– На этот раз вербовщики совершили убийство.
Вибриссы воина дернулись.
– Похищают мандазаров, убивать тоже могут.
– Нет. – Фестина покачала головой. – Похищения и промывка мозгов – отвратительное дело, но последствия хотя бы поправимы – стоит снова собрать всех в смешанных ульях, и они вернутся к прежнему сбалансированному образу жизни. Даже если бы это было не так, убийство – намного более серьезное преступление, чем все то, чем вербовщики занимались прежде. Убийство наверняка привлечет внимание Лиги Наций.
– Лига? – Голос Зилипулла был полон горечи. – Ничего, ничего, ничего они не делают.
Адмирал снова покачала головой.
– Они делают только одно, причем безупречно: не позволяют опасным формам жизни путешествовать от одной звездной системы к другой. Для наиболее высокоразвитых рас Лиги люди и мандазары – не более чем бактерии, на которые можно не обращать внимания, пока они не начинают доставлять неприятности вроде болезни. И даже в этом случае Лига не тратит силы на то, чтобы нас истребить, – она просто не дает нам распространяться.
Зилипулл собрался было продолжить спор, но я заставил его замолчать, приложив палец к его носу. Мне вовсе не хотелось, чтобы он поднимал шум в присутствии полицейских – те считали мандазаров нарушителями спокойствия, и ни к чему было это мнение подтверждать.
– Поверь мне, Лиге абсолютно наплевать на то, что низшие существа похищают друг друга и промывают друг другу мозги. – Адмирал, понизив голос, обращалась к Зилипуллу. – Высшие эшелоны Лиги слишком высокомерны, и их образ мысли чересчур чужд нам, так что будь уверен, их не беспокоят подобные мелочи. Однако убийство – это другое. Умышленное убийство разумного существа автоматически причисляет убийцу к неразумным – и если правительство не уделяет должного внимания контролю за неразумными тварями, оно тоже объявляется неразумным.
Она махнула рукой в сторону полицейских, сосредоточенно выковыривавших из земли окровавленные стрелки.
– Власти Целестии могли делать вид, что ничего не замечают, пока вербовщики просто порабощали местное население, но ни одно правительство не может игнорировать преднамеренное убийство. Лига этого не допустит. Если полиция не приложит всех усилий к тому, чтобы поймать убийцу, все обитатели Целестии могут быть объявлены неразумными – что означает прекращение любых связей с планетой до проведения соответствующих оздоровительных мер. И я имею в виду отнюдь не блокаду силами внеземного флота, который просто берет корабли под арест; Лига по-настоящему будет играть мускулами, уничтожая целые экипажи, пока смысл ее действий не дойдет до каждого.
Я кивнул.
– Так же, как они убили всех на «Иве».
– Что? – Фестина резко повернулась ко мне. – Что произошло на «Иве»?
Она заставила меня рассказать ей все – про вечеринку, королеву, нанитов, черный корабль, даже про то, как женщина в костюме адмирала умерла, целуя меня. Сейчас, когда полицейские осветили поляну, я увидел, что настоящая адмирал Рамос вовсе не похожа на нее и лишь в темноте мне казалось, будто я встретил привидение. Тем не менее я испытывал крайнее смущение, когда рассказывал о том поцелуе – словно я был одним из тех, кто использовал голографические костюмы, чтобы заниматься грязными делами в облике знаменитостей. Я заикался и извинялся, говоря, что поцелуй был не моей идеей, но его страстно хотела отчаявшаяся женщина-Адмирал остановила меня, подняв руку, и затем погладила меня по щеке.
– Все нормально, Эдвард. – Она улыбнулась. – К тому же ты такой симпатичный, что любой бы отдал жизнь ради того, чтобы поцеловать тебя хотя бы раз.
Гм… Наверняка ее последние слова были лишь шуткой.

***
Едва я успел закончить свой рассказ, как за моей спиной послышался свистящий звук. Я быстро повернулся, решив, что это, возможно, Ларри вернулся для нового захода; Фестина встала в боевую стойку. Даже Зилипулл щелкнул выставленными вперед клешнями.
Однако источником звука оказалась женщина в инвалидном кресле.
Конечно, обычные инвалидные кресла не издают подобного свиста, но у этого под сиденьем был вмонтирован маленький двигатель, способный приподнимать его на полметра над землей, так что оно могло лететь вдоль склона холма, не цепляясь за ветки и кусты. Медленно и плавно кресло приблизилось к нам; из-за отбрасываемых деревьями теней я не мог отчетливо видеть женщину – за исключением ее ног. Они светились тускло-красным, словно угли в костре, одна целиком до пояса, другая от ступни до колена. Свечение казалось туманным и расплывчатым; по мере того как кресло с женщиной приближалось ко мне, становилось видно, что ее кожа покрыта чем-то вроде толстого слоя светящегося мха.
Что это, новая мода – украшать собственные ноги красной плесенью? Или какое-то лекарство, которое восстанавливало повреждения, не позволявшие ей ходить?
