Поспешное отступление походило на бегс
тво: приказано жечь фуры, топить в воде порох и снаряды, заклепывать пушки
. Солдаты недоумевали, по всем воинским частям стало перелетать из уст в у
ста страшное слово: «измена». Союзники громко выражали свое возмущение п
о поводу ничем не оправданных действий русского командования.
Конечно, был недоволен всем этим и правящий Петербург.
Главнокомандующий фельдмаршал Апраксин был смещен, на его место назнач
ен генерал Фермор.
Война затягивалась. Необходимо было подсылать в действующую армию подк
репления из России. Рекрутский набор дал сорок три тысячи человек, из них
укомплектовано в полки двадцать четыре тысячи рекрутов, а куда подевали
сь остальные девятнадцать тысяч Ч неизвестно. Сенат запрашивал об этом
Военную коллегию, но быстро собрать надлежащие сведения о пропавших рек
рутах было невозможно: почта работала столь медленно, что приказ, отправ
ленный из Петербурга, например, в Смоленск, тащился туда месяц и двенадца
ть дней.
В исходе зимы генерал кригс-комиссар князь Яков Шаховской, проезжая по у
лицам Москвы, повстречал вблизи главного военного госпиталя странный о
боз: на нескольких дровнях валялись рекруты.
Ч Стой! Куда? Ч спросил он сопровождавшего обоз унтер-офицера.
Ч Да вот на людей хвороба напала, ваше превосходительство, Ч ответил то
т. Ч Возили в госпиталь, да не приняли, сказывают: места нет, в обрат велели
везти в команду.
Ч А скажи-ка ты мне, унтер, не таясь, из-за чего такая хвороба ежегодно нап
адает на молодых парней, на новобранцев? Ч спросил князь.
Унтер помялся, взглянул в добродушное стариковское лицо князя и сказал:

