– В самом деле. Все будет хорошо.
Она опустила голову и посмотрела мне в глаза. Ее черные глаза изредка моргали – мандазары не плачут, когда им грустно, но тем не менее могут при этом выглядеть просто душераздирающе.
– На Трояне война. Тебя могут убить… и что тогда будет с нами?
Что я мог сказать? Что я вовсе не спаситель, каким она меня себе представляла? Мне не хотелось возвращаться на Троян, но и на Целестии толку от меня было не много. Вскоре все поймут, что я не стратег, не умею произносить вдохновенные речи и вообще ничем никому не могу помочь.
– Если адмирал Рамос считает, что от меня будет польза на Трояне… – начал я.
– Адмирал Рамос, – прервала меня Советница, – она твоя любовница?
Я вздрогнул. Видимо, Зилипулл разболтал о том, как он застал нас с Фестиной в лесу.
– Нет. Она не моя любовница.
– Ты собираешься сделать ее своей любовницей?
– Нет. Я не могу никого сделать своей любовницей – у людей так не принято. К тому же она адмирал.
– Тилу, – прошептала Советница. – Тилу, Тилу, Тилу, ты что, не знаешь, что можешь сделать кого угодно кем хочешь? – Она приподняла мой подбородок слабыми верхними лапками, глядя мне прямо в глаза. – Разве ты не знаешь, что ты можешь сделать своим сердце любого?
Будь она человеком, ее слова прозвучали бы как приглашение, может быть, даже как мольба. В течение многих лет другие женщины делали мне подобные предложения – поскольку им нравилась моя внешность, или им было просто скучно, или потому, что кто-то другой их обидел и они думали: «По крайней мере, Эдвард хотя бы не поступит жестоко». Они говорили мне это прямо в лицо – я был для них «симпатичным», «безопасным» и «воспитанным».
И много раз я соглашался. За двадцать лет, которые я провел на базе, там периодически появлялся новый персонал, и, даже зная, что они снова улетят через полгода, я порой пытался убедить себя, что полгода – это все же длительный срок, забывая о том чувстве одиночества, которое я испытывал, когда они улетали, о тех жутких мгновениях, когда они начинали охладевать ко мне, еще до отлета, о том, как они иногда относились ко мне, словно всего лишь к некоему лекарству, не дававшему им сойти с ума.
Да, все это касалось человеческих женщин – но не мандазаров. Самки никогда не флиртовали, даже с представителями своего собственного вида, не говоря уже о людях. Даже в брачный период самки ни в кого не влюблялись – они лишь повиновались инстинктам, никого не пытаясь соблазнить и просто демонстрируя свою доступность. Но, что бы ни старалась мне дать понять Советница, я воспринимал это исключительно по-человечески – как нечто вроде предложения, о котором ты мечтаешь после стольких лет одиночества.
– Советница… – Я обнял ее за плечи, чувствуя, как прогибается ее тонкий панцирь, хрупкий, словно яичная скорлупа, по сравнению с броней воина. Она положила лапки мне на плечи и поясницу, затем уткнулась носом мне в шею – возможно, это был еще один поцелуй, а возможно, ее нос оказался там просто случайно. – Я вовсе не такой особенный, как ты думаешь. Истина взяла меня в супруги из политических соображений, а не потому, что я был каким-то там героем. А то, как вы ко мне относитесь, – всего лишь из-за запаха яда, вот и все. Рано или поздно вы станете злиться на меня потому, что я не оправдаю ваших надежд.
Она слегка отодвинулась, посмотрев мне в глаза.
– Ты маленький безгрешный отец и значишь намного больше, чем мы надеялись, и намного больше, чем понимаешь сам. Мне очень жаль, что ты не можешь стать одним из моего вида хотя бы на эту ночь… чтобы ты перестал относиться ко мне как к детенышу, которому нельзя причинять вред. Меня воспитывали люди, Тилу; я не настолько наивна, как ты думаешь.
Она снова склонилась надо мной и поцеловала – легко и быстро, в щеку, – а затем мягко выскользнула из моих объятий. Я отпустил ее, ошеломленный тем, что она предлагала. Я не мог этого сделать, не мог – хотя она и была уже взрослой, она не могла знать… ее сбил с толку запах яда, вот в чем дело. И ее человеческое воспитание. После сказок вроде «Белоснежки» или «Золушки» Советница могла фантазировать о том, чтобы отдаться прекрасному принцу, но мандазары не могли по-настоящему чувствовать… не могли желать…
Или могли?
Она все еще была рядом, я мог ощущать ее легкий имбирный запах – и она ждала, когда я позову ее. Чтобы потянуться к ней, поцеловать ее. Но этого не стоило делать. Чего бы, по ее мнению, она ни хотела, это было противно ее природе. Я не мог воспользоваться своим преимуществом, сколь бы соблазнительным ни казалось просто отдаться, подчиниться, затеряться…
Советница, видимо, все поняла по моему лицу; она тихо вздохнула – еще одна манера, которую она переняла у вырастивших ее людей.
