Вскоре в гостиную вплыл Дживз.— Он уже ушёл, Дживз?— Да, сэр.Я одобрительно посмотрел на находчивого малого.— Одна из твоих лучших выдумок, Дживз.— Благодарю вас, сэр.— Одного я никак не могу понять: с какой стати он пришёл именно ко мне? С чего он взял, что это я украл у него собаку?— Я позволил себе вольность, сэр, дать мисс Уикхэм совет. Я рекомендовал ей сообщить мистеру Блуменфилду, что она видела, как вы забрали пса из его номера. Тот факт — вы о нём упоминали, сэр, — что её могут счесть соучастницей преступления, не ускользнул от моего внимания. Я не сомневался, что откровенность мисс Уикхэм будет высоко оценена мистером Блуменфилдом и поможет ей подписать контракт.— Понимаю. Риск, конечно, был, но риск оправданный. Да, более или менее оправданный. Что это у тебя в руке?— Банкнот в пять фунтов, сэр.— А, тот, что я тебе дал?— Нет, сэр. Я получил его от мистера Блуменфилда.— Что? С какой стати он дал тебе пятёрку?— Мистер Блуменфилд великодушно подарил мне пять фунтов, сэр, после того как я вручил ему собаку.У меня отвалилась нижняя челюсть.— Ты… ты…— Нет, сэр, не Макинтоша. Макинтош в настоящий момент находится в моей спальне. Я отдал мистеру Блуменфилду животное той же породы, которое купил в магазине на Бонд-стрит, пока вы находились в гостинице. Только любящий глаз может отличить одного абердинского терьера от другого, сэр. Мистер Блуменфилд, к счастью, не заметил подмены.— Дживз, — сказал я, и, не боюсь признаться, в голосе моём слышались слёзы, — ты единственный и неповторимый.— Благодарю вас от всего сердца, сэр.— Только потому, что голова у тебя имеет выпуклости в самых неожиданных местах, и поэтому ты соображаешь в два раза быстрее двух самых толковых деятелей в мире, счастье, можно сказать, улыбнулось всем и каждому. Тётя Агата в выигрыше, я в выигрыше, Уикхэмы, мать и дочка, в выигрыше, Блуменфилды, отец и сын, в выигрыше. Куда ни посмотри, большая часть человечества в выигрыше, и всё благодаря тебе, Дживз. Если кто-нибудь подумает, что я оцениваю твои услуги в какую то жалкую пятёрку, я не смогу смотреть людям в глаза. Надеюсь, тебе пригодится ещё одна?— Благодарю вас, сэр.— А ещё?— Большое спасибо, сэр.— Не откажешься от третьей, на счастье?— Ну, что вы, сэр, исключительно вам признателен. Простите, сэр, мне кажется, звонит телефон.Дживз вышел в холл, и я услышал, как он говорит: «Да, мадам», «Конечно, мадам», и всё такое. Затем он вернулся.— Миссис Спенсер Грегсон просит вас к телефону, сэр.— Тётя Агата?— Да, сэр. Она звонит с вокзала «Виктория». Миссис Грегсон выразила желание поговорить с вами о Макинтоше. Насколько я понял, сэр, она хочет услышать из ваших уст, что с малышом всё в порядке.Я поправил галстук. Я одёрнул полы фрака. Я выпустил манжеты из рукавов. Я чувствовал себя на все сто.— Подай мне телефон, — сказал я. ГЛАВА 6. Произведение искусства Я сидел за ленчем у тёти Делии и, несмотря на то, что Анатоль, её выдающийся повар, превзошёл себя, должен честно признаться, каждый кусок застревал у меня в горле. Понимаете, мне надо было сообщить тёте Дели плохие новости, и мысль об этом лишила меня аппетита. Я знал, что, выслушав меня, она не обрадуется; а когда тётя Делия чем-то недовольна, ей не приходит в голову скрывать свои чувства, и она выражает их как женщина, большую часть жизни проведшая в седле и обожающая охоту.— Тётя Делия, — сказал я, набравшись храбрости.— Чего тебе?— Ты помнишь о круизе?— Да.— О круизе, в который ты собиралась отправиться?— Да.