– Совершенная правда, – сказал Бун.– Почему же вы развелись?– Я ей надоел.– Разрешите уточнить, – сказал Клинг. – Это она попросила развод?– Да.– Почему?– Не знаю. Я очень удивился. Мне казалось, что мы прекрасно ладим. Я любил её, видит Бог!– Начнем-ка сначала, – предложил Клинг.– Ладно. С какого места?– Где вы познакомились?– В библиотеке.– Когда?– Восемь лет назад, в сорок девятом году.– Ясно. В каком месяце?– В июне.– Что вы делали в библиотеке?– В то время я был на вольных хлебах. Как раз тогда мне предложили постоянную работу в одной промышленной фирме, и мне понадобились образцы моих работ. Кое-что было напечатано в журнале по фотографии, вот я и пришел в библиотеку, чтобы найти нужный номер.– Нашли?– Да. И заодно познакомился с Анни.– Как это случилось?– Довольно странно. Я вообще-то человек нервный. Сидел и барабанил пальцами по столу. Я взял... как это у них называется... журнальный указатель, потому что не мог вспомнить, в каком номере были мои фотографии, сидел за столом, листал его и барабанил пальцами по столу. Так уж я устроен. Много нервной энергии. Я всегда либо постукиваю пальцами, либо притопываю ногой. Вот...– Пожалуйста, продолжайте.– Анни сидела рядом и читала. Она попросила меня прекратить барабанить. Мы даже слегка поцапались из-за этого. Но я не сердился. Она была чертовски привлекательна, и я, признаться, затеял перепалку только для того, чтобы потом извиниться.– Вам это удалось?– Да. Я принес извинения и пригласил её пообедать. Она согласилась. С этого все и началось.– Какая она была – Анни?– Анни? – В глазах Буна появилась печальная задумчивость. – Это самая удивительная девушка из всех, что я когда-либо встречал. Она была сама жизнь, мистер Клинг. Сама жизнь! Есть немало людей с огненными волосами, но это их единственный огонь. Все остальное – тускло и безжизненно. Вы обращали внимание, что у большинства рыжих очень бледная кожа? Когда они оказываются на солнце, то сразу краснеют, как омары. Анни не из их числа. Она была полна огня. Пламенные волосы только подчеркивали её огненную натуру. Она не любила сидеть сложа руки, обожала плавать, ходить на лыжах, ездить верхом. Это был праздник, честное слово. На солнце она не обгорала, а бронзовела. Она была красавицей. Я её просто обожал и отдал ей все, что у меня было. Я любил ее!– Что же между вами произошло?– Понятия не имею.– Но у вас есть какие-то догадки? Бун беспомощно пожал плечами.– У нас родилась Моника, – сказал он. – Вы её видели?– Да.– Правда, прелесть?– Правда.– И с каргой тоже виделись?– Простите, не понял.– С моей бывшей тещей, миссис Травайл.– Да, я её видел.– Стерва! – выругался Бун. – Я подаю на неё в суд, вы об этом слышали?– Нет.– Потому что она не отдает мне дочь.– У меня создалось впечатление, что она к вам хорошо относится, – сказал Клинг.– Серьезно? Она великая актриса. Боюсь, что из-за нее-то и развалился наш брак.– Почему вы так думаете?– Она ненавидела Анни. Карга потеряла всех своих мужиков. И ей не нравилось, что у её дочери есть муж. И ещё карга потеряла свою красоту, а Анни была красавицей. Карга – дура, Анни – умница.– Вы сказали – умница?– Да, очень сообразительная. И что бы она ни делала, все у неё получалось. Схватывала все на лету, мистер Клинг. Моментально. Мне с ней было нелегко тягаться.– Она... Значит, она не из тех, кого считают тупицами?