Женщина вплыла на освещенное прожекторами пространство, но я все еще не мог разглядеть ее лица, скрытого под длинными прямыми волосами, словно она была настолько некрасива, что не хотела, чтобы на нее смотрели. Сами волосы отнюдь не были некрасивыми – ис-синя-черные с проседью. Одежда женщины тоже была черной с серебристыми пятнышками, плотно облегающей и без швов, словно кто-то обрызгал черной краской все ее тело от шеи и ниже, вплоть до самой границы светящегося красного мха, а потом, пока краска еще не высохла, осыпал серебристыми блестками, сверкавшими в звездном свете.
Вероятно, ее одежда была вовсе не из ткани, а представляла собой тонкий слой нанопокрытия, запрограммированного так, чтобы оно плотно прилегало к ее телу, при этом поддерживая то, что нужно было поддерживать, и обтягивая то, что нужно было обтягивать. Мой отец всегда носил его под одеждой, потому выглядел стройным и мускулистым.
Фестина сочла нужным сообщить нам:
– Это Кайшо, моя старая приятельница, которая работает моим осведомителем, но почему-то иногда забывает о том, кто ей платит. – Адмирал опустила руки, но на щеках у нее все еще играли желваки. – Ты что, с ума сошла? – спросила она женщину в кресле. – Разве я не приказала тебе оставаться там, где тебе ничего не угрожает?
– Дорогая моя Фестина, – шепотом ответила Кайшо, – приказам мы больше не подчиняемся. Балрогам это несвойственно. У нас было предчувствие, что тебе грозят неприятности…
– У тебя было предчувствие, но ты мне ничего не сказала?
– Нельзя говорить о предчувствиях, пока они не сбудутся. Иначе Мать Времен вырвет твой язык.
Зилипулл толкнул меня в бок.
– Сумасшедший хуман, – пробормотал он – с его точки зрения, достаточно тихо для того, чтобы женщина его не услышала.
– Неверно во всех отношениях, воин, – сказала Кайшо. – Не сумасшедший и не хуман. Почти не хуман. – Я заметил мелькнувшую под завесой длинных волос улыбку – в темноте блеснули белые зубы и столь же быстро исчезли. Вероятно, она мало что видела – волосы полностью закрыли лицо и глаза, – но у меня возникло ощущение, что ей это не очень-то и нужно.
– Кайшо не совсем обычный человек, – сочла нужным сообщить Фестина. – Двадцать пять лет назад, когда она была разведчиком, ей… гм… была оказана честь стать носителем высокоразвитой формы жизни.
– Если быть точным, – вмешалась Кайшо, – я просто наступила на то, на что наступать не следовало. Красный мох немедленно прожег подошвы моих ботинок и внедрился в обе мои ступни. – Она снова улыбнулась. – Я окрестила его балрогом, и с тех пор он держит меня мертвой хваткой. Можно даже сказать, он меня медленно пожирает.
Я сглотнул комок в горле.
– И врачи ничем не могут помочь?
– Нет, – ответила Фестина. – Если отделить балрога от тела носителя, он погибнет. А это недопустимо, потому что… в общем, этот мох разумен. И он стоит на несколько ступеней эволюционной лестницы выше как людей, так и мандазаров. Он обладает зачатками телепатических и телекинетических способностей и, возможно, даже умеет предвидеть будущее…
– О нет, – прошептала Кайшо, – мы избегаем заглядывать прямо под юбку Матери Времен. Но по сравнению с вашими расами мы и в самом деле куда лучше соображаем, каковы могут быть последствия наших действий.
Я посмотрел на нее… вернее, на густые черные волосы, закрывавшие ее лицо. Может быть, красный мох был и там – толстые красные хлопья, покрывавшие щеки, лоб, глаза, и именно поэтому она пользовалась волосами в качестве вуали? И не потому ли ее голос звучал подобно тихому шепоту, что мох распространился по ее горлу, окутав голосовые связки? Мне хотелось спросить ее, но я опасался, что от ответа меня вывернет наизнанку. Вместо этого я лишь сказал:
– Как этот самый мох может быть разумным, если он тебя пожирает? Разумные существа не причиняют вреда другим.
– Разумные существа не убивают других, – поправила Кайшо, – а балрог заботится о том, чтобы моей жизни ничто не угрожало. Я счастливо проживу отведенный мне срок, который, увы, составляет лишь еще восемнадцать лет, двадцать три дня, шесть часов и сорок две минуты. У меня неизлечимое заболевание печени. Или будет к тому времени. Или можно сказать, что я была больна с момента моего зачатия, и потребуется лишь сто тридцать лет для того, чтобы болезнь сделала свое дело.
– Ты наверняка это знаешь?
– Барлог знает, значит, и я тоже.
– Глупый хуман, – пробормотал Зилипулл, – верить паразиту.
– Паразиты бывают у других, – ответила Кайшо, – у меня же – весьма полезный симбионт. – Она тихо хихикнула. – Или, вернее, мы оба – друг у друга. Мы теперь – синтез человека и балрога. Еще не окончательный, но мы постепенно приближаемся к… объединению наших разумов.
