— А! — просиял Делхар. — Нет. У нас песни слагают. Такие песни!.. Хочешь, спою?— Нет-нет-нет, — Хоннар впервые улыбнулся. — Только не здесь. Помешаем людям. Но я все рассказываю — а ты ни о чем не спрашиваешь…— Угу. Я все узнать хотел: вот ты все говоришь — учитель, учитель… Но «учитель» — ремесло разве? Кузнец — понимаю: учит ковать металл, мечи делать, наконечники стрел, чаши для пира. Воин — понимаю: учит сражаться, чтобы врага убить и выжить самому. Охотник — стрелять из лука, ходить бесшумно, читать следы, выслеживать добычу. Лекарь — в травах разбираться, лечить раны и хвори. Он — чему тебя научил?Хоннар растерянно улыбнулся и пожал плечами:— Он просто — есть.— Ну и что с того? Я вот тоже есть; нет, что ли?— Ты — другое. Он умеет все, о чем ты говорил, но мы учимся у него другому. Понимаешь, я сейчас буду искать слова, но это все будет не то…— А ты попробуй. Растолкуй мне — уж коли вы все тут мудрые такие!..— Хорошо. Он учит быть собой. Мыслить. Творить. Не что-то делать — творить. Понимать. Слушать и слышать.Досадливо поморщился, тряхнул головой:— Пойми, Делхар, это объяснить нельзя. И никто здесь не скажет тебе большего, чем я. Он просто — есть. И он — наш Учитель. Для всех, кто есть в Твердыне. И каждый из нас — его ученик. Вот и все. Все мы — таэро-ири…Он взял с полки книгу, перевернул несколько страниц.— Вот, нашел! Слушай: "Нет высших и низших в Твердыне, нет господ и слуг, ибо все — братья, и все — Воины. Воины Слова суть менестрели и сказители, и летописцы, и философы; те, кому дано исцелять раны фаэ и эрдэ, душу и плоть, силою слова. Воины Знания — те, что следят движение светил, и те, что слушают мир; те, кому ведом язык живого, и те, что видят прошлое и будущее и читают в душах людских; Воины Свершения суть мастера, творящие новое, те, кому покорны металл, и камень, и дерево; и те, что внемлют слову земли, кому дарит она плоды свои, те, что растят рожь и лен; Мастера флейты и лютни, чаши и гобелена — все, кому дано украсить жизнь человеческую. Воины Меча суть защитники земель своих, искусные в битве, владеющие оружием, рыцари…" Делхар поскреб в затылке:— Чудно… Чудной вы тут народ, непонятный. Слышь, а меня он учить станет?— Чему?— Ясное дело, драться!— А зачем?Делхар опешил даже:— Ну, как же… Оно дело понятное: никто меня победить не сможет, вождем буду, великим воином…Юноша сдвинул брови:— Здесь так не принято, Делхар. Сюда приходят не ради себя… Дар человека должен служить не ему самому…— Ты сам-то кто будешь? — прищурился Делхар.— Я? Воин Слова, таир'энн'айно… летописец.— Да нет! Роду ты какого?— Хоннар эр'Лхор, старший сын вождя клана Волка… а что?На лице Делхара возникло выражение настолько странное, что юноша рассмеялся:— Ладно, пойдем лучше в мастерские. Сам посмотришь, что тут у нас и как. Может, тарно-ири лучше тебе объяснят, чем я… Тэнаар иро-Бъорг с тобой поговорит.— Тоже сын вождя?— Нет… это обычай, я расскажу тебе потом. Идем.