– Анни – тупица? Что вы! Напротив, в ней было редкое сочетание быстрого ума и красоты. И она не любила этим бравировать. Не старалась показать тебе, какой ты олух. О Господи, мистер Клинг, как бы мне вам объяснить, что такое Анни! Встреча с ней – лучшее, что было в моей жизни. Если бы не она, я не стал бы тем, кто есть. Когда мы познакомились, я был туповатым малым с фотоаппаратом в руках. Теперь я понимаю, чего хочу от жизни, соображаю, что в жизни важно, а что нет. И все благодаря ей. День, когда мы расстались, – самый черный в моей жизни!– Вы пытались объяснить, почему вы все-таки развелись...– Ах да. Так вот, у нас родилась Моника. Разумеется, когда у вас ребенок, приходится многим поступаться. Жизнь перестает быть сплошным праздником. Как бы вы ни любили ребенка, он вас связывает. Но Анни и слышать не хотела, чтобы с Моникой сидел кто-то, кроме неё и карги. Она вообще хотела, чтобы карга переехала к нам, а я был решительно против. Я не мог взять в толк, почему бы нам не пригласить няню. Так делают многие молодые пары, но Анни этого не хотела. Ни за что! Она любила Монику, как... В общем, очень любила и в то же время в глубине души ненавидела – за то, что она нам мешала. В выходные дни, например, мы уже не могли отправиться в поход. Не могли взять и поехать на недельку к морю...– Что еще? – спросил Клинг.– Мне не хотелось бы говорить об этом...– И все же?– Она, что называется, начала меня перерастать, – объяснил Бун.– В каком смысле?– В интеллектуальном. Я ведь кто? Человек-фотоаппарат! Фотография – моя профессия. Я смотрю на мир, словно в видоискатель. Так я воспринимаю окружающую жизнь. Я умею чувствовать, мистер Клинг, но я не из интеллектуалов, что правда, то правда.– Понимаю, – сказал Клинг.– Анни развивалась интеллектуально – в отличие от меня. А фотоаппараты не развиваются, мистер Клинг, они только фиксируют жизнь.– Значит, Анни стала вас перерастать?– Именно.– Не наоборот?– Не смешите меня! У неё мозг как машина! Щелк! Щелк! Мозг-хищник. Ему только подавай пищу! Он пожирал мир! Удивительная девушка!– Почему после развода она пошла работать в винный магазин?– Не знаю. Такой девушке, как Анни, насколько я понимаю, в жизни иногда бывает нужна крутая перемена. Реклама, радио, телевидение – что-то такое, где надо работать головой. Но она почему-то пошла сначала в мебельный салон, потом в винный магазин. Мне это было непонятно. Как-то раз я спросил её об этом, когда пришел к Монике.– Что же она сказала?– Она сказала, что ей хочется передохнуть. «Время от времени каждому из нас нужно передохнуть, Тед». Теперь-то она будет отдыхать долго...– Но, судя по вашему рассказу, у неё и без того была возможность передохнуть – когда сидела с ребенком.– Пожалуй, – сказал Бун. – Мне, собственно, тоже так казалось.Он бросил сигарету на пол и затоптал каблуком.– Зачем же ей понадобилось идти работать продавщицей?– Понятия не имею.– Вы часто ссорились, мистер Бун? Когда были женаты.– Не чаще, чем другие.– Раз в неделю? Два раза?– Не могу сказать, не подсчитывал. Знаете, как бывает у супругов? Время от времени кто-то кому-то начинает действовать на нервы. Я не вел статистики...– Вы могли бы назвать ваш брак счастливым?Бун задумался и наконец выдавил из себя:– Нет.– Почему?– Дело в том, что я... я был Анни не пара.– У неё были другие мужчины?– Нет. Иначе бы ей не отдали ребенка.– А у вас были другие женщины?– Нет. Мне вполне хватало Анни.– Но не наоборот?– Пожалуй.– И тем не менее других мужчин у неё не было?– Нет. По крайней мере, мне об этом ничего не известно...В этом штате мы не смогли бы развестись, даже если бы очень захотели.– Вы намеревались взять дочь к себе?