– А оно всегда вот так запросто, по первому зову, будет покидать насиженное место?
В моем вопросе не было ничего, кроме усталого любопытства: в последнее время я стал напоминать молодое деревце, в коре и внутренностях которого свила гнездо стая паразитов. «Око скорпиона», кровососущая пиявка Клара...
– Ну зачем же так плохо думать о друзьях? – с укоризной покачала головой пума.– Только я могу заставить трансплантат покинуть его законное место, да и то лишь в самом крайнем случае.
– Экстремальная пуливизация? – весело и слегка истерично подмигнул я оставшимся глазом, одновременно щелкнув в воздухе пальцами.
– Точно! Она самая. Вот видишь, налицо явный прогресс, ты уже начал свободно ориентироваться в формулировках.
Не знаю, как долго мы еще могли перемигиваться и похлопывать друг друга по плечу, увлеченно рассказывая о таинствах эльсуффикатинации, трансплантации и трепанации черепа, но тут нас, к счастью, прервали.
– Посторонних попрошу очистить помещение,– объявил профессор Антопц о начале праздника в Шервудском лесу.
Только вместо Робин Гуда, стрелы и маленькой монетки в моем случае присутствовали голем, огромная кувалда и... И все та же маленькая монетка, по которой эта кувалда должна была попасть.
– Ладно, подождем за дверью,– все так же жизнерадостно попрощалась пума, подталкивая к выходу дрожащего всем телом Компота.– А то, знаешь ли, побочный эффект от си-пле-те-ндо-ка-тар-си-са может негативно сказаться на тех, кто окажется слишком близко.
«Лингвист хренов»,– со злостью подумал я о Зоуле, после чего спросил у пиявки, свернувшейся на моей шее:
– Клара, может быть, ты тоже хочешь уйти? Побочный эффект от сипле... черт, не могу выговорить, но думаю, ты поняла, о чем речь. Так вот, судя по отзывам знающих людей – опасная вещь. Молчишь... Значит, не хочешь... Ну что ж. Рад. Очень рад, что ты не бросила своего единственного кормильца в этот тяжелый момент.
Я хотел было еще что-то сказать, но не успел – повелитель тьмы посадил меня в кресло, закрепив голову в неком подобии тисков.
«А как...» – вопрос так и не сорвался с моих уст, потому что в сознании прошелестел голос Антопца:
– Подумай о чем-то хорошем, не важно о чем...
– Ха-ха-ха! – забился в припадке истерического смеха внутренний голос.– Честное слово, ловко придумано!!! Нам на ухо вешают маленькую монетку-медальку, зажимают голову-болванку в чугунные тиски, подводят безмозглого монстра с огромной кувалдой, которому предстоит изо всей силы ударить по черепу, и при всем этом предлагают подумать о...
Голем ударил неожиданно.
Коротко, без замаха каменный гигант обрушил всю свою страшную мощь на маленький кружок – артефакт, именуемый «Крут девяти печатей».


* * *

Я находился под водой, окруженный игривой стайкой разноцветных тропических рыбок, когда где-то неподалеку раздался протяжный звук подводного колокола. Голова медленно повернулась в сторону источника звука, и я увидел огромный бутон расцветающего прямо на глазах ярко-красного взрыва. Испуганно порскнули в стороны рыбки, потревоженные неведомым чудовищем, вторгшимся в водный тропический рай, а я отчаянно замахал руками, пытаясь отплыть-убежать от неумолимо приближающейся кроваво-красной волны. Сердце бешено застучало в районе разгоряченных висков, и я даже открыл рот, чтобы закричать, но не смог, потому что вместо крика с моих губ сорвались несколько воздушных пузырей, а затем... Взрывная волна все же настигла меня, многотонным прессом обрушившись на голову, смяв и разорвав на клочки несчастное сознание. И все утонуло в безбрежном океане вселенской пустоты...


