– Похож на мужской?– Вроде бы похож.– Но ты не уверена?– Нет. А вдруг женский? Так трудно было разобрать! Как будто... Как будто тот человек говорил в какую-то трубу или коробку. Чудной такой голос.– Через платок? – предположил Клинг, обращаясь к Карелле.– Не исключено. Так что же этот голос сказал тебе, Моника?– Сейчас вспомню. Сначала он спросил: «Это Моника Бун?» Я сказала: «Да, это Моника Бун». Потом голос спросил: «Как ты поживаешь, Моника?», а я ответила: «Хорошо, а вы как поживаете?» Бабушка учила меня, как надо вежливо говорить по телефону.– А потом?– А потом он...– Этот человек?– Голос. Я не знаю, как правильно, он или она.– Говори «он», голос, – посоветовал Клинг.– Ладно. Потом голос сказал: «Ты хочешь быть хорошей девочкой?» Я ответила, что хочу. Тогда он спросил: «Ты умная девочка?» Я не люблю хвастаться, но сказала: "Да, умная.– Что потом?– Потом голос спросил: «Неделю назад твоя мама получила письмо в голубом конверте. Ты его видела где-нибудь в доме?» Я не помнила, видела я этот конверт или нет, но сказала:«Может быть, а кто это говорит?»– И что ты услышала в ответ?– Голос сказал: «Не важно кто, Моника. Мамин друг». Тогда я спросила: «А как вас зовут?»– И он назвал себя?– Нет. Он только повторил: «Это мамин друг. Ты видела письмо?» И тут я вспомнила, что видела. Мама ещё очень расстроилась, когда его получила. Я вспомнила, как она его открывала и потом ходила грустная-грустная. Знаете, как мамы расстраиваются из-за разных там писем и вообще.– Конечно, – сказал Клинг. – Значит, ты сказала, что видела письмо?– Ну да.– И что было дальше?Сидя на диване, Карелла записывал содержание телефонного разговора. Буквой М он обозначил Монику, буквой П. – подозреваемого в убийстве. Вопросы Клинга он не записывал. Вот как выглядел в его записи тот телефонный разговор.П. Где ты видела письмо, Моника?М. Не знаю. Видела, когда мама его получила.П. Она говорила тебе о письме?М. Нет, я видела, как она его читала.П. А что там в письме, она тебе не рассказала?М. Нет, она мне про свои письма никогда не рассказывает.П. Письмо было в голубом конверте?М. Да.П. Ты уверена, Моника?М. Да. Я ещё сказала маме: «Какой красивый голубой конвертик».П. И что мама ответила?М. Ничего. Она очень расстроилась, когда прочитала письмо.П. Она сказала, от кого письмо?М. Нет.П. И не пыталась угадать?М. Я не понимаю.П. Она не сказала, например: «Как странно, пришло письмо, но без подписи»?М. Нет.П. Но она поняла, от кого письмо?М. Нет. А кто вы?П. Мамин друг. Теперь подумай хорошенько, Моника. Что мама сделала с письмом, когда прочитала его?М. Не помню.П. А ты постарайся вспомнить.М. Я вспоминаю. Но ничего не припоминается. Мне надо идти одевать куклу.П. Подожди, Моника. Она положила письмо в сумочку?М. Нет, она тогда была без сумочки.П. Куда же она его положила?М. Не знаю. По-моему, она пошла звонить по телефону.П. Кому?М. Не знаю.П. В полицию?М. Не знаю. Я знаю одного полицейского, а вы? Он детектив, у него есть пистолет и все такое.П. Ты ему рассказала о письме?М. Нет. Зачем ему какое-то старое письмо? Он искал пропавшую маленькую девочку.П. Ты кому-нибудь рассказывала о письме?М. Нет. Кому нужно старое письмо?П. Теперь постарайся подумать хорошенько...М. Думаю. А о чем?П. О том, где может быть письмо сейчас.М. Не знаю.П. Оно ещё в доме?М. Наверно.П. Откуда ты знаешь?М. Я где-то его видела.П. А где?М. Где-то.П. Где именно, Моника?М. Не помню. Мне уже пора идти. Я не хочу, чтобы Долли простудилась.П. Она не простудится. Где письмо?М. Я уже говорила. Не знаю. А у вас есть куклы?