Тягостно бремя богатства, ценное больше в глазах заблудшей
толпы, чем для просвещенных людей, блестяща, но давит золо-
тая цепь; высокая ступенька удачи всего ближе к пропасти,
власть среди людей есть не что иное, как явное и намеренно
избранное несчастье, путь жизни в верхах - не что иное, как
громкая и яркая буря, исход - только крушение; меч колет не
менее остро, если его рукоять украшена яшмой, и силки затя-
гиваются не хуже, если их петли сделаны из драгоценного
шелка; отечество человеку - всякий уголок земли, изгнание -
только там, где его устроит ему собственное нетерпение; когда
ум начинает упиваться небесными вещами, ему везде изгнание,
пока он не достигнет того, о чем воздыхает, мудрый несет все
свое добро с собой, куда бы ни пошел, и никакое потопление
караванов, никакой пожар и грабеж ему не грозит; так назы-
ваемая бедность есть облегчение от тревог и борьбы, так
ПЕТРАРКА ФРАНЧЕСКО (1304-1374гг.)
называемое изгнание есть бегство от бесчисленных забот;
смерть для добродетельного и конец мучений и начало блажен-
ного покоя. Есть тысячи подобных истин, и хоть толпе они
кажутся по большей части легкомысленным чудачеством, для
просвещенных и опытных нет ничего более истинного, ничего
более достоверного.
Есть одна вещь - мне прежде, признаться, неизвестная, да и
теперь еще удивительная и поражающая, - без упоминания о
которой я решил не оставлять ни тебя, ни это письмо. Вот она:
всех нас, пишущих что-то новое, чаще вводит в заблуждение и
привычней обманывает в самом действии писания то, что мы
лучше изучили; наоборот, достовернее мы знаем то, что медли-
тельней запоминали. <Что еще такое? - скажешь ты. Разве
ты не видишь, что говоришь взаимоисключающие вещи? Не
могут две противоположности быть одновременно верны, а
как у тебя получается, что вполне познанное мы знаем меньше,
а ленивей усвоенное помним тверже? Что за Сфинкс, что за
загадка?> Скажу. Бывает ведь и в других вещах подобное,
когда у хозяина не оказывается под рукой то, что он стара-
тельно запрятал, или когда глубже закопанное трудней отко-
пать. Правда, все это из области телесного, так что я не совсем
то хотел сказать. Чтобы не раздражать тебя дальше неясно-
стью, приведу пример. Я прочел что-то однажды у Энния, у
Плавта, у Феликса Капеллы, у Апулея; читал спешно, бегло,
задерживаясь не больше, чем приходится в чужих пределах;
мимоходом случается много увидеть, мало что взять, еще мень-
ше сохранить, да и то как общее достояние, открыто лежащее,
так сказать, на переднем дворе памяти, поэтому всякий раз,
как приходится услышать или сказать такое, сразу знаешь,
что добро не твое, и не заблуждаешься насчет его принадлеж-
ности: получил от другого, владею как чужим. Прочел что-то
у Вергилия, у Флакка, у Северина, у Туллия; читал не однаж-
ды, а тысячекратно, и не бегло, а Прилежно, вдумываясь всей
силой ума: что вобрал утром, переваривал вечером, что про-
глотил юношей, пережевывал, повзрослев. Все подобные ве-
щи засели во мне так глубоко, причем не только в памяти, но
проникли до мозга костей и стали одним целым с моим созна-
нием, что перестань я даже на всю остальную жизнь читать,
они все равно никуда не уйдут, пустив корни в сокровенной
части души; но между темя забываю автора, потому что от
долгой привычки и давнего владения словно отчуждаю его
ПЕТРАРКА ФРАНЧЕСКО (1304-1374гг.)
добро и считаю его своим! Заваленный грудой таких приобре-
тений, я не помню как следует ни чьи они, ни даже что они
чужие. Вот я и говорю, что более знакомое скорей обманыва-
ет: когда такие вещи обычным образом всплывают в памяти,
иногда случается, что увлеченному и безраздельно захвачен-
ному чем-то одним уму они предстают не просто своими, но,
что удивительно, новыми изобретениями!
MJ>I непрестанно умираем, я - пока это пишу, ты - пока
будешь читать, другие - пока будут слушать или пока будут
не слушать; я тоже буду умирать, пока ты будешь это читать,
ты умираешь, пока я это пишу, мы оба умираем, все умираем,
всегда умираем, никогда не живем, пока находимся здесь -
кроме как если прокладываем себе добрыми делами путь к
настоящей жизни, где, наоборот, никто не умирает, живут все
и живут всегда, где однажды понравившееся нравится всегда
и его несказанной и неисчерпаемой сладости ни меры не вооб-
разить, ни изменения не ощутить, ни конца не приходится
бояться.
