Затем она перевела взгляд с моей обнаженной груди на продолжавшего копаться в своей аппаратуре Вересиана.
Пять минут спустя доктор закончил с перекалибровкой, перенастройкой, перепрограммированием, перезапуском. Еще через пять минут он сказал:
– То же самое, те же результаты, что и в прошлый раз. Пациент определенно не является человеком.
Глава 25
МНЕ СТАВЯТ ДИАГНОЗ
На мгновение мне захотелось броситься прочь из лазарета. Но я этого не сделал, лишь открыл рот, намереваясь что-то пробормотать в свое оправдание – какую-нибудь трусливую чушь насчет того, что во всем виноват мой отец. Однако я не произнес ни слова – мною вновь овладел все тот же таинственный дух, заставив молчать.
– Что значит – не является человеком? – требовательно спросил Тобит, бросив на меня быстрый взгляд, словно мог определить мою видовую принадлежность лишь по внешнему облику.
– Все ткани в теле разведчика Йорка содержат компоненты, отсутствующие у вида «хомо сапиенс». Эти гормоны, ферменты, белковые структуры я не могу классифицировать.
– Может быть, они соответствуют другому виду? – спросила Фестина. – Например, балрогу?
Я содрогнулся – и не только я, но и тот, кто сейчас владел моим телом, – при мысли о том, что балрог все-таки подсадил в меня свою спору и теперь его маленькие посланники путешествуют по моей кровеносной системе.
– Нет, не балрогу, – сказал Вересиан, посмотрев на экран. Мы все облегченно вздохнули. – Но определить точнее крайне сложно. – Он показал на какое-то место в отчете. – Например, этот липид… у людей он отсутствует, но достаточно распространен у инопланетных видов. Он встречается у двадцати трех из известных нам разумных рас и у миллиардов низших существ с тех же планет.
– Мандазары среди них есть? – спокойно спросил я. Вернее, не я, а управлявший моим телом дух.
– Есть, – ответил Вересиан, просматривая данные.
– Если вы проверите другие чужеродные структуры, – продолжало существо внутри меня, – то, думаю, обнаружите, что все они встречаются у мандазаров.
– Гм… да. Да.
– Думаешь, это из-за яда королевы? – спросил Тобит.
– Нет. – Я покачал головой. – На Трояне я подхватил болезнь под названием «желтушная чахотка». Я проболел целый год и десяток раз чуть не умер. Группа мандазарских врачей пыталась меня лечить разными способами – в том числе пересаживали мне чужие ткани, предварительно напичкав нанитами, которые не давали организму отторгнуть трансплантат.
Глаза Вересиана расширились.
– Они пересаживали инопланетную ткань человеку? И вы при этом не погибли? И трансплантат действительно может выжить за счет питательных веществ в человеческой крови?
Я не был уверен в том, как именно меня лечили, но решил, что дух, скорее всего, говорит правду. За весь тот ужасный год я пережил столько операций и осмотров, и все они обычно сводились к просьбе: «Ляг ненадолго вон в ту машину, Эдвард». Вероятно, я прошел все медицинские процедуры, какие только можно себе представить. Естественно, доктору я об этом говорить не стал. Я вообще ничего не сказал. За меня ответил дух:
– Вы же знаете мандазаров. Стоит привлечь к решению проблемы достаточное количество самок, и они отлично с ней справятся.
Доктор посмотрел на меня так, словно не до конца мне верил… но ничего другого ему не оставалось. До войны на Трояне существовала наиболее развитая медицина. Это была основная область деятельности мандазаров – они не создавали звездолетов, роботов или нанотехнологий, но специализировались во врачевании представителей любых видов и в любое время. Можно сказать, именно они изобрели практически все, что находилось здесь в лазарете, даже если Вересиан об этом и не знал, – Троян пребывал в изоляции уже двадцать лет, намного дольше, чем этот парень занимался медицинской практикой.
– Если они действительно проделали это с вами, почему об этом нет никаких записей в вашей карте? – Он показал на экран, который я не видел, поскольку врачи всегда сажают вас под таким углом, чтобы вы не могли заглянуть им через плечо. Не дай бог, пациент что-нибудь увидит, тем более – сведения о самом себе.
– Видимо, записи не дошли, – ответил дух, управлявший моей речью. – Когда началась война, была неразбериха… и важные документы вполне могли пропасть.
– Но если вы болели этой желтухой целый год, – сказал Вересиан, – значит, чтобы составить рапорт, времени было вполне достаточно. Как только любой служащий флота заболевает инопланетной болезнью, необходимо уведомить об этом Адмиралтейство без каких-либо исключений.
– Да, – добавила Фестина, – это требование Лиги.
Это я знал – Лига требовала от нашего флота постоянного контроля над любыми угрозами для человеческой жизни. Высший совет не мог смотреть на это сквозь пальцы, поскольку иначе весь флот был бы обвинен в преступном пренебрежении безопасностью каждого.