П. Нет. Подумай, Моника...М. Господи, я и так все время думаю! Изо всех сил. Но моя кукла Долли...П. Может, письмо в гостиной?М. Не знаю.П. Или в столовой?М. У нас нет столовой.П. В маминой спальне?М. Может быть. Она могла положить его в стол.П. В стол?М. Господи, ну откуда я знаю! Вы задаете столько всяких вопросов...П. Просто я хочу помочь твоей маме. Это очень важное письмо. Значит, она положила его в письменный стол?М. Может быть.П. Или в шкаф?М. Или в шкаф.П. Ты не посмотришь?M. Прямо сейчас?П. Конечно.М. А где посмотреть?П. В столе и в шкафу.М. Не хочу. Когда-нибудь потом, ладно? Сейчас мне надо одевать Долли.П. А когда ты посмотришь?М. Да не хочу я ничего искать! Мама не разрешает мне лазить в её ящики. Она говорит, что это посягательство на её частную жизнь, если вы, конечно, понимаете, что это означает.П. А мы ей ничего не скажем.М. Она все равно узнает. Вернется и сразу узнает. Она сейчас уехала в отпуск.П. Вот оно что...М. Ага! Так мне сказала бабушка. Мама уехала и вернется не скоро.П. А если она вернется не скоро, то как она узнает, что ты залезала в её ящики?М. Обязательно узнает. От неё ничего не скроешь. Она всегда догадывается, когда я говорю неправду. Она очень умная. Разве вы об этом не знаете?П. Но если ты сделаешь все аккуратно, она ни о чем не догадается. А когда ты найдешь письмо, то получишь от меня хороший подарок.М. И что вы мне подарите?П. Если хочешь, то куклу.М. У меня уже есть кукла.П. Вторая кукла не помешает.М. Нет, у меня есть Долли, других кукол мне не надо.П. А что бы ты хотела?М. Ничего.П. Тебе совсем ничего не хотелось бы иметь?М. Вообще-то есть одна вещь.П. Какая?М. Норковая шуба. Мама много раз говорила, что хотела бы иметь норковую шубу.П. Ладно, так и быть, куплю тебе норковую шубу. Договорились?.М. Договорились.П. Ну, поищешь письмо сейчас?М. Нет.П. Но почему, Господи Боже мой!М. Потому что, если честно, мне не нужна норковая шуба. Мне вообще ничего не нужно. И я очень занята, разве я вам не говорила? Мне нужно одевать Долли.П. Моника!М. И пожалуйста, не кричите. Мама говорит, что невежливо кричать, даже по телефону.П. Моника, прошу тебя...М. Все, мне пора. До свиданья. Было очень приятно с вами поговорить.П. Моника!М. Чего?П. Может, письмо все-таки в столе?М. Не знаю.П. Может, оно в её комнате?М. Не знаю. До свиданья.Карелла оторвал взгляд от своих записей.– Все? – спросил он.– Да, – сказала Моника. – Я повесила трубку. Мне и правда надо было одевать Долли. И еще, я очень устаю от телефона, особенно когда говорю со взрослыми. Честное слово! Они вечно пристают с вопросами, как я поживаю и хорошо ли себя веду. Они не знают, как надо разговаривать по телефону. А вот мои подруги знают. Я сама могу набрать номер Марджори, правда, здорово? Хотите, наберу?– Только не сейчас! – вмешалась миссис Травайл.– Этот человек не говорил, что позвонит еще? – спросил Клинг.– Я даже не знаю, он это или она, – сказала Моника.– Кто бы он ни был, он не говорил, что позвонит?– Нет, я же повесила трубку.– И он больше не звонил?– Нет.– А где письмо, Моника?– Не знаю. Наверное, мама его выбросила.– А почему же ты сказала ему, что...– Этот человек столько говорил о письме, что я не хотела бы огорчать его. А вдруг мама его и не выбросила?– Не могли бы мы заглянуть в её комнату? – обратился Карелла к миссис Травайл.– Пожалуйста.– Маме это может не понравиться, – предположила Моника.– Мы осторожно, – сказал Карелла.