«Век воли не видать» обрадовался своему «адъютанту» и поселил его над своей шконкой. Артема же поместили в одиночку, которая и была то всего одна. Желающие его посетить должны были испросить разрешения самого начальника РОВД, а тот давал это разрешение лишь с санкции Тарханова.
Обстановка осложнилась еще тем фактом, что капитану Авраменко настойчиво предложили сходить в отпуск, и даже выделили путевку в престижный дом отдыха. Профсоюзу пришлось эту путевку вырывать из зубов начальника паспортного стола, который уже мысленно видел себя на берегу Нарочи [25] со спиннингом в руках. Авраменко от путевки отказался, мотивируя отказ устойчивой неприязнью всяческих курортов, но в отпуск ему все-таки уйти пришлось. Единомышленников обложили по всем правилам, оставалось лишь уповать на чудо. Мог бы помочь Пешеходов, но он боялся, что в таком случае на белый свет выплывут некоторые факты из его биографии, о которых лучше умалчивать. Напрасно Надя едва не становилась на колени перед козлом-отчимом, но тот и слышать ничего не хотел.
– Дочка, милая, я не имею ничего против Артема, но меняться с ним местами у меня нет ни малейшего желания. Моему желудку тюремная баланда противопоказана.
– Для КПЗ заказывают еду в ресторане, мне Олег рассказывал! - заметила с невинным видом Галина Петровна.
– И ты туда же! - вскинулся Геннадий Николаевич, - мы ведь договорились.
Они договорились. Госпоже Пешеходовой, как ни горько было это сознавать Наде, ее супруг тоже был дороже гипотетического зятя. О «счастье» дочери она не хотела и слышать.
– Будет тебе счастье, когда душа в душу проживешь со своим мужем хотя бы десяток лет. Законы любви в бытовой обстановке действуют немного не так, как тебе представляется! - убеждала она дочь.
Надя упрямо молчала. Нечто вроде этого в свое время говорил ей и Артем, но она в силу своей молодости не готова была принять подобные откровения за чистую монету. Уж слишком цинично выглядела на практики трансформация нежных чувств в семейные отношения. Молодежь всегда мечтает отыскать свои пути к счастью, не подозревая о давно выведенных формулах его и проложенных к нему автострадах. А тот, кто ищет собственную тропку, обычно попадает в трясину. Может быть поэтому браки по расчету гораздо крепче, чем браки, основанные на чувствах? Особенно, если расчет правильный…
В совхозе дела шли своим чередом. Заканчивалась уборочная зерновых, слесари ремонтировали все имеющиеся в наличии картофелекопалки и пытались что-то сделать с картофелеуборочным комбайном «Рязанец», приобретенным совхозом аж в перестроечные годы. Больше комбайнов в хозяйстве не было, и когда поползли слухи об аресте Артема, Наждачный популярно объяснил механизаторам, что по всей вероятности их больше и не будет. Тем временем начал бузить Лещинский-старший, который вовсе был не согласен с арестом сына. В кампании подозрительныхь субъектов он шатался в свинском виде по дерене и произносил вялые угрозы в адрес главы районной администрации.
Однажды вечером, после распития нескольких бутылок водки, рабочие решили организовать нечто вроде группы протеста против несправедливого заключения под стражу работника хозяйства и сына одного из них. Поскольку они плохо себе представляли, как это делается, то у Виктора Бегунка родилась мысль - позвонить домой участковому и проконсультироваться с ним.
Откупорив и употребив следующую бутылку, Лещинский вызвался сходить в диспетчерскую и позвонить Авраменко лично. Капитан, бывший в это время дома, обозвал Лещинского нехорошими словами и «пьяной свиньей» в частности, но пообещал подъехать завтра с утра, «разобраться как следует и наказать кого попало». Самое смешное, что на утро тайная организация «меча и орала» плохо помнила вчерашнее заседания и его решения. Поэтому посещение участкового рабочих весьма озадачило - каждый подумал, что вчера чего-то натворил. Особенно поплохело Сереге Лещинскому, когда капитан погрозил ему сжатой ладошкой.
– Еще раз позвонишь мне в скотском виде - на пятнадцать суток посажу! - торжественно пообещал участковый, - ну что, ханыги вы мои потомственные, не передумали демарш свершать?
Бегунок недоуменно глянул на Черного, Черный - на Лещинского, Лещинский отчего-то поглядел опасливо на капитанский кулак, которым тот рубил воздух с прямо-таки ленинской грацией.
– Хорошие вы мужики, - покачал головой Олег Николаевич, - только чувство сплоченности у вас появляется после четвертого стакана. Нихера не помните?
Все трое отрицательно покачали головами. Сергей выхватил из-под ящика спрятанную там бутылку пива и отпил из нее ровно половину, пытаясь таким образом восстановить память.
– А чего я вчера звонил? - спросил он, - по поводу сына?
