– Вы не пробовали эти сигареты? – спросил Бун, вынимая одну из медной шкатулки. – Английские!– Пробовал, – сказал Клинг. – Давайте поговорим об этом письме.Бун закурил и взглянул на часы.– У меня ещё есть несколько минут, – сказал он. – Что вы обо всем этом думаете?– Я хотел бы задать вам несколько вопросов.– Валяйте.– Во-первых, почему «Тед, дорогой», а не «дорогой Тед»? В таком обращении гораздо больше интимности. Ваши отношения позволяли это?– Интимность тут ни при чем, – сказал Бун. – Анни писала так всем, поверьте мне. Такая уж у неё была манера.– А что значит вот это? – спросил Клинг и прочитал: – «Я знаю, как ты относишься к Монике и что собираешься предпринять».– Ничего особенного...– А все-таки?– Она знала, что я люблю дочь и что я...– Продолжайте.– Что я... что я люблю её, вот и все.– Все, да не совсем. Что вы собирались предпринять такое, о чем знала Анни?– Затрудняюсь ответить. Наверное, она имела в виду мое желание видеть Монику чаще.– И поэтому написала, что должна на вас злиться?– Разве она так написала?– Прочтите сами, – сказал Клинг, протягивая письмо.– Зачем, я вам верю, – сказал Бун, пожимая плечами. – Я не знаю, что она имела в виду.– И не догадываетесь?– Нет.– Допустим. А что за письмо она получила? Вам что-нибудь об этом известно?– Ничего.– Когда вы уехали в Коннектикут?– В пятницу, седьмого. Утром.– А точнее?– Я ушел из дома часов в восемь.– С какой целью вы туда отправились?– Клиент заказал мне портрет.– Вы полагали, что это займет два выходных дня?– Да.– Когда планировали вернуться?– Хотел попасть к себе в студию в понедельник с утра.– Попали?– Нет.– Когда же вы вернулись?– В понедельник, в одиннадцать часов вечера.– В тот самый вечер, когда была убита Анни?– Да.– И вы сразу позвонили ей на работу?– В одиннадцать-то вечера?– Пожалуй, вы правы. Вы справились у телефонистки, звонил ли вам кто-нибудь?– Да. Звонила Анни.– Вы ей не перезвонили?– Нет.– Почему же?– Я думал, ничего срочного, подождет до утра. Я тогда ужасно устал, мистер Клинг.– А наутро вы не пытались до неё дозвониться?– Утром я прочел в газете, что её убили.– Ладно. Если вы не против, я захвачу с собой письмо. Оно может нам пригодиться.– Разумеется. – Бун пристально поглядел на Клинга. – Вы по-прежнему считаете, что я имею к убийству какое-то отношение?– Я бы сказал так: в том, что вы рассказали, есть некоторые противоречия.– Когда именно была убита Анни?– Коронер считает, что в десять тридцать.– Тогда я вне подозрений.– Почему? Только потому, что вы утверждаете, будто приехали в город в одиннадцать вечера?– Нет. Потому что с десяти до половины одиннадцатого я был в одном ресторанчике. Оказалось, что его владелец очень интересуется фотографией, и мы с ним разговорились.– Что за ресторанчик?– Называется «Колесо». В сорока милях от города. Я просто не мог её убить. Проверьте. Владелец меня должен был запомнить. Я ещё дал ему свою визитную карточку.– Говорите, в сорока милях от города?– Именно так. По тридцать восьмому шоссе. Можете проверить.– Проверим, – пообещал Клинг. Он встал, направился к двери, но у порога обернулся. – Мистер Бун! – сказал он.– Слушаю?– Пока мы выясняем, что к чему, не ездите в Коннектикут на выходные. * * * Юридическая контора Джефферсона Добберли словно сошла со страниц «Больших надежд» Диккенса. Комнаты были маленькие и какие-то заплесневелые, в косых лучах солнца плавали пылинки. Полки в приемной, коридоре и кабинете были уставлены увесистыми юридическими справочниками.