— О шикарном круизе по Средиземному морю на твоей яхте? Помнишь, ты меня на него любезно пригласила, а я с радостью принял твое приглашение?— Послушай, тупица, чего ты хочешь?Я прожевал очередную порцию cotelette-supreme-aux-choux-fleurs и сообщил ей неприятную информацию:— Мне очень жаль, тётя Делия, но я не смогу к тебе присоединиться.Как я и предполагал, она уставилась на меня вытаращенными глазами.— Что?!— Прости, но не смогу.— Ты, жалкий, несчастный олух царя небесного, в каком это смысле ты не сможешь ко мне присоединиться?— Никак не смогу.— Почему?— Дела чрезвычайной важности не позволяют мне покинуть Метрополию.Она фыркнула.— А если говорить попросту, без затей, ты вновь волочишься за какой-нибудь юбкой?По правде говоря, мне не понравилось, как она это сказала, но я был потрясён её проникновенностью, — по-моему, я правильно употребил данное слово. Я имел в виду качество, которым обладают все детективы.— Да, тётя Делия, — сказал я. — Ты угадала мой секрет. Я действительно люблю.— Кто она?— Мисс Пендлбери. У неё очень красивое имя: Глэйдис. Пишется через "й".— В каком смысле через "й"?— После "э" идет "й".— Ты хочешь сказать, она не Глэдис, а Глэйдис?— Вот именно.Моя родственница издала охотничий клич.— И тебе не совестно объявлять во всеуслышание, что у тебя не хватило ума за милю обойти девицу, которая называет себя Глэйдис? Послушай, Берти, — проникновенно сказала тётя Делия, — я куда более опытная женщина, чем ты… в общем ты понял, что я имела в виду; и я с радостью дам тебе несколько полезных советов. Так вот: не жди ничего хорошего от девушек, которые называют себя Глэйдис, или Изабель, или Мэйбл, или Катрин. И, смею тебя уверить, самые опасные из них именно Глэйдис. Что она из себя представляет?— Нечто божественное.— Это не та особа, которая катала тебя вчера по Гайд-парку со скоростью шестьдесят миль в час? На красном двухместном автомобиле?— Вчера она катала меня по Гайд-парку. Факт весьма обнадеживающий. И у неё красный «виджен-семь».Тётя Делия с облегчением вздохнула.— Ну, тогда всё не так страшно. Скорее всего, она сломает твою дурацкую шею, прежде чем ей удастся притащить тебя к алтарю. Хоть какое-то утешение. Где ты с ней познакомился?— На чаепитии в Челси. Она художница.— О, боги!— Прекрасная художница, смею тебя уверить. Кисть у неё ходуном ходит. Она написала мой портрет, и мы с Дживзом повесили его сегодня в моей квартире. Мне кажется, Дживзу портрет не понравился.— Если существо на портрете хоть немного похоже на тебя, он никому не может понравиться. Художница! Называет себя Глэйдис! Водит машину как гонщик, опаздывающий на свидание! — Тётя Делия задумалась. — Всё это, конечно, очень печально, но я не понимаю, почему ты не можешь отправиться со мной в круиз.Я объяснил.— Надо быть сумасшедшим, чтобы покинуть Метрополию в такой ответственный момент. Ты ведь знаешь девушек. Если всё время не мелькать у них перед глазами, они тебя сразу забудут. А у меня и так на душе неспокойно из-за одного деятеля, которого зовут Люций Пим. Во-первых, он тоже художник, что немаловажно, а во-вторых, у него вьются волосы. Должен тебе сказать, тётя Делия, что вьющиеся волосы никак нельзя скидывать со счетов. К тому же у этого парня деспотический характер. Люций Пим обращается с Глэйдис как будто он такси, а она грязь под его колёсами. Он критикует её шляпки и говорит совершенно ужасные вещи по поводу какой-то светотени. Я часто замечал, что по непонятной причине такое поведение всегда восхищает девушек, а так как я рыцарь без страха и упрёка, если ты понимаешь, о чём я говорю, существует опасность, что мне дадут от ворот поворот. Принимая во внимание все перечисленные мною факты, я не могу мотаться по Средиземному морю, предоставив Пиму свободу действий. Надеюсь, ты согласна?