– Тилу, – прошептала она. – Я могу хотя бы сопровождать тебя? На Троян?
– Это опасно, – сказал я. – Там все еще идет война.
– Еще больше поводов для того, чтобы полететь с тобой. Вы, люди, будете выглядеть подозрительно, и вас могут принять за врагов. А я не буду привлекать особого внимания.
– Нет, будешь, – возразил я. – Ты слишком многого не умеешь. Не знаешь, как себя вести. А обычаи, которым тебя учили, не свойственны мандазарам. Ты будешь столь же выделяться, как и любой человек.
– Не буду, если ты меня научишь. Полет на Троян занимает десять дней, а я учусь быстро. Я буду учиться у тебя каждую свободную секунду.
– Но если я позволю тебе лететь со мной, – сказал я, – Зилипулл наверняка захочет тоже. И Хиб, Ниб и Пиб.
– Ну конечно, – ответила она, словно никто никогда в этом не сомневался. – Нам всем придется полететь вместе. – Она соблазнительно шевельнула вибриссами. – Ты ведь не хочешь, чтобы я была одна? – Вибриссы замерли. – Не хочешь?
В ее последнем «не хочешь» прозвучало такое томительное желание, словно она до сих пор надеялась, что я восприму ее всерьез. Но ведь я же не мог… не потому, что она была инопланетянкой, но потому, что она была столь молода и невинна…
И еще потому, что кроме нее были и другие женщины.
Если бы я сказал все это Советнице прямо, это смертельно бы ее обидело, так что я решил дать ей хотя бы одно, не имея возможности дать другое.
– Ладно, – сказал я. – Я поговорю с адмиралом Рамос насчет того, чтобы взять ваш улей с собой на Троян.
Тотчас же послышались радостные возгласы, и из соседней комнаты вывалились Зилипулл и трое рабочих.
– Троян! – завопил Зилипулл. – На Троян полетим, на Троян поглядим, на Троян полетим, на Троян поглядим!..
Возможно, он даже пел. И танцевал. У мандазаров это сложно определить.
– Я же тебе говорил, она сумеет убедить Тилу, – прошептал Хиб, гордо толкая Ниба в бок. – И ей даже не пришлось с ним спать.
– Разве ты не знаешь? – ответил Ниб. – Ей хотелось с ним спать.
– В конце концов, – добавил Пиб, – он король.
Глава 21
ОТБЫВАЕМ
Фестина вернулась на следующий день около полудня. К тому времени рабочие уже собрали вещи, Советница договорилась с соседними ульями, чтобы те присмотрели за овощными полями, а Зилипулл постоянно досаждал всем, путаясь под ногами. Из всех мандазаров он был наиболее взволнован, к тому же почти без перерыва рассказывал мне о том, что ему хотелось бы увидеть на Трояне, о местах, где ему хотелось бы побывать, о делах, которые ему хотелось бы сделать. В конце концов я не выдержал:
– Пойми, если нам повезет, наша нога даже не ступит на эту планету. Мы свяжемся по радио с пропавшими разведчиками, заберем их и улетим. Высаживаться мы будем только в том случае, если возникнут какие-то проблемы.
– Но Троян это, – настаивал он. – Это Троян. Это дом.
– Был дом! Никто не знает, что там произошло за последние двадцать лет. Возможно, там вообще все разрушено до основания. Знаменитые произведения искусства сожжены или похищены. Природа изуродована, земля изрыта окопами и бункерами.
Он отказался меня слушать. Из всех членов улья у Зилипулла были наиболее романтические представления о планете, которую он покинул в младенчестве. Воспитанию юного мандазара в духе его предков посвятили себя две пожилые женщины, сестры Уилла и Уолда. Насколько я понял, у них не было никакого представления о мандазарской цивилизации – все их знания о Трояне ограничивались десятидневной экскурсией, которую они совершили, когда им было лет по тридцать. Похоже, впечатления от этой поездки остались у сестер на всю жизнь, и именно потому они воспользовались возможностью приютить маленького мандазара и познакомить его с легендарной культурой его народа.
Неудивительно, что Зилипулл плохо говорил по-троянски и еще хуже по-английски. Он начал изучать человеческий язык слишком поздно – сестры не хотели «осложнять его умственное развитие чуждым влиянием». Когда они наконец поняли, что ему придется выучить английский, чтобы общаться со своими собратьями-мандазарами – остальные детеныши говорили именно на нем, – Уилла и Уолда стали учить Зилипулла использовать английские слова, сохраняя троянский синтаксис, чтобы не «разрушать связи в его мозгу», отвечающие за инопланетную грамматику. Впрочем, у меня возникло ощущение, что Зилипулл мог бы нормально говорить по-английски, если бы хотел, но поступает иначе исключительно из политических соображений. Он даже убедил других воинов изъясняться в той же манере, словно это был некий секретный код, доказывающий принадлежность к кругу своих.