Сам Джефферсон Добберли сидел у окна. Как раз над его лысиной в комнату врывался солнечный луч, и пылинки устроили себе танцплощадку на адвокатской плеши. Книги, сваленные на столе, образовали бастион между ним и Клингом. Берт изучающе поглядывал на адвоката. Высокий худой человек с водянистыми бледно-голубыми глазами, от уголков рта разбегаются морщинки. Добберли постоянно шевелил губами, словно хотел сплюнуть, но не знал куда. Бреясь сегодня утром, он сильно порезался: через всю щеку тянулась красная полоса. Единственное, что росло на голове Добберли – это бакенбарды, да и те какие-то белесые, как будто они завяли, прежде чем опасть. Джефферсону Добберли было пятьдесят три года, но выглядел он на все семьдесят.– Теодор Бун предпринимал что-либо для получения опеки над дочерью? – задал первый вопрос Клинг.– Не понимаю, какое это имеет отношение к вашему расследованию, мистер Клинг, – сказал Добберли. Его голос звучал на удивление мощно, что никак не вязалось с анемичной внешностью. Адвокат говорил так, словно обращался к присяжным; казалось, каждое его слово было исполнено особого смысла.– Вряд ли вам надо отыскивать связь, мистер Добберли, – возразил Берт Клинг. – Это как раз наша задача.Добберли только улыбнулся.– Итак, что бы вы могли сказать по этому поводу, сэр? – тросил Клинг.– А что вам рассказал мистер Бун?– Послушайте, адвокат, – мягко сказал Клинг. – Не будем яграть в кошки-мышки. Мы расследуем убийство.– Разумеется, мистер Клинг, – снова улыбнулся Добберли.– Мы расследуем убийство, – с нажимом повторил Клинг.Улыбка исчезла с лица адвоката.– И что же вас интересует? – спросил он.– Что он предпринимал, чтобы получить дочь?– В последнее время?– Да.– Видите ли, миссис Травайл отказывалась отдавать девочку.По закону Тед... мистер Бун может отобрать у неё ребенка. Но ради девочки он предпочитает обойтись без этого. Мы попросили вынести судебное решение заочно. Судебное заседание должно состояться в течение недели-другой. Вот и все.– Когда вы подали заявление в суд?– На следующий день после убийства.– А прежде мистер Бун пытался получить опеку над дочерью?Добберли заколебался.– Пытался или нет? – спросил ещё раз Клинг.– Они, если вам известно, в разводе почти два года...– Известно.– Я и раньше вел дела Теда. Когда они решили развестись, то, естественно, обратились ко мне. Я пытался отговорить их, но... У них уже все было решено. И Анни отправилась в Лас-Вегас...– Продолжайте.– Примерно через полгода ко мне обратился Тед. Сказал, что хочет взять Монику к себе.– А вы ответили ему, что если суд отдал ребенка Анни, то сделать ничего нельзя, верно?– Не совсем. Я сообщил ему кое-что другое.– Что же?– Что суд может отменить свое решение по поводу опеки только в том случае, если выяснится, что мать не заслуживает доверия.– Что это значит?– Например, если она воспитывает ребенка в публичном доме. Или если будет доказано, что она наркоманка или алкоголичка.– Какое это имеет отношение к Анни?– Видите ли... – замялся Добберли.– Я вас слушаю.– Мне всегда нравилась Анни, мистер Клинг. Мне не хотелось бы сообщать вам сведения, которые могут бросить на неё тень. Я рассказываю все это только по той причине, что мой клиент счел для себя возможным заявить о пересмотре дела.– Вы подали апелляцию?– Да. Мы надеялись, что суд изменит решение.– Когда это было?– Почти год назад. Но суды перегружены, мистер Клинг. Мы все ещё ждали ответа, когда Анни погибла. Я взял прошение назад. Теперь в нем нет необходимости. У Буна все права на ребенка.– А на чем была основана апелляция? – спросил Клинг.