Не зная, что делать, она, прижимая кота к себе, закрыла глаза и принялась тихонько напевать. В следующее мгновение рядом оказалась соскочившая с плеча МакГиннеса Саманта: она принялась гладить шелковистый мех своего друга. Хонор ощущала исходивший от нее страх, панический, как и у Нимица: кошка тянулась к нему изо всех сил, тщетно пытаясь преодолеть возникшую между ними преграду телепатической глухоты и немоты.
Впрочем, глухота и немота не были абсолютными. Хонор, слезы которой капали на пушистую шкурку, воспринимала эмоции обоих котов, и когда первая волна паники схлынула, она глубоко и прерывисто вздохнула. Коты тоже поняли, что Хонор с ними, и они воспринимают ее эмоции… а Саманта осознала, что Нимиц по-прежнему способен воспринимать ее мысли.
Природа телепатического общения древесных котов всегда являлась предметом оживленных дискуссий специалистов. Некоторые люди полагали, что коты – истинные телепаты, обменивающиеся мысленными образами вместо слов и фраз, другие же утверждали, будто они вовсе не «общаются» в человеческом смысле этого слова, а транслируют и воспринимают свободный поток чистых эмоций, настолько глубоких, что это позволяет эффективно заменить вербальное общение.
По мере изменения и углубления своей собственной эмпатической связи с Нимицем Хонор начала понимать, что в обоих утверждениях имелась доля истины. Ей никогда не удавалось встрять в мысленный «разговор» Нимица с другими котами, однако во время его контактов с представителями своего вида она не раз ощущала, что скользит по поверхности глубокого, тонкого слияния эмоций и мыслей. С тех пор как Нимиц и Саманта составили семейную пару, Хонор воспринимала их эмпатическую ауру яснее: они настолько слились друг с другом, что их в определенном смысле можно было считать единым существом с двумя телами. Поэтому у них почти не было нужды в обмене отдельными сформулированными мыслями. Наблюдения за тем, как они общались друг с другом и с представителями своего племени, заставило Хонор предположить, что древесные коты действительно обмениваются завершенными, логически сформулированными последовательностями образов, которые можно было бы описать как некий телепатический аналог вербальной коммуникации. Однако до последнего момента она понятия не имела о том, что они пользуются не одним, а несколькими каналами связи. Теперь она это знала, ибо Саманта по-прежнему могла воспринимать общее эмоциональное состояние Нимица… и ничего больше. Ранее существовавшая между ними сложная, насыщенная, полноценная связь оказалась, в связи с повреждением каких-то линий, урезанной более чем наполовину. Их разделило гнетущее, противоестественное молчание, и Хонор поймала себя на том, что всхлипывает, переживая горечь потери не менее сильно, чем шестилапые друзья.
– Как могли мы не заметить этого на Аиде? Почему за все прошедшее время мы так и не догадались…
В следующий момент она глубоко вздохнула: все стало на свои места. Причина заключалась в том, что ее связь с Нимицем имела эмпатическую природу, а телепатическими «каналами» они никогда не пользовались. Вот почему Нимиц не подозревал, что лишился этой части своих способностей до тех пор, пока не потянулся к своей подруге, которая ничего не услышала.
– Хонор? – тихонько окликнула ее мать, в тревоге опустившаяся на колени рядом с дочерью, – Что происходит? Что с ним?
– С ним… – Хонор резко вздохнула. – Это случилось в системе Барнетт, когда Корделия Рэнсом объявила о решении отправить меня в Ад. Нимица она приказала убить, так что терять нам было нечего Поэтому…
– Поэтому они напали на охранников Госбезопасности, – тихо продолжил за нее Лафолле.
Хонор только сейчас поняла, что он тоже опустился на колени рядом с ней. Он находился слева, со стороны слепого глаза, и ей пришлось повернуться, чтобы посмотреть Эндрю в глаза.
– Должно быть, миледи, причина именно в этом, – сказал он, встретившись взглядом со своим землевладельцем. – Ударив Нимица прикладом, тот ублюдок повредил ему не только кости.
– Да.
Хонор кивнула, не слишком удивившись тому, что Эндрю догадался об истинной причине трагедии. Она даже сквозь эмоциональный шквал, все еще прокатывавшийся сквозь сознания древесных котов, ощущала тревогу и смятение других людей. Ослабив объятия, Хонор дала Нимицу возможность выбраться из переноски. Он и Саманта уселись щека к щеке, урча так громко, что, казалось, вибрировали даже кости черепа. Кошка обвила своего друга длинным цепким хвостом, лаская передними и средними лапами. Нимиц сидел, неуклюже сгорбившись, как позволяли его плохо сросшиеся переломы.