– Ну и что? Все равно она будет недовольна. Она всегда следит, чтобы никто не трогал её одежду. Когда я играю в Красный Крест, я беру её шарфы на бинты. Она потом так ругается, просто ужас! Она терпеть не может, когда в её ящиках все перевернуто. Так что смотрите!– Мы будем очень осторожны, – пообещал Клинг.– Вы думаете, в этом письме что-то важное? – спросила его миссис Травайл.– Тот, кто звонил Монике, полагает, что это так, – ответил Клинг. – Да и ваша дочь, насколько я понимаю, тоже так считала. Она сообщила об этом письме Теду Буну – сначала написала ему, потом позвонила.– Она написала Теодору? – удивленно переспросила миссис Травайл.– Да, – сказал Клинг. – Кажется, он вам нравился, миссис Травайл?– Очень.– Почему же вы не отдадите ему Монику?– Что, что? – заинтересовалась девочка.– Мне кажется, ребенка должна воспитывать женщина, – сказала миссис Травайл. – Если бы он согласился забрать нас обеих, я готова хоть завтра.– Но вы, кажется, говорили, что не доверяете ему.– В том, что касается Моники, – конечно, нет.– Анни много пила, миссис Травайл?– Нет, что вы.– Вам известно, что мистер Бун хотел вернуть себе дочь из-за того, что Анни была алкоголичкой?– Впервые слышу. Хотя это меня, признаться, не удивляет. Мне нравится Теодор, но он ни перед чем не остановится, чтобы заполучить Монику.– Даже перед убийством? – спросил Карелла.Женщина быстро взглянула на Монику.– Мы проверяли его алиби, – сказал Клинг. – К вашему сведению, Теодор Бун вне подозрений.– Я вам сразу это сказала.– О ком вы говорите? – спросила Моника. – О папочке?– Да, – ответила миссис Травайл. – Мне нравится этот молодой человек. Я была бы рада, если бы он взял опеку над нами обеими. А иначе – судебные тяжбы, склоки... Если бы вы знали, как это противно! Но как иначе дать Теодору понять, что правильно, а что нет.– Однако в отношении Моники закон на его стороне.– Наверное, – сказала миссис Травайл, пожав плечами. – Ну, а как насчет того человека, который звонил Монике?– В каком смысле?– Это он совершил...– Очень может быть.– Что совершил? – спросила Моника.– Ничего, – ответил Клинг.– Можно ли узнать, откуда был звонок? – поинтересовалась миссис Травайл.– Теперь уже нет. И вообще, это непросто, даже если абонент ещё не повесил трубку. Сейчас ведь на телефонных станциях в основном автоматика. И даже когда вас соединяют через оператора, которому вы сообщите номер, это сделать не очень просто, потому что ваш звонок все равно попадает в систему автоматической связи, и тогда ищи иголку в стоге сена. Полиция тут мало чем может похвастаться. В реальной жизни все не так, как в детективных романах.– Я понимаю, – отозвалась миссис Травайл.– Если вы не возражаете, мы хотели бы посмотреть комнату Анни, – вежливо напомнил Карелла.– Разумеется, – вежливо улыбнулась миссис Травайл.– На это уйдет кое-какое время, – сказал Карелла. – Мы не хотели бы торопиться.Пока убийце везло.Клинг и Карелла очень тщательно обыскали комнату, но письма не нашли. Глава 14 Из центральной уголовной картотеки в 87-й полицейский участок были присланы с курьером материалы на Чарлза Феттерика. Коттон Хейз сидел за своим столом и сосредоточенно изучал досье.Прочитав материалы по второму разу, Хейз перелистал бумаги, чтобы взглянуть на отпечатки пальцев Феттерика, и снова принялся за чтение. Феттерик отсидел год. Его последнее местожительство – Боксер-лейн, 127, где они тогда нашли его и тотчас же потеряли. В свое время Феттерик пытался взломать сейф в конторе своего хозяина. Впрочем, это было слишком сильно сказано – он просто хотел залезть в сейф, выяснив сначала шифр.Хейз снова посмотрел на карточку, выданную компьютером:«Фотограверные работы. Актон-драйв, Риверхед».