Советница и рабочие явно недолюбливали Зилипулла за то упрямство, с которым он цеплялся за подобное коверканье слов и фраз. Самцы – даже если они крупные красные ракообразные – порой делают немало глупостей, думая, что таким образом произведут впечатление на девушек.

***
В этот день никто не занимался прополкой корнеплодов: когда скиммер Фестины опустился на дорогу, все мандазары, жившие в долине, сбежались на него посмотреть – разноцветная орда красных, коричневых и белых существ, и все они толпились и толкались, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Я вспомнил слова Сэм, наблюдавшей за мятежом с балкона дворца: «Словно аквариум в ресторане с морепродуктами – омары, сбившиеся в кучу».
Сейчас мне казалось, что сестра выразилась тогда чересчур жестоко, но в чем-то она была права. Мандазары действительно сбились в кучу, и это им нравилось. Они предпочитали всегда держаться вместе – спать в обнимку и толпиться в одном углу, вместо того чтобы равномерно распределиться по помещению, – и здесь, на дороге, они чуть ли не лезли друг другу на голову, пока скиммер садился на дорожное покрытие.
Люк открылся. Из него выпрыгнула Фестина и улыбнулась, увидев меня.
– Эдвард! Ты выглядишь намного лучше. Отлично. Просто отлично. – Она окинула меня взглядом с ног до головы. – Ты нас слегка напугал, когда свалился без чувств прошлой ночью.
– А я не испугалась, – послышался голос изнутри скиммера. – Он просто переутомился.
Кресло Кайшо выплыло из люка и опустилось на дорогу. В ярком свете оранжевого солнца уже не казалось, будто ноги Кайшо светятся сами по себе – они просто были покрыты густым слоем мха, не таившего никакой угрозы.
– Ну что ж, – сказала Фестина, все еще рассматривая меня, – ты выглядишь просто превосходно для того, кто вчера умудрился отравиться. Ты готов лететь?
– Гм… – Я наклонился и прошептал: – Не против, если я возьму с собой кое-кого еще?
– Кого?
Я показал назад. Советница, Зилипулл и рабочие выстроились в ряд, чистые и сверкающие, за исключением Ниба, который до этого пытался нарисовать плакат «Счастливого пути» и его белые лапы были измазаны зеленой краской. Рабочий, что с него взять… Естественно, багаж тащил Зилипулл; большая часть пожитков улья висела на ремнях за его спиной, сложенная в деревянный ящик с надписью «Лук».
Фестина тяжело вздохнула.
– И сколько их будет?
– Пятеро.
Советница и остальные весело помахали нам – как усиками, так и лапками.
– Я же тебе говорила… – прошипела Кайшо подруге.
– Мне следовало догадаться, – ответила та. – Они нормальные?
– Проблем с ними не будет, – пообещал я.
– Я не об этом. – Фестина кивнула Кайшо. – Проверь их.
Кресло Кайшо скользнуло к пятерым мандазарам… и внезапно вся остальная толпа попятилась назад, освобождая пространство между собой и покрытыми мхом ногами женщины. Не знаю, дошли ли до них слухи о балроге, или они просто все одновременно решили, что им не нравится запах мха. Так или иначе, они прилагали все усилия к тому, чтобы держаться от него подальше; и, судя по выражениям их морд, Советница и остальные четверо тоже поджали бы хвосты, если бы не считали, что это может помешать им увидеть Троян.
– Что сейчас делает Кайшо? – шепотом спросил я у Фестины.
– Говорят, будто балрог может определить, является ли существо разумным – возможно, потенциальный убийца испускает некие психические волны, свидетельствующие о его неразумности. Слава богу, этот чертов мох – не лучший телепат, но иногда ему все же удается каким-то сверхъестественным образом проникнуть в чужой мозг.
«Нешуточное дело», – подумал я, вслух же произнес:
– Ты действительно считаешь, будто мандазары – опасные неразумные твари?
– Нет. – Фестина посмотрела на меня, словно извиняясь. – Но мы должны быть уверены, Эдвард, чтобы не разделить судьбу «Ивы».
– Значит, ты не доверяешь мандазарам, но доверяешь балрогу?
– В данном, конкретном случае я доверяю мнению балрога. Это не значит, что я доверяю ему вообще – этот моховой ублюдок вызывает у меня ужас. Но в нашем предстоящем полете на карту поставлена и жизнь самого балрога.
– Почему?
– Кайшо летит с нами на Троян. Если один из твоих мандазаров окажется неразумным и балрог солжет нам об этом, именно балрог погибнет, когда корабль пересечет границу. Мы же, люди, не пострадаем – Лига не станет обвинять нас в том, что нас ввело в заблуждение более высокоразвитое существо.
Фестина мрачно улыбнулась… и вдруг мне показалось, что, возможно, она надеется именно на то, что Лига вынесет свой приговор балрогу. Если нет другого способа избавиться от твари – если ее невозможно отодрать от носителя, – то, возможно, стоит попытаться создать ситуацию, в которой балрог погибнет, не причинив вреда человеку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51