– До сих пор никто не мог быть уверен в том, что древесные коты – истинные телепаты, – сказала Хонор в ответ на встревоженный взгляд матери. – Но они телепаты, и когда тот дегенерат ударил Нимица, он, видимо, повредил ему что-то… какой-то орган, позволяющий ему вступать в телепатический контакт. Поэтому Саманта его не слышит. Понимаешь, мама, не может его услышать!
– Не может слышать?
Хонор подняла голову. Над ней возвышался отец, держа по младенцу в каждой руке. Она кивнула, и Альфред, нахмурившись, продолжил:
– Судя по тому, как он сидит, удар приклада пришелся ему – куда? Почти точно в крестец?
– Думаю, чуть сзади и справа, милорд, – подал голос Лафолле. – С той стороны у него были сломаны и ребра. Фриц Монтойя мог бы рассказать подробнее, но насколько могу судить я, удар обрушился под углом примерно в семьдесят градусов. Может, чуть меньше.
Главный телохранитель говорил очень сосредоточенно, чувствуя, что врачом движет не праздное любопытство. Альфред медленно кивнул.
– Да, это самое логичное предположение… – пробормотал он себе под нос, напряженно размышляя и всматриваясь во что-то, понятное лишь ему одному.
Потом он покачал головой и, глядя вниз, на старшую дочь, сказал:
– Ученые веками гадали, какую роль выполняют нервные узлы, расположенные у древесных котов в районе каждого тазобедренного или плечевого пояса. Некоторые полагали, что это дополнительный, так сказать, «крестцовый» мозг. Узлы эти относительно велики и имеют сложную структуру: это отчасти объясняло необычайно высокий интеллект существ, имеющих столь малые массу тела и объем головного мозга. Однако многие высмеивали эту теорию, утверждая, что столь необычным ганглиям должны быть присущи столь же необычные функции. Структура нейронных сплетений была изучена самым тщательным образом, но точно определить их назначение так никому и не удалось. Правда, у этих умников не имелось такого сведущего консультанта, как ты, Хонор. Теперь, я думаю, функция по крайней мере одного из этих суперганглиев прояснилась.
– Ты хочешь сказать, что этот орган был его… телепатическим передатчиком?
– Похоже на то. Как я понял, ты сказала, что Саманта не может его услышать, а он ее слышит. Верно?
– Да. Во всяком случае, так мне кажется, – ответила Хонор после недолгого размышления. – Конечно, полной уверенности у меня нет. Просто, когда Нимиц понял, что не может услышать ее, я ощутила, что он…
– Отреагировал так, как отреагировал бы на его месте и я, – прервал ее отец. – И это вполне естественно. Я не раз задавался вопросом, что может случиться с телепатом, который неожиданно окажется отрезанным от своих собратьев и заточенным в тесном мире собственного сознания. Мы еще мало знаем о древесных котах, но одно несомненно: с самого рождения они живут внутри непрерывного потока мыслей и чувств других котов, а если рядом с ними оказываются люди, то и людей. Они, надо полагать, воспринимают его как нечто само собой разумеющееся; для них это так же естественно, как для нас дышать. А когда случается такое…
Альфред содрогнулся и покачал головой. Хонор молча кивнула, пораженная тем, как точно ее отец сумел описать взаимодействие умов и сердец, которого сам никогда в жизни не испытывал.
– Если я прав насчет природы его недуга, – продолжил врач, – то можно с уверенностью сказать, что он не первый древесный кот, которого постигло подобное несчастье. Бог знает скольким из них довелось получить схожие травмы и остаться в живых. Из чего следует: они знают, что такое может случиться с любым из них, и страх перед этим является у них одной из самых глубоко укоренившихся врожденных фобий. И когда Нимиц понял, что это случилось с ним…
Он снова покачал головой, вздохнул и, прислушиваясь к ласковому урчанию Саманты, посмотрел на двух древесных котов с печалью и состраданием.
– Можем мы что-нибудь сделать? – спросила Хонор.
Неожиданная требовательность, прозвучавшая в ее голосе, удивила Лафолле, но спустя несколько мгновений он вспомнил, что Альфред Харрингтон был одним из четырех или пяти лучших нейрохирургов всего Звездного Королевства. В данном случае не дочь просила утешения у отца, а женщина, которой этот врач в свое время восстановил жизнеспособность лицевых нервов и вживил кибернетический глаз, ожидала, что в его докторском чемоданчике найдется еще одно чудо.
– Не знаю, дорогая, – честно ответил ей отец. – Пока не знаю. Пожалуй, благодаря роли, какую играет Нимиц в жизни нашей семьи, я читал в научных журналах больше статей, посвященных древесным котам, чем большинство других нейрохирургов, но все же моя специализация – это нервная система человека. Другие формы жизни Сфинкса всегда изучались ветеринарами, а ветеринария – совсем другая наука. К тому же между нервными системами людей и древесных котов существует множество различий. Выправить кости и суставы, разумеется, не составит труда, но вот по части нервных узлов… я просто не представляю себе, с чего начать.