… — И что, ты — тоже воин?— Я — воин Свершения. Мастер Чаши, — сказано было с гордостью, Делхару не слишком понятной.— Это, то есть, как?— Это, то есть, — усмехнулся мастер, — чаши я делаю.— Только чаши? И ничего больше?— Нет, почему… и меч могу сделать, и доспех, и плуг сработать, и ожерелье… А чаши все-таки больше люблю. Думаешь, чаша не так важна?Делхар пожал плечами:— По мне, было бы вино доброе да люди хорошие — любая сойдет.— Оно верно, да все-таки… Вот, смотри.Мастер, усмехаясь в усы, снял с полки небольшую чашу, скорее даже кубок — совсем простой, только вставки из золотисто-зеленого камня да темно-золотой побег плюща взбирается по тонкой ножке, обвивает чашу по краю.— Ну… красиво, конечно, не спорю…— Красиво! — мастер расхохотался. — Да ты вина налей — вот, держи флягу — и выпей!Делхар так и сделал, хмурясь в недоумении. Замер, прислушиваясь удивленно; откуда-то из глубины души поднималась весенняя звонкая радость — он улыбнулся — потом рассмеялся, тряхнул головой — плющ, обвивавший чашу, показался вдруг живым, вон даже росинки поблескивают…— Хэй, ты что… ты в вино мне подмешал чего-то?— Эх ты, парень… какое — подмешал! — с неожиданной обидой сказал мастер. — Это чаша для пира. Я ее первую сделал, так и держу здесь — чтобы не забыть, как оно было. Долго над ней бился — не получается, и все тут! Он пришел, посмотрел, как я маюсь, потом со стола смахнул все — я и опомниться не успел — и говорит: жаворонки поют, идем слушать. Я по молодости не понял, но спорить не стал. Решил — он, видно, думает, что передохнуть мне надо. Он меня в поле повел — тепло было, почти как летом, небо ясное, высокое, и точно — жаворонки… Так и шли вместе — через поле в лес, потом к озеру… Он за весь день мне слова не сказал — да мне, кажется, и не надо было слов. А под конец подвел меня к побегу плюща — как раз дождем брызнуло, на листьях капли блестят… я смотрю на веточку эту — и глаза отвести не могу, а он говорит — ты понял. Смотри. Потом делай. Но прежде — смотри… Такая она и вышла, чаша эта, — как тот день. А ты — подмешал… эх…Делхару стало неловко:— Ну… ладно тебе, слышь… ты прости, я не хотел…— Не хотел… ладно уж, чего там.— А эта — тоже для пира будет?— Нет. Эта — для раздумья. Тяжело. Для него хочу сделать, Для Тано. Для его рук. Чтобы лунный ветер из нее пить можно было…
Если разговоры в библиотеке и мастерских заставили Делхара растеряться и несколько призадуматься, то Зал Клинков потряс его сразу и окончательно. «Ах ты… — бормотал он, покусывая ноготь. — Прав был дядюшка, пень старый… моих бы парней сюда определить… да и сам бы… эх!»— Э-э… слышь… мастер, — с некоторой робостью обратился он к одному из старших воинов.— Ай-тарно Халлор, — шепотом подсказал Хоннар.— Почтенный Халлор… нельзя ли мне..— Хочешь учиться? — без обиняков спросил Халлор— Да, — выдавил Делхар.Халлор бегло, цепко оглядел его:— Лет тебе сколько?— Двадцать четыре зимы минуло…— Поздновато… ну, посмотрим. Бери меч, показывай, что умеешь.К концу недолгого испытания Делхар был багров, как перезрелая клюква. Поединок с Властелином был мгновенен, здесь — затянулся, казалось Делхару, на годы. И ведь щадил же его этот Халлор, не в полную силу бился — он же видел!.. — замедлял движения, не наносил ударов… Ведь лет на тридцать старше — и дыхание не сбилось, рука не дрогнула! С самого же Делхара пот лил в три ручья. «Загонял меня совсем, — потерянно думал Делхар. — Все, конец. Чего уж тут не понять! — здешние-то с малолетства учатся… сына дядькина возьмут в науку воинскую, а я… эх!» Покосился на Хоннара краем глаза вот уж кто небось веселится — отплатили за слова пьяные, глупые, сполна отплатили… У юноши на лице, однако, читалось только внимание и сочувствие.— Ну, что ж, — задумчиво протянул Мастер Меча. — Тебе по правде сказать?Делхар только зубами скрипнул: кивнул и опустил голову.— Танцующим-с-клинками ты не станешь: гибкость не та. А силой не обделен, вынослив… дыхание поставить надо толком… Чему могу — научу.— Плату… какую возьмешь?Мастер Меча поморщился и только рукой махнул.