– Мы пытались доказать, что Анни как мать не заслуживает доверия. Вы, должно быть, понимаете, мистер Клинг, что, если бы она плохо одевала ребенка, или если бы они жили в нищем районе, или у неё было слишком много... как бы сказать... приятелей, все это далеко не достаточные поводы для апелляции.– Понимаю, – сказал Клинг. – В чем же тогда был повод?– Она была безнадежной алкоголичкой, – ответил Добберли и тяжело вздохнул.– Но Бун и словом об этом не обмолвился, – заметил Клинг. – И миссис Травайл тоже. Клинг ненадолго задумался.– Это как-то связано с её работой в винном магазине? – спросил он.– Может быть. Я не видел Анни со дня развода. Тогда она не была алкоголичкой.– Вы хотите сказать, что она стала пить уже после развода?– Похоже, что так. Если, конечно, её склонность к алкоголю не держалась в глубокой тайне. Мне, во всяком случае, об этом ничего не было известно.– Насколько я понимаю, вы хорошо знаете Буна?– Неплохо.– Он говорил мне, что полгода не предпринимал попыток увидеть Анни и Монику. И тем не менее утверждал, будто очень их любил. Как бы вы это объяснили?– Он надеялся вернуть её, – сказал Добберли. – Я имею в виду – вернуть Анни. Если они не будут видеться, считал он, Анни начнет скучать по нему, почувствует, как он ей необходим. Он надеялся, что она придет в себя. Так он сам говорил. – Добберли пожал плечами. – Увы, из этого ничего не вышло. В конце концов Тед понял, что ничего не выйдет. Тогда-то он и решил заполучить Монику. Если нельзя вернуть Анни, то пусть у него будет хотя бы дочь. Вот как он рассуждал, мистер Клинг.– Ясно. А вы встречались когда-нибудь с миссис Травайл?– С тещей Теда? Никогда. Судя по тому, что он о ней рассказывает, это типичная теща из анекдота. Из плохого анекдота.– А вот она о нем хорошо отзывается.– Правда? – Добберли удивленно вскинул брови. – Это меня удивляет.– Почему?– Видите ли, я уже говорил, что Тед, похоже, терпеть её не может. – Адвокат помолчал и добавил: – Вы, надеюсь, не подозреваете его в убийстве Анни?– Пока я вообще никого не подозреваю, – сказал Клинг.– Поверьте мне, мистер Клинг, он её не убивал. Готов поклясться собственной жизнью. Тед никому не может причинить вреда. С уходом Анни его жизнь лишилась радости. Вернуть себе хотя бы немножечко счастья – вот чего он хотел, когда пытался забрать дочь. Он способен убить человека не больше, чем вы или я.– Лично я способен убить человека, – сказал Клинг.– По долгу службы, конечно. На законном основании. Когда диктует необходимость. Однако у Теда такой необходимости не было.– Но как же иначе он мог получить дочь?– Я уже рассказывал вам, мистер Клинг. Анни была алкоголичкой.– Пока у меня нет никаких доказательств, только ваши слова. А вы говорите, что не видели Анни со дня развода. Вряд ли суд примет всерьез такие свидетельские показания.– Тогда спросите Теда, – предложил Добберли.– Если Тед – убийца, он может сказать все что угодно, лишь бы выкрутиться.– Он не из тех, кто способен на преступление. Когда-то, давным-давно, в начале моей карьеры, я занимался уголовными делами. Тогда были золотые денечки для преступников. Я не знал ни дня передышки, и у меня была возможность изучить разные типы преступников. Да вы и сами, мистер Клинг, в них разбираетесь.– В таком случае, мистер Добберли, вам должно быть известно, что большинство убийств совершают люди, ранее ни в чем таком не замеченные.– Это так. И все же я уверен, что Тед Бун не способен на убийство.– Надеюсь, вы не ошибаетесь. Что собой представляла Анни?