– И это тоже, - вздохнул участковый, - значит так! Раскрывайте уши, я буду говорить. Сделаем так…
Временем проведения акции протеста назначили субботу. День это не совсем рабочий, но и не совсем выходной. Акция в будний день означала крупную подставу для директора Птицына, а протесты любого вида в воскресенье выглядели полной лажей. Ранним утром рабочие совхоза вывесили над воротами мехдвора плакат «Свободу Артему Орлову и Сергуне Лещинскому». Надежда Пешеходова, как секретарь профкома, организовала врачебный пост и комитет управления стачкой, председателем которого избрали единогласно Николу Наждачного.
– Благодарю покорно! - ворчал осторожный Никола, сидя в чесучовом костюме песочного цвета за столом, покрытым алой скатертью, - за такую честь года три влепить могут.
– Гитлер в пабах выступал обычно, - вторил его заместитель - заведующий складом, - а пиво нам»кстати» сегодня полезно в любых количествах.
Народ фразу услышал и оценил по достоинству. Поскольку денег в кассе все равно не было (главбух зажилила), то решением стачкома с каждого трактора было слито по десять литров солярки и отнесено местному тракторному магнату - Николайчику. Тот совершенно обалдел, когда ему привезли триста литров дизтоплива и попытался отказаться, ссылаясь на отсутствие наличности.
– Тогда мы тебе больше ни одной запчасти и ни одного литра топлива не принесем! - сказали уполномоченные.
Пришлось Николайчику лезть в барсетку и доставать купюру в сотню американских президентов. Этой сотенной хватило всего на десять ящиков пива. Бастующих было человек семьдесят, поэтому получилось что-то около трех бутылок на человека, то есть, достаточно для раздражительности, но явно недостаточно для благодушия. Поэтому уполномоченные пошли на прием к директору и попросили выдать аванс в размере пятидесяти тысяч на рыло. Или, в случае отказа, труп главного бухгалтера. Владимир Михайлович вызвал из дома главбуха вместе с кассиром, и приказал найти в кассе три с половиной миллиона, необходимых для выдачи аванса.
Главный бухгалтер встала в позу и в довольно резких выражениях охарактеризовала участников стачки и стачком в частности. После чего посчитала своим долгом предупредить директора, чтобы не баловал подчиненных. Птицын был несколько иного мнения.
– Нехорошо, Семеновна! - покачал головой директор, - против людей идешь. Не тот случай, чтобы в стороне оставаться.
Главбух бросила на стол ключи от бухгалтерии и с видом оскорбленной горгульи покинула кабинет директора.
– Иди, Анечка, работай! - вздохнул директор и вновь уселся в свое кресло, которое внезапно показалось ему жестким.
– Поближе нужно быть к народу! - проворчал он и начал развязывать узел галстука.
Сняв его, Владимир Михайлович подошел к окну и выглянул наружу. Внизу колыхался транспарант, а под ним ходили люди с пивом в руках. Ему тоже внезапно захотелось ощутить давно забытый привкус «Речицкого», и он сглотнул слюну. Сняв пиджак, директор решительно закатал рукава рубашки. Затем закрыл кабинет на ключ и вышел на улицу - к своим рабочим.
Появление в рядах рабочих Птицына было встречено всеобщим ликованием.
– Угостит кто-нибудь директора пивом? - спросил Владимир Михайлович у Наждачного, сидящего подле ящиков со свирепым выражением средней головы Цербера.
Тот молча протянул ему бутылку, с которой Птицын и принялся обходить группы и кучки рабочих.
– Ну что, мужики, как настроение? - спросил он у стоящих особняком Бегунка и Лещинского.
– Наше дело правое, - ответили они, - но в исходе забастовки мы все же сумлеваемся.
– Отчего же? - сделал Владимир Михайлович богатырский глоток, - не верите в собственные силы.
– В свои силы мы как раз и верим, - сказал Лещинский, - не верится нам в доброту нашей исполнительной власти.
– Испокон веков так было! - подтвердил Бегунок, - на чаяния простого рабочего никто и нигде внимания не обращает. Отчего-то нашей стране проще наказать своего гражданина, чем защитить.
– Понял! - протянул Владимир Михайлович, - но бороться за свои права все-таки необходимо.
Пятью минутами позже он зашел за здание кислородной и набрал на мобильный Чебурекову. Тот ответил сразу, словно ожидал звонка.
– Василь, здорово! - поприветствовал Птицын приятеля, - не желаешь ко мне подъехать?
– Чего ради! - буркнул тот, - мне и здесь неплохо… то есть, хреново. Полгода коту под хвост, и все из-за твоего Орлова! Сейчас как выпью водки, как набедокурю… или…
– Ты лучше давай ко мне! - убедительно говорил Птицын, - у меня здесь светопреставление. Рабочие манифестацию затеяли в знак протеста супротив ареста Артема. Тут только тебя и не хватает.
– Ты знаешь, - оживился Чебуреков, - идея неплохая! По-моему, это - то что нужно. Сейчас я буду!