Одним из последних павших в Войне Гнева был Дарн Кийт-ир, воин Слова, третий сын вождя Ястребов. Он сражался у врат Твердыни плечом к плечу с воинами Меча, Свершения и Знания. Потомки же Кийт-ирайни, клана Ястреба, и поныне живут в земле Семи Городов, что к северу от Хитаэглир. АСТ АХЭ: Железнорукий 500 год I Эпохи
…Когда он увидел этот кинжал, в котором живым огнем горели алые камни, страх охватил его. Словно возвращали меч убитого воина. «Гортхауэр? Что с ним? Схвачен?!» Огненные глаза Ллах'айно пламенем костра осветили его лицо.
Пришли люди, Эрраэнэр. Принесли этот знак. Говорят, их послал Гортхар. Впусти, чуть помедлив, велел Изначальный.Их было шестеро. Один — на носилках, закрытый по горло плащом. Бородатые длинноволосые люди, тяжелые и плечистые, хотя и не очень рослые; у двоих на головах рогатые шлемы, остальные в кожаных шапках, обшитых бронзовыми накладками. Грубые рубахи до колена, кожаные безрукавки, кольчуги и пояса; колени голые, икры обернуты холстиной и перехвачены ремешками накрест, на ногах — что-то похожее на грубые башмаки… Щиты деревянные, за поясами мечи и секиры. Одетый богаче всех воин, видно, старший среди них, озадаченно оглянулся вокруг и спросил у стоящего возле трона Мелькора:— Эй, приятель, а где сам-то? Властелин-то где? Своеобразное у них обхождение… — А не скажешь ли ты сначала, кто ты сам таков и что у тебя за дело здесь? Смел, ничего не скажешь. Видно, из тех племен, что вырезают богов из дерева и приносят истуканам жертвы, а чуть что — расправляются с ними. Просто и справедливо. Немудрено, что при таком обращении они не больно-то боятся богов… Воин горделиво заявил, положив руку на меч:— Я Марв, сын Гонна, великий воин Гонна из рода Гоннмара, лучшего вождя Повелителя Воинов Гортхауэра! И я несу слово его Властелину!— Ну, так говори.Воин туповато воззрился на Изначального и, нахмурившись, спросил:— Это еще почему?— У тебя же слово к Властелину. Говори. Я слушаю.— Ты? — недоверчиво спросил воин.Изначальный усмехнулся краем рта. Конечно, они ожидали увидеть что-нибудь более внушительное. Вроде шестирукого громилы с волчьей головой — у них, что ли, бог войны таков? Мелькор неспешно поднялся по ступеням на трон.Теперь на черном престоле восседал Властелин — величественный, мудрый и грозный, и даже раны его внушали благоговейный страх. И, изменившись в лице, Марв, сын Гонна, упал на колени.— Прости, о Великий, что не догадался, не разглядел! Прости и помоги! — ревел он жалостным голосом.— В чем я могу помочь? И что за слово передает мне полководец Гортхауэр?— Вот он как раз и говорит — спаси, Властелин, Гонна, сына Гонна, вождя нашего! Спаси брата!— Что с ним?— Да ранили его, Властелин.— И что — Гортхауэр не смог помочь ему?— Как не смог! Давно бы умер брат, если бы не он! Да вот на все сил не хватило. Вези, говорит, к самому. Коней дал, знак дал…— Хорошо. Оставьте его здесь. Идите. Потом позову.Когда воины уходили, он поймал на себе недоверчивый взгляд. Любопытно все же — каким они представляли меня ? ..