– К сожалению, я был тогда не в состоянии отправить рапорт, и мне неизвестно, почему этого не сделали другие. Возможно, из-за несогласованности – каждый в дипломатической миссии думал, что это сделают за него.
Так сказал овладевший мною дух. Но я был уверен, что это вовсе не случайный промах. Во главе миссии стояла Сэм, и она отвечала в том числе и за меня. Составить рапорт было ее задачей, и, видимо, она этого не сделала.
Почему? Потому что не хотела, чтобы мною занялись флотские врачи, обнаружив мою модифицированную ДНК? Или…
У меня промелькнула некая мысль, но тут же исчезла.

***
Доктор потратил еще час, ломая голову над моей анатомией, но особого успеха не добился. Насколько он мог понять, обе дозы яда не принесли никакого видимого вреда, но поскольку он не знал, каким должен быть нормальный химический баланс моего организма, то не мог сказать, произошли ли в нем какие-либо изменения вообще.
– Сейчас вы почти на три процента мандазар, – озадаченно сказал он, – и, честно говоря, я не могу строить никаких прогнозов. Яд оказался для вас не столь чужеродным, каким бы он был для обычного человека. Это может означать, что у вашего тела больше шансов избавиться от яда, но, с другой стороны, яд может иметь более долгосрочные последствия, поскольку ваше тело оказалось к нему восприимчивым. Задача яда – изменять мандазарский метаболизм. Три процента вашего организма могут непредсказуемо мутировать, но я даже не буду видеть различий.
Все это прозвучало не слишком утешительно.
Вересиан сказал, чтобы я пришел к нему на следующий день, чтобы проверить, не изменилось ли что-нибудь. Я ответил, что приду, но уже начал придумывать оправдания для того, чтобы обойтись как-нибудь без этого. (К тому времени я уже снова мог говорить сам – владевший мною дух, видимо, утомился и оставил меня в покое.)
Доктор также спросил меня, не соглашусь ли я на полное медицинское обследование для научных целей – мой случай крайне интересен и о нем следует написать в каком-нибудь журнале. Для этого ему требовалось мое согласие на публикацию данных о себе, на что я ответил решительным отказом. Если бы он провел надо мной полное исследование, он наверняка узнал бы о моих генах то, что я предпочитал хранить в тайне.
Наконец, доктор потребовал, чтобы пришла Кайшо и подтвердила, что я разумен – я не был человеком, не был и мандазаром, и, учитывая то, что произошло с «Ивой», Вересиан не хотел рисковать.
– Брось, док, Йорк – отличный парень, – проворчал Тобит, но Фестина сказала, что дополнительная проверка не помешает.
– Ты ведь не против, Эдвард? – спросила она. – Лучше перестраховаться, чем потом пожалеть.
– Конечно, – кивнул я, словно меня совершенно не волновало, что Фестина доверяет Кайшо больше, чем мне.
Мы рассказали про споры, разбросанные за порогом моей каюты, но, похоже, Фестину вовсе не беспокоили попытки Кайшо подсадить балрога старому глупому Эдварду. Кайшо была разумна; я же, возможно, нет.
Пять минут спустя Кайшо уже сидела передо мной; волосы все так же полностью закрывали ее глаза. Не прошло и секунды, как она сказала:
– С ним все в порядке. – Она рассмеялась. – Вы даже не представляете, насколько с ним все в порядке.
Впрочем, не похоже, чтобы это хоть как-то успокоило Вересиана.

***
Филар Тобит проводил меня обратно в мою каюту. Он почти все время молчал, но задержался, чтобы помочь мне проверить, нет ли в помещении спор балрога. Мы велели мозгу корабля уменьшить освещение до минимума, чтобы легче было заметить светящиеся красные пятнышки, – именно поэтому нас окружала почти полная темнота, когда с другого конца каюты послышался голос Тобита, тихий и хриплый:
– Я заглянул доктору через плечо, когда он изучал твои данные, – пробормотал Тобит, словно разговаривая сам с собой. – Та отметка насчет того, что «медицинских обследований не проводить», появилась там двадцать один год назад – спустя долгое время после того, как ты поступил во флот. Так что, как мне кажется, твой отец не имеет к этому никакого отношения.
Я тупо уставился на него в темноте.
– Что ты имеешь в виду?
– Двадцать один год назад, – повторил Тобит. – Ведь именно тогда ты подцепил ту заразу на Трояне?
Я кивнул – и сглотнул комок в горле.