Бывает считают, что нужность искусств -доказательство их
благородства. Но это вовсе не так, и дело обстоит совсем
наоборот, иначе благороднейшим из художников был бы зем-
лецашец, в чести были бы сапожник, булочник и ты, если бы
перестал губить жизни. Упаси Господь! Никакая необходи-
мость не прибавит вам цены, никакая необходимость не выве-
дет из числа ремесленников. Не знаете разве, что самая черно-
вая хозяйственная работа часто всего нужней? Как нужны и
как непочтенны горшечник и шерстобит! Толпа скорей обой-
дется без философских школ и без воинского великолепия, чем
без мясного рынка и бань. Подите, старцы диалектики, дока-
зывайте благородство через необходимость, если вам угод-
но - или передумали? - в вещах, лишенных жизни, чувства и
разума; испытайте здесь силу своего искусства! Осел нужней
льва, курица нужней орла - значит, они благородней: смоква
нужней лавра, мельничный жернов нужней яшмы - значит,
они выше! Дурно заключаете, ложно судите, вздор говорите...
Разве Аристотель и сиятельнейший Платон не могли бы говорить
яснее? Уж молчу об остальных, и прежде всего о Гераклите,
получившем прозвище Темного. А само слово божие, которое ты
хоть и ненавидишь, но открыто оклеветать из страха костра не
осмелишься? Как часто оно темно и запутанно, хоть произнесено
Духом, создавшим и людей, и мир и сумевшим бы при желании и
ПЕТРАРКА ФРАНЧЕСКО (1304- 1374гт.)
новые слова найти, и среди найденных воспользоваться более
ясными! Августин своим умом, позволившим ему без учителя ус-
воить и многие науки и учение философов о десяти категориях, не
мог, как сам признается, понять начало Исаии. Отчего же? Неу-
жели скажешь, что Святой дух не помогает, а завидует читате-
лям? Об этой темноте Августин говорит в той же книге о граде
божием: <Темнота божественной речи полезна и потому, что по-
рождает и производит на свет знания много истинных суждений,
когда один понимает ее так, другой иначе>. То же в толковании
на Псалом 126: <Это изложено иногда с некоторой темнотой для
того, чтобы породить много пониманий и чтобы люди оказались
богаче, встретив предложение, истолковываемое многими спосо-
бами, чем найдя только одно истолкование>. То же в толковании
на Псалом 144, когда он замечает о Священном писании: <Иска-
жения здесь никакого нет, но есть нечто темное - не чтобы за-
крыть тебе доступ, а чтобы обострить понимание>. И немного
спустя: <Не хочу восставать против темноты и говорить: было бы
лучше, если бы было сказано таким-то образом; ведь разве мо-
жешь ты сказать или рассудить, как следовало сказать?> Ему
вторит Григорий в толковании на Иезекииля: <Огромная польза
от темноты слова Божия, оно упражняет разум, расширяя его
усилием, а упражнение помогает схватить то, чего не схватывает
праздный ум. Тут еще и что-то более важное, потому что, если бы
смысл Священного писания повсюду лежал открытым, он опо-
шлился бы, тогда как в некоторых более темных местах обнару-
жение его тем больше услаждает и питает, чем большего труда
стоило уму его найти>.
Не только обо мне речь. Всякий, кто пытается выйти из общего
стада становится общественным врагом. Почему, скажите на
милость?
О Что будет, если кирпич захочет <выйти> из стены? Она рух-
нет. Что будет, если магнит захочет <выйти> из коробки с
железными опилками, где он до того лежал? Они потянутся
за ним. Все эти примеры говорят о значимости <выходящего>
для той среды, в которой он находился. Петрарка сдвигает
акцент восприятия в сторону своего почувствования отно-
шения к нему. Но разве так называемое <стадо> не вправе
обезопасивать себя от всплесков и потрясений, которые от-
дельные личности (даже если они - <Петрарки>), не всегда
все взвесив достаточно полно и основательно, дарят окру-
жающим? f)
11ЕТРАРКА ФРАНЧЕСКО (1304-137411-.)
Для желающих спрятаться свет тем тягостней и неприятней,
чем ближе? Хочешь, покажу это тебе с ясностью солнца?
Подумай, сколько раз на нашей памяти, на памяти отцов и
дедов вынужденные вести жесточайшие войны, всегда имея у
себя дома отважных и прекрасно обученных военачальников,
они шли за предводителями то в цизалышйскую Галлию, то в
Пиценскую землю и предпочитали разгром под чужим води-
тельством, только бы не триумф со своими полководцами: так
стыдно получить победу от вождя-соотечественника, что они
лучше отдадут ее врагу, чем позволят своему согражданину
вырвать у врага славу. Тут или желчная зависть, или происхо-
дящий от нее страх - страх, что доблесть великих людей, сияя
в выдающихся деяниях, явит соседствующую с ним косность.
С) Любопытная вещь! Но это ведь и вправду интересно. Пет-
рарка рассказывает о... (пусть наше название будет беглым и
<проходным>) ... о <феномене нредсмертности> <):
<Я много мог бы тут пересказать из философов и из истории, но
лучше расскажу о том, в чем не могу ошибиться, потому что
видел собственными глазами и слышал собственными ушами.