* * *

С неимоверным трудом подняв тяжелые веки, я увидел высокое безрадостно-серое небо.
Лежа на спине и бессмысленно глядя в одну точку, я совершенно ни о чем не думал и ничего не хотел. Голова была настолько пустая и ясная, будто из нее кроме мыслей удалили еще и жалкие остатки мозга. В другом месте и в другое время я мог бы даже испугаться по этому поводу, но ватная расслабленность вкупе с какой-то непередаваемой отрешенностью заключили мое сознание (или то, что от него осталось) в непроницаемый кокон.
– О! Вы только посмотрите – наш герой очнулся! – Голос, несомненно, принадлежал безумной пуме, но мне было до такой степени наплевать, кто или что находится рядом что я не обратил на сию реплику ни малейшего внимания.
– Вот и прекрасно! – Зоул был явно вне себя от радости.– Не хотелось посылать моему другу Аспирину пустую оболочку без мозгов, иначе он мог натурально обидеться.
Небо над головой продолжало занимать все мои мысли.
– Смотрю, ты опять меня не слушаешь, дружок. А ну-ка...
Раскаленная добела игла боли вонзилась прямо в мозг и мгновенно привела меня в чувство. Инстинктивно схватившись за голову и резким рывком переведя верхнюю половину тела из горизонтального положения в вертикальное, я наконец окончательно пришел в себя и обнаружил, что вся наша команда (Компот, Билли и я) вместе с облезлой пумой-Зоулом находится посреди унылой степи.
– Вижу, тебе уже лучше,– довольно промурлыкала пума,– поэтому на прощание хотелось бы сказать пару напутственных слов.
Боль отступила так же неожиданно, как и появилась, и я смог более или менее нормально выслушать финальную речь безумного колдуна.
– Весь внимание,– с трудом прохрипел я, решив не омрачать прощание всякого рода ненужными эксцессами.
– Вот и прекрасно. Приятно иметь дело с толковым собеседником.
– Взаимно.
– Прямо сейчас мы находимся в точке вашего прибытия на Глов,– начала пума,– и отсюда же через несколько минут ваш героический экипаж стартует в объятия моего давнего друга Асванха Пиринизона. Или, если выражаться твоим языком, вы попадете прямиком в логово Аспирина.
– А как же Арена? – Я не удержался от главного вопроса.
– Она от вас никуда не денется, потому что вряд ли мой старый приятель захочет оставить у себя в гостях такого опасного юношу.
– То есть? – не понял я.– Неужели обряд экстремально девельтипированной пуливизации не увенчался успехом?
– Обряд при любом раскладе увенчался бы успехом, другое дело, что в случае неудачи твое разрушенное сознание напоминало бы овощное рагу, но на «Растворитель миров» это не повлияло бы никоим образом.
– Тогда я вообще ничего не понимаю.
– Ох уж, эта молодежь,– совершенно искренне вздохнула пума,– всегда с вами одни только проблемы и никогда вы ничего не понимаете.
Вероятно, по моему кислому виду Зоул догадался, что я не горю желанием порассуждать на тему «отцы и дети» с безумной облезлой кошкой.
– Обряд завершен, и сейчас никто не может сказать, остался в твоем ухе «Растворитель миров» или нет, потому что область, в которой он находится, скреплена «Кругом девяти печатей» – заклятьем, разбить которое может только смерть. Сам понимаешь, при шансах пятьдесят на пятьдесят никто не захочет испытывать на прочность свою психику, отправляя тебя в мир иной.
– Сдается мне, в этом сумасшедшем доме кто-то заикнулся о психике,– как всегда совершенно не вовремя, ожил внутренний голос.
– Заткнись,– коротко огрызнулся я и продолжил: – Значит, именно в силу того, что доподлинно неизвестно, являюсь ли я носителем «Растворителя» или нет, Аспирин оставит всех нас в ЖИВЫХ.
– Ну разумеется, да. Плюс ко всему ему будет страшно интересно – выживет ли ваша команда на Арене, а если не выживет (что лично мне представляется наиболее вероятным), то исчезнет ли измерение, в котором ты умрешь.
– Насколько я понимаю, кроме Аспирина есть еще несколько любопытных, которым, будет безумно интересно узнать, чем закончился обряд экстремальной пуливизации,– прокомментировал ситуацию мой вечный спутник.
– Полностью с тобой согласен,– уныло согласился я,– везде, куда не кинь взор, угнездились одни извращенцы и уроды.
– Спасибо за объяснение,– я переключился на Зоула.– Значит, на этом наше пребывание в измерении Глов благополучно заканчивается?
– Да, осталась последняя мелочь – послание, которое нужно передать Аспирину вместе со «Свинячьей звездой».
– Весь внимание.
Тут Зоул неожиданно стал предельно серьезным, отбросив всю свою показную веселость.
– Скажешь ему так: «Спор четырех стихий не может быть проклят. Это подарок от чистого сердца». А теперь повтори!
– Спор четырех стихий не может быть проклят. Это подарок от чистого сердца,– механически повторил я, одновременно прикидывая в уме, не начнет ли Аспирин вытряхивать из моего сознания секреты (которых я и не знаю) после того, как зайдет в тупик с этими непонятными стихиями и чистосердечными подарками.
– Ну, раз все наши дела улажены и ответы на все вопросы получены, можно отправляться в путь.– К пуме вернулось ее прежнее игривое настроение.
– Минуточку!
– Что еще? – Зоул был явно недоволен возникшей задержкой.
– Последние два вопроса, без ответа на которые я не смогу спокойно умереть на «Арене искупления»,– сказал я.
Это был продуманный ход – безумный колдун сразу купился.
– А ладно, спрашивай! – великодушно махнула лапой облезлая кошка.– Мне всегда нравились отчаянные сорвиголовы.
– Есть ли у «ока скорпиона» особые свойства, о которых его хозяину лучше было бы знать, во избежание м-м... как бы это поудачнее выразиться... Ну, в общем, во избежание всякого рода недоразумений.
– Он не выносит плакс, потому что всегда сопутствовал только настоящим героям,– совершенно серьезно ответил Зоул и, не позволив мне задать уточняющий вопрос, продолжил: – Ну а что у нас следует под номером два?
– Что случилось с Гархом и...
– А-а-ха-ха! – серебряным колокольчиком, тонко и пронзительно, засмеялся сумасшедший колдун.
Он все хохотал и хохотал, в то время как мы с Компотом озадаченно смотрели на эту огромную линяющую кошку, не в силах понять, что смешного было сказано. Прошло не меньше минуты, прежде чем, утирая лапой слезы, пума успокоилась настолько, что смогла дать ответ.
– С удовольствием бы сказал, что случилось с твоим сумасшедшим другом, но...
«Уж кто бы говорил про сумасшествие»,– подумал я.
– ...к сожалению, не могу этого сделать. Впрочем, я готов заключить джентльменское соглашение.
– Держись от этого ненормального подальше,– посоветовал внутренний голос.
– Какое соглашение? – Теперь пришел мой черед заглатывать наживку.
– Если останешься жив после приключений на Арене, я сообщу тебе, что случилось с полусмертным.
Предложение было, конечно, не самое приятное, но, как говорится, за неимением гербовой бумаги пишут на простой.
– По рукам! – согласился я.
– По рукам! Какое пре-лест-ное выражение! – в восторге вскричал Зоул, и, наверное, чтобы не осталось неясностей, четко и громко повторил: – По рукам!
На какое-то мгновение почудилось, что вот прямо сейчас эта большая кошка от избытка чувств кинется мне на шею и примется вылизывать своим шершавым языком. К счастью, до подобных эксцессов дело не дошло. Зоул и правда встал на задние лапы, расставив передние в стороны, но, как оказалось, сделал он это, только чтобы произнести заклинание, которое должно было перебросить нашу команду в логово самого сумасшедшего из всех безумцев, которых мне довелось встретить во всех измерениях.
Иными словами, мы преодолели границы миллиона миров и вернулись в начало начал – то есть попали в объятия «старого доброго друга», которого в узком кругу, шепотом и за глаза, звали Аспирин.

