Столь же мощная, как лобовая стена, прикрывавшая «Шрайк» при входе в зону поражения энергетическим оружием, кормовая защита «Феррета» защищала его кормовую горловину клина. Энергетические характеристики и физическая природа клина не позволяли поставить оба щита одновременно: прикрывать можно было либо нос, либо корму, однако само это «или-или» обеспечивало каждому командиру «Феррета» большую свободу маневра.
Роден и Больгео предложили оснастить таким же генератором «Шрайк-Б». Правда, эта (заманчивая сама по себе) идея уже была отвергнута конструкторами по причине отсутствия на борту ЛАКов свободного места, однако у Родена с Больгео имелись на этот счет свои соображения. Оба они были родом из Перекрестка Свободы на Грифоне, и пока Больгео не завербовался на флот (это случилось за десять лет до поступления Родена в Академию), он и старший брат Родена большую часть времени проводили в мастерской отца Больгео. Будучи прирожденным изобретателем и классным специалистом по части космических железяк, Больгео задался следующим вопросом: если генератор невозможно впихнуть внутрь, то почему бы не попробовать пристроить его снаружи?
Тремэйну оставалось только дивиться тому, что у подчиненных Родена нашлось время обдумать эту неожиданную идею. Уже было замечено, что новые подразделения ЛАКов, как магнит, притягивают к себе оригинальные личности (себя Скотти к таковым по природной скромности не причислял), но экипаж «Головореза» выделялся даже на общем, весьма колоритном фоне. Упомянутый уже бортинженер Больгео имел богатый послужной список, вполне сравнимый с достижениями Харкнесса в ранний, авантюрный период службы. Рулевой Марк Польк не только имел репутацию пилота-лихача, но и был в свое время понижен в звании в связи с неким инцидентом, в котором, помимо названного пилота, были замешаны адмиральский бот, две юные особы сомнительной добродетели и ящик с отменным Адрианским виски. Младший лейтенант Керри Гилли, юный годами старый греховодник, был вторым участником той самой, достопамятной прогулки. О двух закадычных приятелях-ветеранах – электронщике старшине Сэме Смите и связисте старшине Гэри Шелтоне (один прослужил тридцать шесть лет, а другой чуть поменьше) – поговаривали, будто в свое время они оказали немалую услугу Управлению материально-технического снабжения по части избавления флота от завалявшейся на складах лишней электроники. Правда, начальство понятия не имело о том, что реализованные предприимчивыми мастерами запчасти и детали являются лишними, но лишь потому, что Смит и Шелтон не хотели беспокоить отцов-командиров и утомлять их бессмысленной бумажной волокитой. Равно как и отягощать их карманы полученной выручкой.
В сравнении с этой развеселой компанией остальные члены экипажа «Головореза» – офицер сенсоров младший лейтенант Оливия Цукор и старпом лейтенант Кириос Штейнбах – выглядели просто паиньками. В их послужном списке не было никаких взысканий, хотя долго ли продлится такое положение – учитывая, с кем они теперь повелись, – оставалось только гадать. Старшина третьей статьи Люк Тиль, помощник инженера, по молодости лет еще не был испорчен, но, судя по щенячьему восторгу, с которым он смотрел на своего наставника Больгео, юноша твердо вознамерился учиться не только профессиональным навыкам. Что же до тактика, лейтенанта Джо Бакли, все сходились на том, что показное простодушие этого блестящего специалиста вряд ли отражает его истинную суть. В конце концов, неспроста же его назначили на «Головорез».
Тремэйн не мог не признать, что Родену удалось собрать настоящую команду «сорвиголов» – именно о таких говорила в свое время капитан Армон. На всех испытаниях «Головорез» показывал прекрасные результаты, прочно удерживая первое место в крыле, а если экипаж порой и бравировал, то, по правде сказать, имел на это право. Правда, присущая этому экипажу слаженность в работе многих удивляла. Просто невозможно было представить, что «сорвиголовы» тратят время на тренировки, отрываясь от любимых занятий. Все знали, на борту «Головореза» постоянно режутся в карты, ведь даже само название ЛАКа Родена означало еще и древнюю разновидность игры в покер. Однако идея наружного размещения генератора впервые пришла в забубённые головушки самых азартных игроков, Больгео и Полька.
Впрочем, идея эта поначалу казалась столь сумасбродной, что если ее и можно было от кого-то ждать, то как раз от этой непутевой парочки. Трудно было предположить, чтобы подобная ересь возникла в отягощенных догмами умах сотрудников Бюро кораблестроения.