Это был один из тех, с кем я бежал часть трудного, хоть и
краткого поприща этой жизни; обстоятельства сложились так,
что я провел в его близости много лет. За все это время, на-
сколько я мог слышать, у него никогда или почти никогда не
вырывалось слова, которое не было бы своевольным, безрас-
судным, самоуверенным, недружелюбным, заносчивым, буй-
ным; все его речи были чистый вызов и скандал, и не случай-
но - вся его жизнь была такой. И голос был подобающий; ты
сказал бы, что это кабан ярится или медведь ревет, а не чело-
век говорит. Наконец за ним пришла та, которая ни одного
человека не минует и которая, думаю, заставила бы моих су-
дий, будь они осмотрительней, тревожиться не о моем стиле, а
о своей кончине. Мы все сбежались и из сострадания, и чтобы
посмотреть, как будет умирать человек такой жизни. Почувст-
вовав близость смерти, он - слушай и удивляйся - сразу из-
менился лицом, жестами, голосом и стал говорить такое, так
себя бранить, так увещевать и предостерегать то нас всех, то
каждого в отдельности, не прерывая этих жалостных речей
почти до последнего вздоха, что и меня, никогда не одобряв-
шего и не любившего нравы этого человека, и, думаю, осталь-
ных присутствующих тоже оставил с вечной и доброй памя-
тью о себе. А король сицилийский Роберт? Хотя в своих
ПЕТРДРКА ФРАНЧЕСКО (1304-1374 гг.)
делах и словах он сохранил при смерти облик всей своей жиз-
ни, однако перед кончиной произнес нечто еще более славное и
высокое; это была божественная лебединая песнь философа и
короля. Он так ясно представил слушающим близкую беду и
все превратности королевства, словно то, что ожидало всех,
стояло у него перед глазами>.
И пусть нас не тревожит та избитая и общеизвестная истина,
что нельзя ни сделать, ни сказать ничего нового. С тех пор
как Соломон и Теренций это написали, до чего прояснилась
философия, до чего усовершенствовалась поэзия, сколько све-
та пролито на историю, сколько изобретено искусств, сколь-
ко законов принято разными народами! Как утончилась чело-
веческая жизнь! Сколько прибавилось опыта! Как возросло
познание Бога! Нет настолько отделанной, настолько закон-
ченной вещи, чтобы к ней ничего нельзя было прибавить. Как
для больного наслаждение подняться с постели и расправить
члены, так для сильного и здорового духа питание труд.
Мне небезызвестны раны Италии, от которых она страдает и
теперь, и исстари; она уже окаменела ко злу, и бесчисленные
шрамы зарубцевались мозолью, -- впрочем, не одна ведь Ита-
лия, а весь круг земель с самого начала времен терпит несчет-
ные беды. Что, в самом деле, иное вся наша краткая жизнь, как
не затяжная смерть? Что иное земная обитель, как не гнетущий
позор рабства, тюрьма и вечно мрачный дом скорби? Все знаю;
и все-таки одно дело неприятель, и совсем другое - осада,
жернова, гнет, пожар, грабительство пороков. Внешний враг
иногда отсутствует и сам устает, удручая другого; в конце
концов, всякое нападение людей кратко, и ни одна война смерт-
ных не бессмертна.,. Пороки возрастают со временем, крепнут
по мере совершения ими своих действий и вредят тем больше,
чем больше уже навредили...
Мир гибнет и осталось утешаться разве только тем, что не
пришлось родиться позже, когда его состояние будет хуже.
Я принимаю скромные правила платоновской Академии:
следовать правдоподобному, когда истина недостижима, ни-
чего поспешно не осуждать, ничего назойливо не утвер-
ждать.
Гомер и Вергилий изобразили войну богов друг с другом; в
Афинах Гомера из-за этого считали безумным. Думаю, так
считала толпа; мудрые понимают, что если богов много,
между ними будут и раздоры, и войны и при победе одного
ПЕТРАРКА ФРАНЧЕСКО (1304-1374 гг.)
другой обязательно окажется побежденным, -- а тогда он и не
бессмертный, и не всемогущий, и, следовательно, вовсе не бог;
значит, Бог один, а не много богов и толпа заблуждается.
Всякий век должен довольствоваться своими талантами.
Чрезмерное усердие часто мешает успеху и крайнее напряже-
ние воли вредит исполнению.
Всякий скорее извинит себя, чем другого и, наоборот, каждый
скорее утешит другого, чем себя.
4. МЫСЛИ
СЧ Жизнь человеческая на земле не просто воинское служение, а бой.
СЧ Если даже желудок одного и того же человека не всегда про-
сит одной и той же пищи, тем более ум не должен всегда питать-
ся одним и тем же стилем.
СЗ У всех одно правило: гнушаться читать что бы то ни было,
если хоть раз в жизни видели автора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88