– Момент! - вспомнил вдруг Владимир Михайлович, - если сможешь достать пиво, то вези. У меня тут скоро закончится, а в магазине не знаю, насколько хватит.
Чебуреков примчался через час. Сегодня он был в свитере и простых темно-синих брюках. Водитель Миша принялся деловито выгружать из «Уазика» запечатанные упаковки с «Очаковским традиционным».
– Здорово, мужики! - крикнул Василий Петрович в толпу, - прослышал о ваших делах и решил присоединиться!
– Давно пора было! - донесся из толпы голос Черного, - можно подумать, вам Артем чужой был.
– Нет, так дело не пойдет! - сказал Чебуреков, - вы подогретые, а я нормальный. Сейчас мы это дело поправим.
Распечатав одну из упаковок, он достал оттуда двухлитровый баллон пива. Крякнув, свинтил крышку и, обливаясь пеной, сделал несколько жадных глотков. Вытерев по-крестьянски ладонью рот, он показал толпе большой палец.
– Я попытаюсь сейчас объяснить в общих чертах, что произошло, и как это отражается на мне. Вы уж послушайте пару минут, хорошо?
Рабочие ответили нестройным гулом и бульканьем слабоалкогольного напитка.
– Дело в том, - начал Василий Петрович, - что от нашего района в Верховное Собрание баллотируются два кандидата. Точнее, осталось только два. Первый из них ваш покорный слуга, а второй… второй - небезызвестный вам глава нашего района - господин Тарханов Иван Николаевич.
– Ну, и? - с надрывом спросил Лещинский-старший.
– Так вот, ситуацию с нашими парнями он использует в качестве рычага давления на меня! Чтобы я снял свою кандидатуру и выборы превратились бы в фарс!
Лещинский заморгал.
– Это что, получается, если вы снимите свою кандидатуру, то моего пацана выпустят из КПЗ?
– Не факт! - покачал головой Птицын, стоящий рядом с Чебурековым, - его там могут продержать даже до выборов. Как гарантию того, что Василий Степанович не будет трепыхаться.
– Так что же нам делать?
– Бузить! - ответил злосчастный кандидат в депутаты, - бузить и надеяться, что вас заметят хотя бы в области. Можно посылать письмо Генеральному прокурору области, республики, наконец. Можно писать в газеты. Можно привлечь западных журналистов… нет, эти педрилы завоют, что и у нас «черных» притесняют. Но на фоне всего остального… короче говоря, способов много.
– Какой же из них самый лучший? - спросила Антонина Лещинская, глядя с надеждой на Чебурекова.
– Все! - ответил тот, - наступать надо по всем направлениям, чтобы противник так и не понял, откуда ветер дует. Нужно просто распределить обязанности. Кто-то будет выходить на газеты, кто-то станет заниматься письмом в Прокуратору, а кто и до телевиденья попытается достучаться. У вас двести человек в совхозе работают - наверняка у кого-то есть шурин, кум или сват в означенных инстанциях. Нужно просто все хорошенько проверить. Стоп! А у Артема ведь… а у Артема ведь! Погодите, мы сейчас с господином Птицыным пошепчемся!
Василий Петрович отозвал приятеля в сторону и тихо сказал:
– Ну и редкий же я дурак! Ведь Тема мне сам говорил, что у его приятель работает в одной из центральных газет заместителем редактора! Как это я забыл!?!
– А в какой? - спросил Птицын. Он, в отличие от друга и коллеги ничего не терял. Поэтому и интерес у него в этом деле был чисто платонический. Если бы сейчас все еще продолжалась уборка зерновых, то он ради своего электрика и из окна не выглянул бы.
– А хрен его знает! - выругался приятель, - но начало есть. Где твой участковый?
– Где-то был, - обернулся Владимир Михайлович, - он в отпуске, так по-гражданке прикинутый… а, вон он. Николаевич! Иди сюда - дело есть.
Затянутый в джинсу героических размеров, к ним протиснулся участковый.
– В чем дело? - поинтересовался он, - говорите, но учтите, что меня здесь нет. Высочайшим повелением сослан в отпуск без права чтения периодики.
– Круто Иван взялся! - присвистнул Чебуреков, - кабы только рога себе не обломал. Ему еще больше, чем мне депутатом быть охота. Дано ходили слухи, что его снять с района хотят…
– Так в чем дело? - переспросил Авраменко.
– Да я тут припомнил, что у нашего Артемия связи есть среди четвертой власти! - Чебуреков светился и впрямь, как только что испеченный чебурек, - только вот нужно выяснить у Артема, что это за газета. Ну, и вступить в контакт с его приятелем.
Авраменко задумался. Вспомнив, что ему на целый месяц заказано появление в отделе, стал скучен лицом.
– Я - пас! - сказал он, - я нынче персона нон-грата. Попробую узнать через Васильеву - ей проще будет, чем мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45