Генераторы гравистен были слишком уязвимыми и слишком дорогостоящими устройствами, чтобы кому бы то ни было пришло в голову оставить их без прикрытия. Эти приборы старались монтировать в наиболее защищенном месте, под прикрытием бортовой брони, ибо случайное попадание в хрупкое изделие автоматически оставило бы корабль без защиты. Это автоматически означало, что генератор следует размещать внутри бронированного корпуса. До Полька, Больгео и Родена никто не удостоил вниманием тот факт, что корпуса ЛАКов бронированными попросту не были. Покрывать броней кораблик, слишком легкий, чтобы выдержать серьезный удар, не имело смысла: это лишь ухудшило бы его маневренность и снизило скорость. Но коль скоро брони, под которую обычно прятали генератор, «Шрайк» не имел, то и оснований запихивать упомянутый узел внутрь вроде бы тоже не было.
Харкнесс с Тремэйном, обдумав это предложение, нашли его интересным. Конечно, следовало решить проблему интерференции с кормовыми бета-узлами, но самой сложной обещала стать проблема энергообеспечения. При всей фантастической производительности новых ядерных реакторов они не могли вырабатывать энергию, достаточную, чтобы обеспечить в разгар боя потребности в энергии всех узлов «Шрайка», или «Шрайка-Б», с его гразером, равным по потребляемой мощности гразеру линейного крейсера. И энергетическое оружие, и гравистены подпитывались от массивных сверхпроводниковых конденсаторов, и одной из задач бортинженера было следить, чтобы выработанная реактором и не использованная немедленно для других целей энергия шла на подзарядку этих конденсаторов. Добавление к общему числу энергоемких устройств еще и генератора кормовой стены требовало либо запитать его от одного из уже имеющихся колец конденсаторов (и смирится с угрозой исчерпания его заряда в тот самый момент, когда он потребуется для основного потребителя), либо установить дополнительное, причем поскольку корпус был уже нашпигован оборудованием под завязку, размещать его тоже пришлось бы снаружи.
– Они и правда считают проблему интерференции и деформации клина решенной? – спросил наконец Тремэйн Харкнесса.
– Тим говорит – да, – ответил уоррент-офицер, пожав плечами. – А уж он на этом деле собаку съел. Коммандер Роден, тот больше по части теории и, понятное дело, берет энтузиазмом, ну а Тим, он практик. И в своих разработках не сомневается.
Тремэйн хмыкнул и снова потер нос.
– Ну, а как с питанием?
– Они предлагают приладить два отвода, один к гразерному кольцу, а другой к кольцу носовой стены. Это позволит в случае необходимости откачать энергию от одного из узлов, распределить нагрузку и, таким образом, не перегрузить критически ни один из них.
– Или перегрузить разом оба, – указал Тремэйн.
– Может и так случиться, – кивнул Харкнесс и пожал плечами. – Но, с другой стороны, шкип, если они окажутся в таком дерьме, что им придется опустошить оба конденсатора чтобы прикрыть свою задницу, то энергия для наступательных действий им уже не понадобится.
– Да, старшина, мысль верная, – согласился Тремэйн. – Найдите Больгео, и пусть он тащит ко мне Родена и Полька. Хочу поговорить со всей троицей лично, а потом, наверное, напишу докладную на имя капитана Адиб и адмирала Трумэн. А вам с Больгео тем временем разрешаю начать монтировать опытный образец, используя внутренние ресурсы крыла.
– Уже неплохо, – ухмыльнулся Харкнесс. – Должен признаться, сэр, что больше всего в нашей работе я люблю всякую машинерию. Флот позволяет таким ребятам, как я, вдоволь играть чудесными игрушками, да еще и платит за это. Лучше не бывает, шкип.
– Если вам нравится, то и мне нравится, старшина, – искренне заверил Харкнесса Тремэйн. – Играйте, только не заигрывайтесь. Идея только на словах кажется простой, а сделать это чудовище в железе будет не так-то легко. И если то, что вы склепаете, не заработает, мне предстоит объяснять строгим ребятам из отдела материально-технического снабжения, на что я угробил дорогостоящие детали.
– Не беспокойтесь, сэр, уж если я что-то к чему-то присобачу, то оно у меня непременно зафурычит. А нет, так я отберу у Больгео колоду и не отдам, пока он все не наладит.

Глава 25

– И все это тянется уже не первый месяц, – ворчала на экране стройная смуглая женщина. – Нам до сих пор приходится расхлебывать последствия налета на Занзибар. Только вчера посол халифа встретился с дамой Элейн и снова настаивал на «уточнении» статуса усиленного пикета. На самом деле он выжимает из нее клятву на крови в том, что пикет останется в системе навсегда. Но не в компетенции леди Элейн решать такие вопросы: им следовало связаться напрямую с графом, а не с человеком, занимающим должность заместителя министра. Более того, даже будь у нее полномочия делать политические заявления, герцог ясно дал понять всем в Альянсе, что решения такого рода есть прерогатива военных, так что послу Макарему следовало бы направлять своих атташе не к нам, а в Адмиралтейство.