– Нет. Во всяком случае, когда мы разводились. Мне не хотелось, чтобы что-то напоминало мне об Анни.– Это потому, что вы так сильно её любили?– Да. Потом, через некоторое время, я понял, что все это ерунда. Мне стало их не хватать, её и Моники. Я их навещал. Дочь меня любит, мистер Клинг, у меня с ней хорошие отношения. Теперь я хочу, чтобы она жила со мной. Я смогу дать ей то, чего не может карга. Она не имеет права держать у себя девочку, ведь суд отдал её Анни, а не теще. Карга нарушает закон, и, если бы в суде не тянули волынку, Моника давно жила бы со мной.– Но вы сказали, что сначала не хотели брать Монику.– Да.– И очень любили Анни.– Очень.– Скажите, мистер Бун, когда вы разводились, надеялись ли когда-нибудь помириться с Анни?– Вначале надеялся.– И как долго не теряли надежды?– Примерно с полгода. Я все ждал, что она мне позвонит. Особенно когда узнал, что она поступила в мебельный салон продавщицей. Я думал, что она мне позвонит и попытается вернуть прошлое.– Она так и не позвонила?– Нет.– За это время вы не пытались увидеться с ней или Моникой, так?– Так.– Когда вы впервые увидели Монику? Впервые после развода?– Через шесть или семь месяцев.– Вы когда-нибудь говорили с Анни о своем желании, чтобы девочка жила с вами?– Да...– И что?– Она мне отказала. Утверждала, что дочь должна жить с матерью.– Ясно. Вы пытались что-то предпринять?– Я советовался с юристом. Он сказал: если суд решил, что девочка должна оставаться с матерью, ничего изменить нельзя.– Стало быть, у вас не было возможности вернуть девочку законным путем?– Теперв появилась. Карга не имеет на неё никаких прав. Это моя дочь.– Я не совсем это имел в виду. Была ли у вас такая возможность при жизни Анни?– О нет. Нет. При жизни Анни такой возможности у меня не было. Конечно, я мог приходить к Монике в гости, а она могла бывать у меня. Она жила у меня – иногда даже по месяцу. Но она не могла оставаться со мной все время. Нет, пока Анни была жива, Моника принадлежала ей. Теперь все изменилось. Я отберу Монику, даже если придется потратить все, что у меня есть, до последнего цента.Клинг вздохнул и спросил:– Когда вы в последний раз виделись с Анни?– Недели три назад.– По какому случаю?– Я пришел навестить Монику. Анни была дома. Обычно я старался приходить так, чтобы не встречаться с ней.– В тот раз вы встретились по-дружески?– Мы всегда встречались по-дружески.– Никаких ссор?– Нет.– Не поднимался вопрос о том, с кем жить Монике?– Нет. Все было решено раз и навсегда. Я убедился, что по-моему не выйдет, и примирился с этим. Теперь, когда умерла Анни, все изменилось. Я навел справки – у карги нет никаких прав на Монику. Я уже предпринял кое-какие шаги.– Когда вы стали этим заниматься?– Как только узнал о смерти Анни.– В тот же день?– Нет, на следующий.– У вас есть оружие, мистер Бун?– Да.– Марка и калибр?– "Айвер Джонсон", двадцать второго калибра.– Разрешение на пистолет имеется?– Да.– На постоянное ношение?– Нет, только для дома. Это маленький пистолетик, держу его на всякий случай. Я живу на Южной стороне, в Стюарт-Сити.Это дорогой район. Там часто бывают квартирные кражи и приходится держать оружие.– А другие пистолеты? Скажем, двадцать пятого калибра?– Нет.– Итак, только один пистолет, «Айвер Джонсон»?– Совершенно верно.– У Анни были враги?– Нет, к ней все хорошо относились.– Кто ваш адвокат?– Мой адвокат?– Да.– Зачем вам это?– Хочу с ним поговорить.– Зачем?– Таков порядок.Некоторое время Бун молча смотрел на Клинга. Затем произнес:– Джефферсон Добберли.– Где я могу его найти?