Раненый был мужчиной могучего сложения, лет сорока с виду — солидный возраст для этих недолго живущих людей. Темные, слипшиеся на лбу от пота волосы заплетены на висках в косицы, длинные усы мешаются с густой небольшой бородой, явным предметом гордости хозяина. Карие глаза ярко блестят на бледном лице.Изначальный отшвырнул задубевший от крови и грязи когда-то зеленый плащ.Рана действительно была страшной. Смертельной. Удар перерубил ключицу, косо отделив плечо и руку. Счастье, что он попал к Гортхауэру. Лекари их — сущие варвары: прижгли бы каленым железом, и умер бы от боли… Человек внимательно смотрел на него. Мелькор медленно провел ладонью над раной, чтобы ощутить, насколько она серьезна, — обожженные ладони чувствительны. Затем, положив руку на лоб человека, оторвал присохшие повязки — тот не ощутил боли. Ее ощутил Изначальный. Дрянная рана. Грязная, страшная. Осколки кости торчат из мяса. Вновь потекла кровь. Хорошо, что легкое не задето. Но артерии… Надо спешить.Изначальный закрыл глаза и молча, замерев, медленно-медленно вел ладонью над раной, переливая свои силы в тело умирающего. Казалось, шевельнешься — и все рухнет, рассыплется миллионами осколков.…Ртутные точки крутились в глазах, звон в ушах стал нестерпимым. Изначальный открыл глаза, тяжело дыша. Рана побелела, кровь уже не сочилась, и разрубленные кости соединились, хотя еще совсем непрочно. Он улыбнулся, глядя в лицо раненому, и внезапно увидел в темных глазах отражение своей улыбки, стекающей кровью из незаживающих ран. И человек заговорил — хрипло, прерывисто, слабо:— Не надо больше… Все уже, ладно… Пусть и помру, все Равно. Куда ж я без руки… Ты-то… как же тебя так… Ты же в крови весь… Как же так… Ведь больно тебе, вижу… А говорили — с гору ростом и неуязвим… Надо же… Я-то думал — боги огромны ростом и потому могучи… А ты вроде и не очень велик, а такое можешь, что… уж не знаю, и как сказать… Словом, великий ты бог, и нет тебя сильнее. Только не лечи меня больше. Ведь самому ж худо, вижу… Я и так выживу. Ты только скажи — кто тебя? Я людям своим передам — голову его тебе принесем…«Хоть плачь, хоть смейся… Ожидал, значит, встретить небесного воителя, а тут такое… непонятно что. Великий, значит, ты бог, только вот не можешь ничего: утешил, благодарю!..»— Голова его и так мне досталась. Он убит.— Ну и верно. Месть — дело святое.— Я мстил не за себя, — глухо ответил Изначальный.Человек, как видно, что-то почувствовал в его голосе.— За друзей тоже надо мстить. Эх, только встану…— И — детей?— Но из них же мстители вырастут! Попробуй, разубеди его… — И не жаль?— А нас жалели?— Ты что же, хочешь быть хуже южных харги, которых вы так клянете?Человек помолчал, мучительно хмуря брови:— Я как-то не думал…— А ты подумай, — резко сказал Изначальный. — Лежи тихо. Я продолжу…
Человек стоял перед ним, изумленно рассматривая свое плечо. Он несколько раз крутанул рукой и, блестя глазами, сказал радостно:— Вот я и воин снова! А то куда я — без руки?Он встал на колени и низко поклонился, коснувшись лбом пола. Когда поднял лицо, на нем скорее было раздумье, чем улыбка.— Вот когда так на тебя смотрю — совсем как рассказывали!— И как, позволь спросить? — усмехнулся Изначальный.— Как в песне поют:И вышел к бою, башне подобный,В высокой короне, где звезды светились.И щит его туче в руке подобен,И Молот Подземного Мира в деснице,Великий, могучий, непобедимый!И след его — больше расщелин горных,В которых по десять коней бы укрылись,И крик его — страшнее грома,И хохот его — обвалом горным!И шел он — земля под ним сотрясалась!И страшным ударом врага сокрушил он,На горло ему ногой наступил он,И хруст костей заглушил вопль предсмертный,И кровь затопила по локоть землю… — Замолчи! Хватит! Не надо…— Но ведь ты сам просил… — растерялся человек.— Просил… Ты сам видишь, каков я. Не похоже на башню? А что до того боя… Смотри, у меня ведь тоже живое тело. И его можно ранить… Ну, что скажешь обо мне теперь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78