по алфавиту): Варламов, Гагарин, Карташов, Николаев, Попович, Титов. Это было первым проявлением неравенства в их маленьком коллективе: появились кандидаты «первого сорта» и «второго». Конечно, это задевало самолюбие. Особенно болезненно пережили организацию «шестерки» Комаров и Беляев. Они справедливо считали себя более опытными и умелыми.
Однако очень скоро выяснилось, что состав «шестерки» подвержен изменениям. После первой же тренировки на центрифуге с 8-кратной перегрузкой врачи обнаружили на спине Карташова микроскопические кровоизлияния. Сначала подумали, что это случайность, но на последующих тренировках диагноз подтвердился – питехии. Это было неожиданностью: красивый голубоглазый Анатолий был олицетворением силы и здоровья. Приговор медиков был неумолим: Карташова отчислили.
– Я считаю, – говорил мне Герман Титов, – что с Толей Карташовым медики перестарались. Это прекрасный летчик, и он мог стать отличным космонавтом. Если бы Толя сейчас проходил все испытания, то, безусловно, выдержал бы их...
Анатолий Яковлевич Карташов стал летчиком-испытателем военного представительства Министерства обороны. Работал под Москвой, на Дальнем Востоке, а потом в Киеве у замечательного нашего авиаконструктора Олега Константиновича Антонова.
Нелепая случайность выбила из «шестерки» и Валентина Варламова. Неподалеку от Звездного городка в лесу лежат красивые Медвежьи озера. Однажды космонавты поехали туда размяться, поплавать и позагорать. Варламов предложил прыгать в воду прямо с берега. Первым прыгнул Быковский, чиркнул носом по песку, вынырнул, предупредил:
– Тут мелко, ребята...
Шонин прыгнул и ткнулся в дно руками. Варламов – за ним. Вылез на берег хмурый: очень болела шея – он ударился головой о песок. Все думали – пройдет. Варламов незаметно для друзей ушел к шоссе, на попутке вернулся в Звездный городок, пошел в госпиталь. Диагноз: смещение шейного позвонка. В тот же день его положили на вытяжку. Лежал он долго, очень тосковал. Ребята навещали его, подарили гитару. Наконец он выписался, снова начал тренироваться, но вскоре медицинская комиссия наложила свой запрет.
Валентин очень переживал. По общему мнению, это был человек талантливый, с явными техническими способностями, отличался безупречным здоровьем, любил спорт, был необыкновенно волевой и упорный. Покинув отряд, Варламов не уехал из Звездного городка. Он работал в Центре подготовки космонавтов и еще до старта Гагарина стал заместителем начальника командного пункта управления космическими полетами ЦПК. Затем – старшим инструктором космических тренировок, специализировался на астронавигации. Друзья по отряду были очень внимательны к Валентину, все праздники проводили вместе, но вот начались космические старты, и вчера еще безвестные лейтенанты становились национальными героями, у них появились новые обязанности, новые заботы, начались поездки по разным странам, короче, жизнь переключила стрелку и покатились они по разным рельсам. «Звезды над ним довлели», – с грустью сказал мне Герман Титов. Валентин понимал, что, не случись этого нелепого прыжка на Медвежьем озере, и он мог бы стать одним из первых наших космонавтов. Сознание несправедливости судьбы надломило его. Как относиться к вчерашним друзьям? И как друзьям относиться к нему? Делать вид, что ничего не произошло, ничего не изменилось? Глупо. Если друзья не приходят в гости, значит, зазнались. А если приходят, значит, снизошли. Накапливались маленькие обиды – истинные и мнимые. Очень становилось тоскливо на душе. Начал выпивать...
Я познакомился с Варламовым в Звездном городке в апреле 1974 года. Мы вспоминали Гагарина.
– Я смертей видел много, – грустно говорил Валентин, – потерял трех близких друзей. Давно это было, и время уже стерло в памяти их лица... А его я не могу забыть. Вот стоит он передо мной, я его вижу, он для меня не погиб... Я не умаляю достоинства других ребят. У нас много отличных ребят. Но Юру никем нельзя заменить, это каждый скажет. Наверное, я смог бы много о нем рассказать, но я слишком хорошо знал его, чтобы сделать это вот так, сразу...
Больше поговорить нам не удалось. В октябре 1980 года Валентин Степанович Варламов поскользнулся в ванной комнате, сильно ударился головой о кафель и умер от кровоизлияния в мозг.
