Стоявшая рядом с ним Миранда Лафолле держа на руках кота по имени Фаррагут светилась радостью при виде нежданно воскресших из небытия своего землевладельца и своего брата. А замерший справа от Альфреда сероглазый мужчина с редеющими песочными волосами, казалось, не верил своим глазам. Хонор ощутила, как радость начинает заполнять душу Джеймса МакГиннеса, вытесняя не покидавший его до последнего мгновения страх – страх перед тем, что весть о ее спасении может оказаться ошибкой. А его радость в свою очередь, перекрыло буйное ликование сидевшей на его плече пятнистой древесной кошки Саманты увидевшей своего супруга.
Против такого шквала эмоций Хонор была совершенно беззащитна.
«Бенджамин устроил все это специально, – отстраненно подумала она, уже не пытаясь сдержать слезы. – Он знает о моей связи с Нимицем и позаботился о том, чтобы я могла встретиться с ними в отсутствие посторонних».
Но уже в следующее мгновение для мыслей не осталось места. Во всяком случае, для связных. Ей было пятьдесят четыре стандартных года, но возраст куда-то испарился, когда она, отступив от Бенджамина Мэйхью, сквозь пелену слез протянула руку матери.
– Мама… – пролепетала она, ощущая на губах привкус соли. – Папа… Я…
Голос отказал ей, но и это не имело значения. Все на свете потеряло какое-либо значение, когда отец подошел к ней и заключил в могучие, как положено уроженцу Сфинкса, но бесконечно нежные объятия. Он прижался лицом к ее волосам, и форменная фуражка свалилась на пол. Спустя мгновение рядом оказалась и мать: теперь Альфред держал в кольце рук их обеих. На какой-то момент Хонор Харрингтон перестала быть землевладельцем, леди и флотским офицером: она была просто их дочуркой, пропавшей и каким-то невероятным, непостижимым чудом возвращенной им.
Долго ли они простояли так, молча, прижимаясь друг к другу, она так и не поняла. Некоторые моменты слишком важны и насыщены чувствами, чтобы дробить их на минуты или секунды, и сейчас имел место именно такой случай. Остановившееся мгновение длилось ровно столько, сколько оно должно было длиться; лишь ощутив, что слезы перестали струиться по ее щекам, Хонор глубоко вздохнула, чуть отстранилась и, глядя сквозь туманную пелену на лицо отца, сказала:
– Я дома.
– Знаю, детка, – кивнул он. Голос его был сиплым и усталым, но глаза сияли. – Знаю…
– Мы знаем, – добавила Алисон.
Хонор не удержалась от смешка, когда ее матушка достала крохотный носовой платок и, подобно всем матерям всех времен и народов, принялась утирать дочке лицо. Учитывая, что росточком она была дочери едва по грудь, зрелище могло бы выглядеть потешным, но сейчас это никого не смущало.
– Говард, – тихо сказала Хонор, взглянув над головой матери на Клинкскейлса.
Регент сдержанно поклонился, но она, увидев его слезы и ощутив его радость, быстро протянула руку. Заморгав, старик пожал ее – пожатие, несмотря на возраст, оказалось крепким, – после чего прерывисто вздохнул и встряхнулся.
– Добро пожаловать домой, миледи, – сказал он. – Вашему лену и вашему народу вас страшно недоставало.
– Я вернулась, как только смогла, – ответила Хонор, стараясь говорить непринужденно. – К сожалению, нас задержали некоторые непредвиденные обстоятельства, но, как выяснилось, нет таких преград, с которыми не справились бы Харкнесс и Карсон.
Услышав свое имя, энсин Клинкскейлс подошел поближе, и Говард радостно заключил своего рослого как башня, племянника в крепкие родственные объятия. Для грейсонца Говард Клинкскейлс был человеком высокого роста и внушительного телосложения, однако рядом с племянником выглядел примерно так же, как Алисон рядом со своей дочерью. Хонор непроизвольно прыснула и покрепче обняла мать.
В следующее мгновение ее внимание привлекла странная деталь. Поначалу, в пылу радостных эмоций, она не обратила внимания на то, что и отец, и мать – оба – держали на спине что-то вроде переноски в которой сама она носила Нимица. Но зачем им…
Спустя секунду ее отец чуть повернулся, чтобы уступить место МакГиннесу и Миранде, и глаза Хонор расширились. Рюкзачок на его спине предназначался вовсе не для древесного кота. Это была…
– Нечего так таращиться, дорогая, – решительно объявила Алисон, поворачивая голову старшей дочери, чтобы вытереть левую половину ее лица.
Хонор непроизвольно повиновалась: она была поражена до такой степени, что на время вообще утратила способность к каким-либо самостоятельным действиям.
– Право же, – говорила мать, качая головой, – глядя на тебя, можно подумать, будто ты отроду не видала младенцев. А ведь видела, и не раз.