Тётя Делия рассмеялась. Смех у неё был неприятный, я бы даже сказал, презрительный.— И чего я волнуюсь? — спросила она. — Неужели ты хоть на секунду предполагаешь, что Дживз даст согласие на этот брак?Я был оскорблён в лучших чувствах.— Ты намекаешь, — тут я постучал вилкой по столу, а может, нет, точно не помню, но всё-таки, кажется, постучал, — что Дживз командует мной, как ему вздумается? Или ты считаешь, я позволю ему помешать мне жениться на моей избраннице?— А разве он не помешал тебе носить усы? И лиловые носки? И шёлковые рубашки с фраком?— Это совсем другое дело.— Знаешь, Берти, я готова заключить с тобой небольшое пари. Дживз не даст тебе жениться на этой девушке.— Какая чушь!— И если ему не нравится твой портрет, он от него избавится.— Большей глупости я в жизни не слышал.— И, наконец, ты, влюблённый оболтус, Дживз доставит тебя на борт моей яхты в назначенный день и час. Не знаю, как он это сделает, но ты там будешь.— Давай поговорим на другую тему, тётя Делия — холодно сказал я.
* * *
Находясь во взвинченном состоянии из-за поведения моей, так сказать, крови и плоти, я решил после ленча немного прогуляться по Гайд-парку, чтобы привести в порядок свою нервную систему. Примерно в четыре тридцать мои ганглии перестали вибрировать, и я пошёл домой. Дживз стоял в гостиной и смотрел на портрет.Глядя на бедного малого, я почувствовал некоторое смущение, так как утром, перед уходом, оповестил его, что круиз отменяется, и он принял это весьма близко к сердцу. Видите ли, ему очень хотелось отправиться в далёкое плавание. С той самой минуты, как я принял приглашение тёти Делии, глаза его загорелись тоской по морю, и, хоть я в этом не уверен на все сто, мне показалось, он тихонько напевал на кухне какие-то морские песни. Должно быть, один из его предков служил матросом или кем-нибудь ещё у Нельсона, потому что тяга к солёным просторам была у Дживза в крови. К примеру, когда мы плыли в Америку, я несколько раз видел, как он разгуливал по верхней палубе с таким видом, словно собирался выбирать грота-блок или сплеснивать нактоуз.Поэтому, — хоть я ничего от него не скрыл и подробно объяснил причину, по которой не мог присоединиться к тёте Делии, — я знал, что Дживз находится в расстроенных чувствах. Войдя в гостиную, я подошел к нему, стараясь держаться как можно непринуждённее, и тоже стал смотреть на портрет.— Неплохо смотрится, Дживз, что?— Да, сэр.— Произведения искусства украшают дом, лучше некуда.— Да, сэр.— Они придают комнате… как бы это сказать…— Да, сэр.Отвечал он, как полагается, но манеры у него были какие-то странные, если вы меня понимаете, и я решил всыпать ему по первое число. Я имею в виду, прах меня побери! Я имею в виду, мне неизвестно, есть ли у вас дома свой собственный портрет, но если есть, вы меня поймёте. Вид вашего портрета, который висит на стене, вызывает у вас по отношению к нему отцовские чувства, и от зрителей требуются одобрение и энтузиазм, а не поджатые губы, сморщенные носы и остекленевшие взгляды, совсем как у дохлых селёдок. В особенности, если данный портрет написан девушкой, к которой вы испытываете чувства куда более глубокие, чем просто дружеские.— Дживз, — сказал я, — тебе не нравится это произведение искусства.— Ну, что вы, сэр.— Нет. Притворяться бесполезно. У тебя на лбу всё написано. По какой-то причине данное произведение искусства не произвело на тебя должного впечатления. Что тебе в нём не нравится?