– Получается, не только твои приятели на Трояне забыли сообщить о твоей болезни, – сказал он, – но кто-то еще подделал твои медицинские данные, чтобы никто не узнал, что с тобой случилось. Кто-то снабдил тебя пометкой «Не обследовать», чтобы флотские доктора не выяснили, что ты на три процента мандазар. И кто бы это ни сделал – он либо адмирал, либо тот, кто может подделать адмиральские коды доступа. – Лицо Тобита полностью скрывала тень. – Так что это за история, Йорк? Кто морочит тебе голову? Ты знаешь?
– Нет, – ответил я, радуясь, что в темноте он не видит моего лица, поскольку хватило бы одного взгляда, чтобы понять, что я лгу.
На свете существовал лишь один человек, который мог не отправить соответствующий доклад, а затем воспользоваться отцовским кодом доступа, чтобы добавить отметку в мою медицинскую карту.
Зачем, Сэм, зачем?
Глава 26
ОБЕДАЮ ЗА ОДНИМ СТОЛОМ С КАПИТАНОМ
Поскольку это был первый день полета, капитан Проуп устроила официальный прием в кают-компании – нечто вроде обеда, на котором все сидят в парадной форме и пытаются вести себя любезно. Все двигаются чуть медленнее обычного и разговаривают чуть менее эмоционально, поддерживая беседу на общие темы, вместо обычного: «Какой идиот проектировал эти чертовы топливные фильтры?»
Что касается меня, то я не слишком годился на роль остроумного собеседника. Я вообще не особо разговорчив, к тому же бортовые часы «Палисандра» чересчур расходились с привычным для меня суточным циклом. Мой мозг все еще подчинялся сменам дня и ночи на «Иве», так что обед в восемь вечера по времени «Палисандра» приходился для меня примерно на три часа утра.
Важным персонам выпала честь обедать за одним столом с капитаном – Фестине, как адмиралу, Кайшо, чьи ноги являлись наиболее высокоразвитым существом на корабле, и мне, как… кто знает, возможно, Проуп хотела держать меня под присмотром. Не так давно она была готова вышвырнуть меня на какой-нибудь ледяной спутник, да и сейчас я был для нее тем, кому известно Чересчур многое.
Мандазарам выделили отдельный стол рядом с нашим. Естественно, он был ниже – лишь несколько сантиметров от пола, – и вокруг него были разложены обеденные циновки. Видимо, это была работа Тобита и Бенджамина – на долю разведчиков всегда выпадает задача сделать так, чтобы инопланетянам было удобно. (Разведчики немало времени посвящают изучению инопланетных обычаев – подобные знания часто помогают выжить на чужих планетах. Может, это и удивительно, но представители многих рас охотно перережут вам горло из-за дурных манер, в том числе и за столом.)
Что касается самих Тобита и Бенджамина, то их загнали куда-то в задние ряды, вместе с остальной командой. Поскольку Фестина, Кайшо и я расположились за главным столом, Проуп, видимо, решила, что разведчиков рядом с ней и без того достаточно.
Фестина сидела справа от Проуп, на самом почетном месте – единственно возможном для гостя-адмирала. По какой-то причине мне досталось второе лучшее место, слева от капитана. Рядом со мной оказался тот самый подобострастный Хакви, который, похоже, занимал некое привилегированное положение на «Палисандре», хотя и был только лейтенантом. Куда более высокопоставленный персонал – главного инженера, начальника Службы безопасности, даже старшего помощника – отселили за другие столы. Возможно, они обладали достаточным влиянием для того, чтобы специально попросить предоставить им такие места; что касается Хакви, то ему явно было не по себе под стальными взглядами капитана и адмирала.
Во время первой части обеда Проуп большую часть внимания уделяла Фестине, пытаясь выманить у нее пикантные слухи о борьбе за власть в Высшем совете. Капитан была из тех, кто прямо-таки сочится лестью, если действительно хочет чего-то добиться. И ей в самом деле это удавалось – я вдруг обнаруживал, что улыбаюсь ей в ответ, хотя прекрасно понимал, что все это лишь игра. Секрет заключался в том, что сама Проуп не понимала, что она ужасный лицемер, полагая, что ведет себя совершенно искренне. Подобное я встречал среди дипломатов, которые искренне верили, что являются образцами правдивости, поскольку считали всех остальных большими лжецами, чем они сами.
Впрочем, изысканные манеры Проуп на Фестину почти не действовали. Она отвечала односложно, не рассказывала никаких историй вроде того, как посол мириаподов родила за обеденным столом. У меня возникло ощущение, что Фестина несколько недолюбливает Проуп и отказывается иметь с ней какие-либо отношения, за исключением холодно-вежливых.
Что касается собственно содержания беседы – насчет того, кто из высших адмиралов что и кому сказал во время недавнего совещания о некоей расе пикокцев, – то я сонно пропускал ее мимо ушей, пока Проуп не спросила меня:
– А как ко всему этому отнесся ваш отец?
Я вздрогнул и очнулся, чувствуя, что краснею.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51