– Но… но…
Хонор повернула голову, вгляделась в сонные темные глазенки и, сглотнув, снова обернулась к матери. Воспользовавшись преимуществом своего роста, она через голову Алисон заглянула в ее рюкзачок, но там темных глазенок не увидела – по той простой причине, что они были закрыты: младенец, хмуро наморщив крохотное личико, крепко спал.
– Право же, Хонор, чему тут удивляться, – повторила Алисон. – Ты же знаешь, что мы с твоим отцом реципиенты пролонга.
– Знаю, но…
– Дочурка, ну что ты заладила «но» да «но», – сказала Алисон, еще раз ласково погладила дочь по щеке, отступила на шаг и, полюбовавшись делом своих рук, спрятала промокший от слез платок. И перешла в атаку.
– На самом деле это твоя вина, – заявила мать дочери. – Поскольку ты так и не удосужилась произвести на свет наследника, то бедному лорду Клинкскейлсу, когда его попытались сделать землевладельцем Харрингтона, волей-неволей пришлось искать выход из положения.
Она покачала головой, а регент смущенно улыбнулся.
– Ты хочешь сказать…
Хонор осеклась, встряхнулась и мысленно пообещала себе отыскать Хэмиша Александера и убить его голыми руками. Пусть даже одной рукой, поправилась она, вспоминая его лукавое веселье и туманные намеки на грейсонские «осложнения». За столь низкое коварство с ним следовало рассчитаться, не дожидаясь, пока ей наладят протез. Вылетев сегодня на курьерской яхте через узел, она могла бы по дороге наведаться на борт «Харрингтон», свернуть шею еще одному интригану – Иуде Янакову – и через четыре дня оказаться у звезды Тревора, чтобы…
Глубоко и медленно вздохнув, Хонор взглянула на мать.
– Выходит, я уже не единственный ваш ребенок?
– Слава тебе господи, дошло наконец, – пробормотала Алисон с лукавой улыбкой, после чего сняла рюкзачок с плеч и взяла спеленатого младенца на руки.
В тот же миг лукавство на ее лице уступило место бесконечной нежности.
– Это Вера Кэтрин Хонор Стефания Миранда Харрингтон, – ласково сказала она. – Я понимаю, что имя у малышки пока длиннее ее самой, но это тоже твоя вина. На данный момент – пока ты не подаришь нам внуков – этот маленький сверток с длинным именем является твоей наследницей. Точнее сказать, юридически именно она является «Землевладельцем Харрингтон» и будет оставаться ею, пока Ключи не разберутся с твоим чудесным возвращением. А поскольку она, как ни крути, «землевладелец», нам еще повезло, что мы ухитрились обойтись всего пятью именами. Еще несколько часов назад предполагалось, что по достижении совершеннолетия и обретении Ключа она изберет своим тронным именем «Хонор Вторая». К счастью… – Губы Алисон дрогнули, но она прокашлялась и решительно повторила: – К счастью, ей придется заниматься этим вопросом далеко не так скоро, как мы боялись.
– А здесь, – сказал Альфред, высвобождаясь из ремней своего рюкзачка, – младшенький близнец той высокородной особы, Джеймс Эндрю Бенджамин Харрингтон. Заметь, он получил на два имени меньше, воспользовавшись привилегией мужской части населения этой, последней в Галактике, планеты, где сохранился патриархат. И заметь, мы не преминули подольститься к здешнему монарху, назвав бедного ребенка и его именем тоже.
– Понятно, – отозвалась Хонор, со смехом поглаживая атласную щечку малыша.
Искоса взглянув на Бенджамина Мэйхью и заметив его счастливую, чуть ли не собственническую улыбку, она решила, что родители сошлись с правящим семейством даже ближе, чем можно было надеяться.
– Они прелестны, мама! – тихонько сказала Хонор. – Если можно так выразиться, вы с папой отлично справились…
– Ты находишь? – рассудительным тоном отозвалась Алисон, склонив голову набок. – Может, и так, но я бы предпочла, чтоб они сразу пошли в школу. – С видом глубокой задумчивости, который, впрочем, не ввел в заблуждение никого из присутствующих, она покачала головой и со вздохом добавила: – Боюсь, я уже успела забыть, скольких забот и хлопот требует младенец.
– О, конечно, миледи! – донеслось веселое восклицание.
Повернувшись, Хонор увидела Миранду Лафолле в объятиях брата. В обычных обстоятельствах со стороны майора это считалось бы вопиющим нарушением служебной дисциплины, но сегодняшние обстоятельства обычными не были.
Заметив вопросительное выражение лица Хонор, Миранда снова рассмеялась и пояснила:
– Часть «забот и хлопот» связана с тем, что она упорствовала в желании выносить обоих естественным путем, хотя пролонг продлевает нормальный срок беременности на два с половиной месяца. Ну а другая часть тех же «забот и хлопот» объясняется категорическим отказом миледи передать малюток на попечение постоянной няни. Если ваши родители и способны хоть ненадолго оторваться от своих малышей, то только ради посещения клиники, которая тоже в своем роде их дитя. Конечно, подданные нашего лена уже привыкли видеть двух лучших врачей планеты, совершающих медицинский обход с грудными малышами за спиной, но все-таки…
Она пожала плечами, и Хонор рассмеялась.