— Не слишком ли яркие краски, сэр?— Я этого не заметил, Дживз. Что ещё?— Видите ли, сэр, по моему мнению, мисс Пендлбери придала вашему лицу голодное выражение.— Голодное?— Как у собаки на цепи, сэр, которая смотрит на лежащую вдалеке кость.Я резко возразил непонятливому малому:— Никакого сходства с собакой на цепи, которая смотрит на кость, нет и в помине, Дживз. Взгляд, о котором ты упомянул, мечтательный, он выражает состояние Души.— Да, сэр.Я перевёл разговор на другую тему.— Мисс Пендлбери говорила, что собирается навестить меня днём, чтобы посмотреть на портрет. Она заходила?— Да, сэр.— И уже ушла?— Да, сэр.— Ты имеешь в виду, она ушла, что?— Совершенно верно, сэр.— Она случайно не просила передать, что вернётся?— Нет, сэр. Мне показалось, это не входило в её намерения. Мисс Пендлбери была несколько взволнована, сэр, и выразила желание пойти к себе в студию и отдохнуть.— Взволнована? Что её взволновало?— Авария, сэр.Я не схватился за голову, но в моей черепушке всё помутилось, если вы понимаете, что я имею в виду.— Ты хочешь сказать, она попала в аварию?— Да, сэр.— В какую?— В автомобильную, сэр.— Она получила травму?— Нет, сэр. Пострадал джентльмен.— Какой джентльмен?— Мисс Пендлбери, к великому её несчастью, сбила своей машиной джентльмена напротив вашего дома, сэр. У джентльмена перелом ноги.— Не повезло бедняге! Но с мисс Пендлбери всё в порядке?— Её физическое состояние кажется весьма удовлетворительным, сэр. Но она испытала тяжёлое душевное потрясение.— Вполне естественно, ведь у неё тонкая, артистичная натура. Иначе и быть не может. Девушке, Дживз, очень тяжело жить в мире, где вереницы парней так и норовят броситься под колёса её автомобиля. Должно быть, она получила самый настоящий шок. А что с придурком?— С джентльменом, сэр?— Да.— Он в спальне для гостей, сэр.— Что?!— Да, сэр.— В спальне для гостей?— Да, сэр. Мисс Пендлбери выразила желание, чтобы его перенесли в вашу квартиру. Она велела мне телеграфировать о случившемся сестре джентльмена, проживающей сейчас в Париже. Я также взял на себя смелость вызвать врача, который высказал мнение, что пациент некоторое время должен находиться in statu quo.— Ты имеешь в виду, в обозримом будущем тело нельзя будет отсюда вынести?— Да, сэр.— Дживз, это уж слишком.— Да, сэр.Я хочу сказать, прах меня побери! Я хочу сказать, девушка может быть очень даже божественной, и всё такое, но она не имеет права превращать квартиру своего обожателя в морг. Должен честно признаться, на какую-то долю секунды моя страсть несколько поутихла.— Что ж, наверное, мне надо сходить к придурку и представиться. В конце концов, я хозяин. У него есть имя?— Мистер Пим, сэр.— Пим!— Да, сэр. Я слышал, как молодая леди называла его Люций. Мистер Пим направлялся к вам, чтобы посмотреть на портрет, написанный мисс Пендлбери, и она сбила его машиной, когда сворачивала за угол.Я прошёл в спальню для гостей. По правде говоря, я чувствовал себя не в своей тарелке. Не знаю, любили ли вы когда-нибудь и был ли у вас соперник с вьющимися волосами, но, можете не сомневаться, меньше всего мне хотелось видеть этого калеку в моей спальне. Помимо всего прочего, преимущество, которое давало ему нынешнее положение, было огромным. Как можно сравнить прикованного к постели бледного парня с томным взором, предмет заботы и жалости сбившей его девушки, с розовощёким здоровяком, одевающим по утрам костюм для прогулок и штрипки?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30