– Его контора в центре. Маргарет-плейс, четыреста тринадцать, в районе Мередит-стрит. Телефон нужен?– Если он у вас под рукой.– Кук четыре восемь три десять.Клинг записал номер в блокнот.– Спасибо, мистер Бун. Надеюсь, вы не откажетесь ответить на другие вопросы, если они возникнут. – Он извлек из бумажника визитную карточку. – Если вы вспомните что-то важное, на ваш взгляд, позвоните мне. Восемьдесят седьмой участок, детектив Клинг.Бун взял визитную карточку и стал её изучать. С другого конца комнаты Карл, снова скрестивший руки на груди, крикнул:– Эй, Тед! Не пора ли нам продолжить? А то королева джунглей чудовищно разбогатеет!– Я готов, – сказал Бун.– Спасибо, что уделили мне время, – поблагодарил Клинг.– Один вопрос, мистер Клинг.– Слушаю.– Вы случайно не меня подозреваете?– Вы сами знаете ответ, мистер Бун, – сказал Клинг.– Эй, Тед, – снова подал голос Карл. – Давай немножко поработаем!– Иду, иду. Желаю удачи, мистер Клинг.Бун повернулся к детективу спиной и направился к фотокамере.– Хватит прохлаждаться, – сказал он девице в леопардовой шкуре. Глава 6 В том, как погиб детектив Роджер Хэвиленд, было что-то несерьезное.Разумеется, большинство из нас не видит ничего смешного в убийстве, независимо от обстоятельств. И в гибели детектива Роджера Хэвиленда, конечно же, ничего забавного тоже не было. Хотя определенная ирония судьбы имела место. Всякий, кто знал Хэвиленда, согласился бы, что это действительно так.Хэвиленду пришлось нелегко.Это был крупный мужчина, если, конечно, рост два метра и вес сто килограммов вам что-нибудь говорят. Впрочем, кого-то из вас такие габариты, возможно, не впечатляют. Кому-то они могут показаться вполне заурядными. Есть женщины, которые видят свой идеал в Примо Карнера Примо Карнера – американский боксер-тяжеловес.

. Не исключено, что вы разделяете их точку зрения. Тогда такие, как Хэвиленд, для вас – лилипуты.Но полицейские 87-го участка считали, что Хэвиленд производит сильное впечатление. Наверное, потому, что видели его в деле. В такие моменты его трудно было не заметить. Хэвиленд любил дать волю рукам. Любил съездить по морде. А впрочем, может, и не любил, но исправно этим занимался, и со стороны могло показаться, что он получает от рукоприкладства истинное удовольствие.Стива Кареллу, Берта Клинга и ещё кое-кого из детективов это совсем не удивляло. Они знали, в чем тут дело. Они не одобряли рукоприкладства, но понимали, почему Хэвилейд дает волю рукам, – и все-таки не любили Хэвиленда. Впрочем, в 87-м полицейском участке не было ни одного сотрудника, будь то патрульный или детектив, кто любил бы Хэвиленда. Но когда он погиб, все огорчились. Не потому, что он был «всеобщим любимцем»: им не нравилось, что полицейских убивают. В такие моменты они начинали подумывать, не податься ли им, пока не поздно, в слесари-сантехники или официанты.Когда-то Хэвиленд был весьма обходительным, полицейским. Это сущая правда. И Карелла, и Мейер, и лейтенант Бирнс, и другие старожилы 87-го участка хорошо помнили времена, когда Хэвиленд ещё держал себя в руках.Он был профессионалом, хотя совершенно не таким, как Карелла или Клинг. Это был разъяренный буйвол, который кричал, рычал, сопел, хрипел, бодался и раздавал удары направо и налево.А зверем он стал потому, что в один прекрасный день пришел к выводу: нет никакого резона оставаться милым, улыбчивым, добродушным полицейским. Произошло это так.Как-то раз Хэвиленд шел по улице, думая о своем, и вдруг увидел драку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17