Контр-адмирал Грейсонского флота Аристид Трикупис (всего три года назад имевший звание капитана второго ранга КФМ) откинулся на кушетке адмиральской каюты корабля Грейсонского космофлота «Исайя Макензи», флагмана Шестьдесят второго дивизиона, и, наслаждаясь бесстыдной роскошью, пошевелил пальцами босых ног. Проектор демонстрировал голографическое письмо его жены, Мирдулы Трикупис, старшего клерка департамента иностранных дел.
– А потом, – с негодованием на лице продолжала она, – некоторые лица – называть имена я пока не стану – стали выпытывать у нас информацию о приватных каналах связи между графом и грейсонцами, причем позволяли себе намеки на негативные последствия, которые обрушатся на постоянный штат министерства при следующей смене правительства, если мы не пойдем навстречу их требованиям. Клянусь, Аристид! – воскликнул Мирдула с неподдельным гневом, – мне хочется выбежать на улицу и разорвать первых трех встречных политиканов на части! Голыми руками!
Услышав эти слова, Трикупис покатился со смеху. И вовсе не потому, что не разделял праведное негодование своей дражайшей половины, вызванное «неназванными лицами», – скорее всего, по его догадке, представителями Высокого Хребта, Декро или графини Нового Киева. Причина заключалась в том, что сам Аристид, в отличие от большинства мантикорцев на грейсонской службе, вовсе не выделялся среди своих грейсонских товарищей высоким ростом, однако Мирдулу, при своих несчастных ста семидесяти, превосходил на целых четырнадцать сантиметров. Неудивительно, что, представив себе это миниатюрное милое создание удушающим политиканов (желательно, по одной штуке в каждой руке), он нашел зрелище весьма забавным.
Строго говоря, Мирдула не имела права делиться такого рода сведениями с кем-либо за пределами своего ведомства, но она пользовалась надежным кодом и пересылала свои письма исключительно с флотскими курьерами. Кроме того, три предвоенных года Аристид провел на Хевене в качестве военного атташе, и его допуск по линии внешней разведки и МИДа оставался в силе.
– Право же, – продолжала Мирдула уже не столь яростно, – не представляю, как граф со всем этим справляется… Мы, конечно, отводим часть неприятностей на себя… И он, конечно, привык ко всему… И как настоящий дипломат будет улыбаться даже тем, кого с удовольствием пристрелил бы… Что ни говори, а если ты приходишься королеве родным дядей, тебя, наверно, с детства осаждают жалобщики и просители. Но это место – настоящий сумасшедший дом, а граф с лордом Александером – все время на острие атаки.
Трикупис хмыкнул: выводы, сделанные им из наблюдений жены, не радовали. Разумеется, отправившись на Грейсон, он выпал из главного потока политической жизни Звездного Королевства, однако догадки Мирдулы, дотошное изучение новостей и аналитические сводки, доводившиеся разведкой ГКФ до всех флаг-офицеров, позволяли ему быть в курсе основных тенденций. Иные из них Аристиду вовсе не нравились.
В период работы с департаментом иностранных дел Трикупису довелось встречаться с графиней Нового Киева, и он вынес из этих встреч не лучшие впечатления. Признавая, что в своих убеждениях она искренна и честна не меньше, чем многие центристы или лоялисты, Аристид отметил для себя ее непоколебимую веру в собственную непогрешимость. Разумеется, ее взгляды были ему совершенно чужды, и это могло сделать предвзятым его отношение к графине Марице, без преувеличений незаурядной женщине, однако слишком уж походила она на служителей инквизиции Старой Земли. Тех самых, которые преследовали своих жертв, объявляли их ведьмами, под пытками добивались признаний, а потом сжигали заживо… и все это с единственной, благой целью – избавить души несчастных грешниц от вечных мучений. Графине были присущи тот же фанатизм и твердая решимость сделать народ счастливым, желает он того или нет.
Наступление хевов способствовало росту популярности графини Марицы среди избирателей – не по причине каких-то ее мудрых действий, но единственно из-за ее последовательной оппозиции правительству, явно – это ж любому дураку ясно – виновному в том, что дела на фронтах идут плохо. Логика была проста: оппозиция выигрывала не потому, что она хороша, но потому, что нынешняя власть, по мнению многих, не справлялась со своими обязанностями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88