Живая половина лица Хонор застыла в испуге и Альфред торопливо покачал головой.
– Дочка, это ничего не значит! Я не из тех врачей которые бросают слова на ветер, и я просто действительно не знаю еще, с какой стороны подступиться к этой проблеме. Но я обещаю – обещаю тебе, Нимицу и Саманте, – что если существует хоть какая-то возможность вылечить его, я, черт возьми, эту возможность найду!
Несколько мгновений Хонор неотрывно смотрела ему в глаза, а потом напряжение спало, и плечи ее слегка расслабились. В области медицины она привыкла всецело полагаться на родителей: их достижения были настолько грандиозны, что не доверять им было бы просто глупо. Если отец говорит, что способ исцелить Нимица может быть найден, значит, так оно и есть, ибо ее отец не имел обыкновения лгать кому бы то ни было ради утешения. Кроме того, она не могла припомнить случая, чтобы он не выполнил своего обещания. Стало быть, будет выполнено и это…
– Спасибо, папочка, – прошептала Хонор и почувствовала, как ее вновь обняли материнские руки.

Глава 4

– Мать вашу, я в это не верю! – злобно рявкнула Эстер МакКвин, и многие из сидящих за столом вздрогнули. Не потому, что боялись адмирала МакКвин (хотя кое-кто и побаивался), но потому, что ни один человек в здравом уме не позволил бы себе подобных выражений в присутствии Роба Пьера и Оскара Сен-Жюста.
Пьер почувствовал, как его губы непроизвольно скривились в усмешке. За столом, включая его самого и Сен-Жюста, сидели девять человек – подлинная политическая верхушка Народной Республики. За восемь с лишним стандартных лет своего существования Комитет общественного спасения сократился до двадцати шести членов, что составляло меньше трети первоначального состава. Однако уменьшение численности Комитета на семьдесят процентов отражало лишь арифметический аспект проблемы. Чистки, фракционная борьба и прочие пертурбации обновили состав Комитета почти целиком. Из восьмидесяти семи членов, вошедших в Комитет изначально, кроме самого Пьера и Сен-Жюста, свои посты сохранили Анжела Дауни и Анри Дюпре, причем эти двое были настолько запуганы, что и помыслить не могли о самостоятельной политике. Из двадцати шести нынешних членов Комитета принимать в расчет стоило лишь тех девятерых, которые сидели сейчас за столом. Правда, по мнению Пьера, шестеро из них уже натерпелись такого страха, что едва ли рискнули бы вздохнуть без его (вернее, его и Оскара) дозволения. На сегодняшний день Председатель был уверен, что про заговоры и перевороты они забыли навсегда, однако, добиваясь этой цели, он вовсе не предполагал, что в случае кризиса трусость сподвижников сделает их совершенно бесполезными.
К счастью – или к сожалению, как посмотреть, – МакКвин это не касалось.
– Эстер, я понимаю твое… волнение, – сказал Пьер, выдержав паузу, и с многозначительным подтекстом добавил: – Я и сам не в восторге от случившегося. Увы, наши предпочтения веса не имеют – что произошло, то произошло.
– Но… – начала было возражать МакКвин, однако, спохватившись, взяла себя в руки и замолчала.
Судя по трепетанию ноздрей, это стоило ей немалых усилий.
– Вы правы, гражданин Председатель, – продолжила Эстер после короткого молчания уже совсем другим тоном. – Я должна попросить прощения: как ни поразительны новости, они не могут служить оправданием несдержанности. Но в главном я придерживаюсь прежней позиции. Хотя время для обвинений наступит позже, – тут ее взгляд скользнул по двоим из присутствующих, и Секретарь Комитета открытой информации Леонард Бордман обмяк и сник, – непосредственные последствия будут катастрофическими… да и то, если нам повезет. А если не повезет…
Не закончив фразы, она покачала головой, и Пьер с сожалением признал, что полностью согласен с ее точкой зрения.
– Боюсь, что ты совершенно права, – сказал он и в свою очередь покачал головой.
Джоанна Гуэртес, старший репортер и ведущая программы Межзвездных Новостей, аккредитованная в Народной Республике, напрямую связалась с Бордманом, пытаясь получить от него какие-либо комментарии по поводу невероятных сообщений, распространяемых средствами массовой информации Мантикорского Альянса. Хорошо еще, что Бордману достало ума категорически отказаться от комментариев, а потом, вместо того чтобы трястись и гадать, чем это может обернуться лично для него, он немедленно связался с Сен-Жюстом, который, слава богу, тоже не пытался приукрасить ситуацию в глазах Пьера, выгородить себя и подыскать козлов отпущения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88