– Жрет он тебя, – прорычал мандазар, – и портит твой мозг!
– Скорее, совершенствует.
Зилипулл пренебрежительно фыркнул.
– Слышал я ту же сказку от вербовщиков. «Счастье только мы вам принесем».
Кайшо пожала плечами.
– Я понимаю твою мысль. Если бы меня в свое время спросили: «Ты хочешь, чтобы чужеродный организм изменил для неких своих тайных целей твой разум и тело, медленно пожирая твою плоть?» – что ж, как бы соблазнительно это ни звучало, я, скорее всего, сказала бы «нет». Но теперь я такая, какая есть. Это моя личность. Даже если я никогда об этом не просила.
– Глупая личность.
– А разве у вас иначе? Ты считаешь, будто у тебя с мозгами все в порядке; но я разговаривала с воинами, которые живут в бараках, где нет представителей других каст, и они убеждены, что мозги промыли именно тебе. Им нравится объединяющий их боевой дух, они готовы всегда подчиняться приказам, не страдая от угрызений совести; и они заявляют, будто лишь из-за неестественного человеческого воспитания ты остался эгоистичным ребенком, вместо того чтобы превратиться в храброго и преданного воина. Конечно, ты с этим не согласишься. Для тебя чересчур ценна твоя нынешняя личность, и ты будешь сражаться с каждым из вербовщиков, который попытается сделать тебя другим. А как насчет тебя, моя дорогая Фестина? – продолжала Кайшо, повернувшись к адмиралу. – Ты никогда не скрывала, насколько ты презираешь Адмиралтейство за то, что они помешали тебе жить нормальной жизнью. Тебе методично вдалбливали в голову всю ту паранойю, которая требуется для исследования чужих планет, но, зная обо всем этом, тем не менее гордишься тем, что ты разведчик. Не странно ли это? Уверена, что в детстве ты ненавидела тех, кто лишал тебя права выбора, – я знаю, что так оно и было; но сейчас, когда ты, разведчик, это составляет самую суть твоей личности. Тебе никогда этого не хотелось, но теперь ты даже представить не можешь, что могла бы быть кем-то другим. – Она сделала паузу. – Так же, как и я.
Фестина отвернулась, пряча лицо. Даже мандазар оказался достаточно чутким для того, чтобы не смотреть на Фестину, пока она… впрочем, я тоже на нее не смотрел и не знал, плачет она или злится. Повисла напряженная тишина, которую в конце концов нарушил Зилипулл.
– А Тилу? – прорычал он. – Все в порядке с ним, с Тилу. Не промывал мозги никто, не портил разум никто.
Кайшо повернулась ко мне.
– Что скажешь, Тилу? – дразнящим шепотом спросила она. – Никто не копался у тебя в голове? Ты сам выбрал, кем быть, и никто тебя не заставлял?
Волосы скрывали ее лицо, но я мог представить, как блестят ее глаза, – словно она только что рассказала анекдот, понятный только нам двоим, и только она считала его смешным. Знала ли она, что я – ошибка генной инженерии с неполноценным мозгом? Могла ли она читать мои мысли и видеть мое прошлое? Или, может быть, она даже предвидела мое будущее?
Губы Кайшо приоткрылись, и мне на секунду показалось, будто она собирается ответить на мои незаданные вопросы. Свечение на ее ногах вспыхнуло ярче, словно некое предупреждение. Женщина покачала головой.
– Мать Времен говорит, что я не могу открыть чужую тайну.
Глава 17
ИЗУЧАЕМ СНАРЯЖЕНИЕ
Кайшо, развернув кресло, подплыла к адмиралу.
– Фестина, дорогая, – все так же шепотом сказала Кайшо, – если ты закончила плакать…
Адмирал тут же подняла голову – не похоже, что она плакала.
– Ну? – напряженно спросила она.
– Просто хочу сказать, что кое-что заметила в лесу. Или, возможно, балрог заметил – трудно сказать, где заканчиваюсь я и начинается балрог. Не уверена, что вообще помню, каково это – видеть обычными глазами.
Зилипулл дернул вибриссами, как это обычно делают мандазары, когда им что-то не по душе. Балрог явно был ему неприятен… и, возможно, Кайшо специально хотела ему досадить.
Фестина сохраняла невозмутимость.
– Что ты видела? – деловым тоном спросила она. Кайшо бросила многозначительный взгляд в сторону полицейских, все еще возившихся неподалеку.
– Лучше я просто покажу.
Слегка поколебавшись, Фестина кивнула.
– Ладно. Веди.

***
Полицейские не обратили никакого внимания на то, что мы направились к деревьям. Возможно, они даже рады были от нас избавиться – им легче было заниматься своим делом без посторонних глаз.
Кайшо медленно двигалась впереди в своем кресле. Я вдруг обнаружил, что смотрю на ее светящиеся ноги, безжизненные и бесполезные под слоем мха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51