– Хорошенькая, жизнерадостная.– Интеллект?– Средний, я сказал бы.– Способности?– Тоже средние.– Можно ли утверждать, что она переросла мистера Буна интеллектуально или как-то еще?– Нет, не думаю. За годы женитьбы они оба заметно повзрослели, набрались жизненного опыта. Конечно, я не очень часто с ними общался, так, от случая к случаю. Когда Теду требовались услуги юриста. Развода хотела, собственно, Анни, а Тед был против. Я пытался помирить их. Я всегда отговариваю своих клиентов от развода. Но она настаивала. Это казалось не странным. Вроде бы они подходили друг другу.– Однако вы видели их довольно редко?– Да, нечасто.– А точнее?– За те два года, что знал их до развода? – Добберли задумался. – Наверное, раз десять. И знаете, они вполне подходили друг другу. Я ничего не мог понять. Я делал все, чтобы сохранить зрак. Но она хотела развода, и все тут. А в чем причина – не возьму в толк.– Только один человек мог бы назвать нам причину, мистер Добберли, – сказал Клинг.– Кто же?– Анни Бун. Глава 8 Компания «Ригал Олдсмобил» размещалась в той части города, которая называлась Риверхед Пристань, причал (англ.).

. Впрочем, там не то что пристани, но даже и реки не было. В старые времена, когда здесь жили голландские поселенцы, участок выше Айсолы принадлежал землевладельцу по имени Риерхерт. Земли там были отменные, хотя и встречались каменистые пустоши. Город по-немногу рос, и Риерхерт то продавал, то просто дарил городу землю, пока в один прекрасный день все его владения не перешли в городскую собственность.Вот только произносить слово «Риерхерт» оказалось непросто, и ещё до первой мировой войны, когда из моды вышло все, что имело отношение к германскому, Риерхерт переиначили в Риверхед.Нельзя сказать, чтобы в Риверхеде вовсе не было воды. Протекал там ручеек, который почему-то назывался прудом Пяти Миль. В нем не было ни пяти миль в длину, ни пяти миль в ширину, и даже на расстоянии пяти миль от него не было ничего достопримечательного. Просто ручеек в районе, именуемом Риверхедом, однако без реки и без пристани. Все это могло сбить с толку кого угодно.Детективов Коттона Хейза и Стива Кареллу интересовала служба автосервиса компании «Ригал Олдсмобил». Они отыскали там человека по имени Бак Мосли. Бак был весь в машинном масле. Когда прибыли полицейские, он как раз менял дифференциал. Бак не отличался разговорчивостью. У него были золотые руки, и товарищи шутили, что Бак разговаривает только с автомобилями. Но они не завидовали ему, потому что Бак и в самом деле был лучшим механиком фирмы. Далеко не каждый умеет разговаривать с автомобилем. И уж совсем немногие способны заставить автомобиль отвечать. Баку удавалось и то и другое. Но с людьми было не так, с людьми Бак замыкался. С людьми из полиции он замкнулся, как моллюск в раковине.– Это вы нам позвонили? – спросил Хейз.– Угу, – буркнул Бак.– Вы утверждаете, что «Додж» был покрашен у вас?– Угу.– В какой цвет вы его красили?– В зеленый.– Темно-зеленый?– Угу.– Когда это было?– Три недели назад. – Произнеся столь длинную фразу, Бак рисковал получить репутацию болтуна.– Кто был заказчиком?– Один парень.– Вы знаете его имя?– Там, – сказал Бак и кивнул головой в направлении конторы. Когда они втроем двинулись туда, Карелла шепнул Хейзу:– Не заставляй его говорить слишком много, а то он совсем выдохнется, бедняга.– Угу, – отозвался Хейз.В конторе Бак не проронил ни слова, пока не нашел нужную квитанцию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17