Он пожал плечами, сказал Мейеру Мейеру, что ненадолго отлучится, и вышел из дежурной комнаты.Владельца граверной мастерской на Актон-драйв звали Сэм Каплович. Это был гигант с грудью колесом и огромными черными усами, которые топорщились, словно малярские кисти.– Конечно, я помню Чарли, – сказал он. – Как не помнить! Я стреляный воробей и вдруг с ним так прокололся! Это была моя первая ошибка! И, поверьте мне, последняя.– Сколько времени он у вас проработал, мистер Каплович? – спросил Хейз.– Зовите меня Сэм.– Договорились, – сказал Хейз. – Так сколько же, Сэм?– Давно хочу переменить фамилию. Но не потому, что я еврей, не в этом дело. Но Каплович! Слишком длинно. И некрасиво. Противно слышать. Надо бы сократить до Каплана. Тогда всем станет ясно: человек хочет изменить фамилию не для того, чтобы скрыть, что он еврей. Если ты еврей, то фамилия у тебя должна быть еврейская, но не дурацкая. Вот так! Как вам нравится фамилия Каплан?– Отличная фамилия, – одобрил Хейз.– Каплан! – ещё раз произнес Каплович, смакуя сочетание звуков. – А что, возьму и сменю фамилию, почему бы нет? Сначала, конечно, надо будет обсудить это с сыновьями. Название мастерской мы оставим прежним. «Актон-драйв». Так называется наша улица. Но фотограверные работы Капловича! Звучит жутко. Черт знает что. Всякий раз, когда я отвечаю на телефонные звонки, я буквально давлюсь: «Каплович!»– Так что бы вы могли рассказать об этом молодом человеке, мистер Каплович?– Сэм, умоляю вас, не Каплович, а просто Сэм!– Хорошо, Сэм.– То-то же. Взял я, значит, его к себе в мастерскую. Тогда ему, кажется, было девятнадцать. Ничего-то он не знал и не умел. Я его всему научил. Ох уж этот Чарли Феттерик! У нас его прозвали Зябликом. Так, в шутку, никакого издевательства. За год он выучился у нас на хорошего гравера. Очень даже хорошего.– А что потом?– А потом он решил залезть в мой сейф. Не зная шифра, представляете? Полицейские нашли у него клочок бумажки с цифрами. Там было все неправильно. Адвокат пытался на этом сыграть. Хотел доказать, будто Чарли и не думал залезать в сейф. Комедия! Еще как думал. В хорошенькое положение он меня поставил. Я парню доверял. Он мне нравился. И вдруг лезет в мой сейф. Тут мое терпение лопнуло. Знаете, я даже обрадовался, когда его посадили, честное благородное слово, обрадовался!– Я вас понимаю, – сказал Хейз.– С малых лет я сам зарабатывал себе на хлеб, мистер Хейз, – сказал Каплович. – У меня все руки сожжены кислотой. До сих пор следы остались. Хотя с тех пор много воды утекло. Теперь у меня собственная мастерская, но в жизни ничего не достается даром. У парня были отличные перспективы. У нас он выучился настоящему ремеслу. Но он решил пойти по легкой дорожке. И оказался за решеткой. Каким местом думают эти люди, ума не приложу. – Каплович шумно высморкался. – Значит, у него опять неприятности, у Чарли?– Да.– Что он натворил? В прошлом году, говорят, его выпустили из тюрьмы. Я, признаться, слегка перетрухнул. Вдруг он затаил на меня злобу и захочет отомстить. Мало ли на что способны типы, которым ничего не стоит залезть в чужой сейф?– Но он у вас так и не появился?– Нет.– И не пришел просить работы?– Не пришел. Хотите, я вам кое-что скажу? Я бы ни за что не взял его обратно. Кто-нибудь скажет, что это жестоко. Зато честно. Обжегшись на молоке, мы дуем на воду. Конечно, каждый из нас должен сознавать свой долг перед обществом, и все такое, но я не дал бы ему работы, даже если бы он приполз ко мне на брюхе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17