Глава 5

Он был все так же неправдоподобно безумен. И, может быть, даже немного больше, чем прежде. Только не надо спрашивать меня, почему я так решил. Может быть, «око скорпиона» навеяло эту мысль; может, что-то другое, однако стоило мне увидеть все ту же сцену, ту же публику, те же декорации и, главное – все того же «гениального» актера, навечно покорившего театральные подмостки, как я сразу же и подумал: «Болезнь прогрессирует».
На этот раз в театре давали что-то наподобие вольной интерпретации «Отелло», в связи с чем Аспирин изображал зловещего мавра. Что касается внешности мавра, скажу честно – получалось не очень, да и грим был просто из рук вон. Зато образ был более чем зловещий: с этим у Аспирина все было в порядке. Зрители в до отказа набитом зале сидели, словно загипнотизированные бандерлоги перед огромным удавом, не в силах не то что пошевелиться, но даже просто глубоко вздохнуть.
Сразу же по прибытии в точку назначения я почувствовал себя ужасно неуютно. Захотелось как можно скорее встать и покинуть это гиблое место, но правила в заведении устанавливались его радушным хозяином, поэтому, не в силах ничего изменить, я предпочел тихо посидеть в партере (именно в него нас закинула пума-Зоул), ожидая, когда гений сцены соблаговолит обратить на нашу команду благосклонное внимание.
Вне всякого сомнения, Аспирин был в курсе прибытия незваных гостей, но этот прогрессивный деятель искусства не мог позволить себе прекратить священнодействие постановки чуть ли не в самом ответственном месте. Он еще около десяти минут напыщенно декламировал какой-то вымученный бред, повторять который у меня нет ни малейшего желания, а затем, по-быстрому скомкав финальную сцену, с пафосом произнес:
– Ну что ж, я сделал все что мог, а ты не оценила величия души моей. Умри ж, презренная! И помни обо мне в аду!
– Как ты думаешь, нашему другу кто-нибудь когда-нибудь говорил, что как актер он – полнейшее ничтожество? – Внутреннему голосу так же, как и мне (да наверняка и всем зрителям) было невыносимо тяжело смотреть на эти жалкие актерские потуги выжившего из ума колдуна.
– Думаю, нет. И, надеюсь, мы не будем первыми. Пусть остается в счастливом неведении.
– Но почему?
– Потому,– жестко ответил я,– что лично мне хотелось бы попасть на «Арену искупления» в более или менее приличном виде, а не лишенным каких-нибудь частей тела. Так что мы будем предельно вежливы и предупредительны с этим нестабильным психопатом.
– Ладно, как скажешь, но, может быть, все же слегка намекнем...
– Даже не думай об этом,– решительно отрезал я, обратив наконец свой взор на сцену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35