Вместо Карташова в четверку был введен Григорий Нелюбов – он очень этого хотел и очень старался. Вместо Варламова – Валерий Быковский. Этот худенький офицер – он весил 63 килограмма – оказался необыкновенно выносливым: 9-кратную перегрузку выдерживал в течение 25 секунд...
После организации «шестерки» Королев очень хотел познакомиться с этими ребятами поближе, «угадать» среди них будущего командира первого космического корабля. Но дел было невпроворот, и приходилось снова и снова откладывать встречу. Сразу после возвращения со старта первого корабля Сергей Павлович проводит большое совещание у Бушуева, руководит стендовыми испытаниями ТДУ вместе с системой ориентации – желает все-таки понять, почему же корабль не смог спуститься, со строгими инструкциями посылает своих «ходоков» к Челомею – хочет прощупать нового Главного конструктора ракетной техники и попытаться скоординировать работу двух центров: ведь в конце июня в ЦК будут утверждать большой план космических исследований. Но среди всей этой важной и неважной круговерти он находит, наконец «окошко» и на целый день вместе с Ниной Ивановной уезжает в Звездный городок. Карпову позвонили из ОКБ, предупредили: «К вам едет Главный».
Стояла чудесная ласковая погода. Королев был в прекрасном, умиротворенном настроении.
– Решил вот к вам заглянуть, – сказал он, улыбаясь, Карпову, который встретил его у проходной, из чего можно было сделать вывод, что у Карпова есть свои информаторы в Подлипках, а значит, он мужик деловой...
– Смотрите, какая красота, – продолжал Сергей Павлович, – какой воздух чудесный! Тишина, покой. Эх, сбросить бы мне годков надцать... Непременно в космонавты бы пошел...
Но очень скоро благодушие Королева испарилось. В окружении целой свиты местного начальства, врачей и хозяйственников он с пристрастием осмотрел классы для занятий, лаборатории, стенды и тренажеры.
– Неплохо, – подвел итог Сергей Павлович. – На первых порах неплохо, но надо думать, что делать дальше. Без «заделов» нужного хода вперед не получится. Нам с вами большая работа предстоит, дорогие товарищи. И чем дальше, тем работы будет все больше...
Прощаясь, он пригласил космонавтов к себе, в конструкторское бюро.
Поехали в субботу – все-таки дел у Главного поменьше. Сергей Павлович встретил их в обычной своей манере сдержанного радушия. И снова внимательно их разглядывал. Расспрашивал, кто, где и на чем летал. Потом сам начал рассказывать. Говорил о возможностях ракетной техники сегодня и завтра, о многодневных космических экспедициях и больших исследовательских станциях на орбите. Увлекся сам, сдержанность его пропала, жестикулировал, улыбался...
– А теперь пошли в цех, – закончил Главный конструктор.
Притихшие, тесной группкой вошли они под гулкие своды огромного цеха, на стапелях которого стояли блестящие, еще без обмазки, шары спускаемых аппаратов будущих «Востоков». «Как зачарованные, разглядывали мы еще невиданный летательный аппарат, – вспоминал эту встречу Юрий Гагарин. – Королев сказал нам то, чего мы еще не знали, что программа первого полета человека рассчитана на один виток вокруг Земли».
Они стояли и смотрели на корабль. И все они думали тогда об одном: ведь никакая сила в мире не остановит теперь этого человека и полет в космос действительно будет! И будет скоро!
– Ну, кто хочет посидеть в корабле? – весело спросил Королев.
– Разрешите мне, – Гагарин шагнул вперед, нагнулся, быстро расшнуровал, сбросил ботинки и в носках стал подниматься по стремянке к люку.
Королеву очень понравилось, что он снял ботинки...
Потом, через много лет, часто писали, что Гагарин был первым человеком, примерившим кресло космического корабля. Испытатели не раз его примеряли, Королев тоже часто сидел в кресле. Однажды он вылез из корабля и, весело оглядев сборщиков, сказал:
– А ведь неплохо!
Арвид Владимирович Палло, начавший работать с Королевым в РНИИ, вспоминал, что еще во время монтажа двигателя на ракетоплане Сергей Павлович обязательно лично проверял, удобно ли работь в кабине, «обживал» эту кабину.
– Эта черта сохранилась у него на всю жизнь, – писал Палло, – через много лет он так же обживал рабочие места космонавтов в спускаемом аппарате «Востока», «Восхода», бытовых отсеках и макетах новых изделий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188