– Так ведь мама с Беовульфа, Миранда, а они там, как я слышала, все немножко тронутые: их от детей не оторвешь. Впрочем, – добавила она, глядя на своих крохотных братишку с сестренкой, – теперь я, кажется, начинаю их понимать. В конце концов, это самые чудесные малыши во всей освоенной Вселенной.
– Ты правда так думаешь? – спросила мать.
– Честное слово! – заверила ее Хонор. – Конечно, мое суждение могут счесть предвзятым, но все равно это правда.
– Приятно слышать, – промурлыкала Алисон, – Особенно с учетом того, что, если меня не обманывает обоняние, Вера Кэтрин Хонор Стефания Миранда только что продемонстрировала, как эффективно работают некоторые ее органы. И чтобы вознаградить тебя за искреннее восхищение ее красотой, я могу позволить тебе ее перепеленать.
– Я бы с удовольствием, мама, но, боюсь, для такого дела требуются две руки. А я на данный момент располагаю всего одной.
– Некоторые люди готовы на что угодно, лишь бы отвертеться от полезной работы, – шутливо проворчала Алисон, скрывая чувства, которые испытывала при виде обрубка руки дочери.
– О, чтобы отмазаться от работы, я с удовольствием обошлась бы более простыми средствами, – со смехом сказала Хонор, глядя на подошедшего МакГиннеса, на плече которого восседала Саманта. – Мак всегда меня бессовестно баловал: уверена, он вызвался бы менять за меня пеленки, даже будь у меня все руки на месте. Правда, Мак?
– Не уверен, что это входит в служебные обязанности стюарда, миледи, – отозвался МакГиннес почти ровным тоном, хотя глаза его были мокрыми, а улыбавшиеся губы подрагивали.
– Неужели? – сказала Хонор с теплой улыбкой обнимая верного стюарда. Задержавшись на мгновение она несколько отстранилась, заглянула ему в глаза и сказала: – Ну что ж, в таком случае тебе придется стать «дядюшкой Маком». Всем известно, что дядюшки и тетушки существуют для того, чтобы баловать племянников и племянниц, не внося конструктивного вклада в их воспитание.
– Какая интересная мысль, – заметил Альфред. – Хотелось бы еще узнать, каково в таком случае предназначение старшей сестры?
– Ну, это зависит от того, насколько она старше, – ответила Хонор. – В данном случае я ду…
Она оборвала фразу так резко, что мать, встревожившись, отвлеклась от Веры. Улыбка Хонор истаяла без следа, а взгляд единственного глаза вонзился в сидевшую на плече стюарда древесную кошку.
Саманта, прижав уши и приподнявшись, неотрывно смотрела на Нимица, который на глазах Алисон съежился в своей переноске, словно от испуга или удара. На какое-то мгновение ей показалось, будто он чем-то рассердил Саманту, но только на мгновение. Ибо почти тотчас она разглядела в его глазах то, чего никак не ожидала увидеть.
Ужас. Панический, неодолимый ужас.
МакГиннес и Эндрю Лафолле, тоже встревожившиеся, когда Хонор неожиданно умолкла, при виде Нимица побледнели. В отличие от Алисон они видели его таким раньше, в адмиральских покоях корабля Грейсонского космофлота «Грозный», когда его подсознанием, восприимчивым к телепатическим образам, овладели ночные кошмары Хонор. Оба, не сговариваясь, шагнули к коту, но Хонор с поразительной для однорукой женщины быстротой уже успела освободиться от лямок, перебросила переноску на грудь, опустилась на колени и, закрыв глаза, прижалась щекой к его голове, вбирая в себя охвативший Нимица ужас.
«Мне следовало почувствовать это раньше, – подсказал ей участок сознания, оставшийся незатронутым этим страхом. – Следовало сообразить в тот самый миг, когда мы увидели Саманту… но он еще сам ничего не понимал. Боже мой, как мы могли это упустить?»
Кот вдруг попытался вырваться из ее объятий – то ли в безумной попытке убежать и спрятаться неизвестно куда, то ли в отчаянном стремлении добраться до Саманты и хотя бы коснуться ее, если уж телепатический контакт невозможен. Но Хонор удержала его, и спустя несколько мгновений паника сменилась мрачным унынием. Нимиц обмяк, прижался мордочкой к щеке своего человека и издал жалобный стон, от которого защемило сердце.
«Этот чертов приклад, – подумала она, целуя кота между ушей. – Проклятый удар! Боже мой, что же с ним случилось?»
Ответа не было, но она поняла, что удар прикладом, раздробивший Нимицу средний крестец, искалечил его не только физически, но и нарушил телепатические способности. Это открытие оказалось тем ужаснее, что и Нимиц, и Хонор не были к этому подготовлены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88