Ч Ежели молвить по правде, ваше превосходительство, сие приключается о
т непорядка. Рекрутов из деревень пригоняют, а жительство им не приготов
лено и кормиться им, сердешным, почитай, нечем. И околачиваются они в лютую
стужу где попало, по дворам да по улицам. А ночуют либо в торговых банях из
милости, либо где-нито под мостом, али в складах дровяных, по-собачьи. Вот и
студятся. А бабы, глядя на них, плачут, вот, мол, сколь сладко нашим сынкам ц
арскую-то службу отбывать. Чрез сие великий ропот идет промеж народа…
Ч Ну, это ты далеко шагнул, унтер, а по сути прав, прав, Ч вздохнув и печаль
но покивав головой, сказал старик.
Лежавшие на дровнях больные, с посиневшими лицами, новобранцы тоскливо и
растерянно посматривали на князя, с робостью умоляли: «Ради бога не оста
вь, барин… Умираем». А некоторые казались полумертвыми, остекленевшими г
лазами они безжизненно глядели в морозное небо.
Ч Повертывай за мной, Ч приказал унтер-офицеру князь Шаховской.
Возле главного крыльца госпиталя, куда подкатил в карете князь, стояло е
ще четверо дровней с умирающими и больными. Князь едва успел выйти из кар
еты, как к нему сбежали по ступенькам крыльца главный врач и комиссар.
Ч Это позорище, господа, Ч набросился на них Шаховской.
Больные и умирающие, услыша «заступление» за них, завыли с дровней, закри
чали:
Ч Погибаем, спасите, добрые люди!
Тогда главный врач и комиссар оба вдруг стали, торопясь, говорить Шаховс
кому:
Ч Ваше сиятельство, не извольте ходить дальше крыльца, у нас тут люди в ж
естоких лихорадках да в прилипчивых горячках. Ими не токмо покои, но сени
наполнены. Сделалась великая духота, а окна по зимнему делу отворять не м
ожно. Они не токмо одни другого заражают, но и прислугу ввергают в болезнь
. А посему присылаемые команды мы отсылаем обратно, чтоб не умножать на сч
ет госпиталя численность мертвых.
Тут два подошедших от дровней унтер-офицера доложили князю: несколько ч
еловек уже умерли в пути, а иные, находясь в прежалком от стужи состоянии,
замерзают…
Ч Вот что, Ч сказал взволнованный князь врачу. Ч Приказываю немедленн
о вывести из госпиталя на частные квартиры все посторонние службы, а в ос
вободившееся помещение принять больных. Немедленно!
Врач и комиссар, кланяясь, ответили:
Ч Способа к тому, ваше сиятельство, никакого нет. Никто ни за какую цену, б
оясь заразы, не решается для сей цели уступить свой дом.
Князь вспомнил, что недалеко от госпиталя, на берегу Яузы-реки, имеется не
малое деревянное строение, в коем помещалась дворцовая пивоварня, но в о
тсутствие ее величества производство напитков там ныне сокращено. Княз
ь своей властью приказал: перевести прачечную и всех госпитальных служи
телей в пивоваренный дворцового ведомства двор. Приказ князя был исполн
ен.
Шаховской этим случаем поверг себя в печальные размышления: уж ежели в М
оскве обращаются с новобранцами хуже, чем с собаками, то что же в остально
й России? Так вот куда подевались девятнадцать тысяч недостающих рекрут
ов!
Находящееся в Петербурге дворцовое ведомство, обиженное самочинством
Шаховского и по проискам братьев Шуваловых, послало на него жалобу в сен
ат. А вскоре из Петербурга приехал к Шаховскому офицер и подал ему бумагу
от начальника страшной Тайной канцелярии Александра Шувалова: «Ее импе
раторскому величеству известно учинилось, что вы самовольно заняли в дв
орцовом пивоваренном доме те камеры, в коих для собственного употреблен
ия ее величества производятся пиво и кислые щи, и поместили в них прачек, к
ои со всякими нечистотами белье с больных моют…» и т. д., а в конце бумаги пр
иказ: «Всех больных и прачек немедленно перевести из той пивоварни в дом
ваш для жилья их, не обходя ни единого покоя в ваших палатах, а также и ваше
й спальни».
Князь Шаховской сразу заскучал. Он дал себе зарок никогда впредь не всту
паться в милом своем отечестве за угнетенных и страдающих.
Действующая армия стояла тем временем на винтер-квартирах. Среди офицер
ства ходили упорные слухи, что бывший главнокомандующий Апраксин будет
предан суду за государственную измену. Многие считали изменой неожидан
ное отступление после нашей победы при Гросс-Эггерсдорфском поле.
Огромный обоз с личным имуществом Апраксина стал грузиться для отправк
и в Россию. А месяца за два перед этим преданный графу Апраксину прасол Ба
рышников, тот, что, сидя на возу, вел разговор с Емельяном Пугачевым о птич
ке-попугайке, повез в Петербург семь бочонков знаменитых селедок в дар г
рафине и письмо графа к ее сиятельству.
Далее, по поводу этих необычных селедок начинаются разные сплетни и домы
слы. Будто бы граф сказал Барышникову:
Ч Вот тебе накладные, голубчик, вот тебе пропуска через заставы, сдай гра
фине селедки в целости и письмо не утеряй. Селедки превкусные, я их купил з
адешево.
Барышников катил на тройке, селедки сдал в целости, получил от графини бл
агодарность. Графиня спросила:
Ч Неужели, голубчик, граф не вручил тебе письма на мое имя?
Ч Никак нет, ваше сиятельство.
Через три месяца приехал граф. Облобызав графиню, он прежде всего будто б
ы спросил:
Ч Ну как, вкусны ль селедочки?
Ч Очень замечательные, Ч ответила графиня, Ч последний бочонок доеда
ем.
Граф побелел, спросил:
Ч А мое письмо? А золото?
Ч Никакого золота не видела, никакого письма не получила.
Тут Апраксин будто бы выдохнул: «Ах он, мерзавец!» Ч и упал мертвым.
На самом же деле было несколько иначе. Графа Апраксина отозвали не в Пете
рбург, а в Нарву, и предали суду. Туда тайным образом приезжал «великий инк
визитор» А. Шувалов снимать с него допросы. Следствие и суд тянулись боль
ше года. Апраксина перевели поближе к Петербургу, в селение Четыре Руки, г
де во время допроса с ним приключился разрыв сердца.
А вскоре после его смерти на петербургском горизонте появился и стал дей
ствовать маленький безвестный человек из бедных посадских города Вязь
мы Ч Иван Сидорович Барышников, впоследствии ставший большим и знатным.


2

В начале 1758 года столица Восточной Пруссии славный город Кенигсберг сдал
ся без боя. Русские встречены были колокольным по всему городу звоном, на
башнях и возле городских ворот играли в трубы и литавры, граждане стояли
шпалерами в угрюмом молчании.
Емельян Пугачев ехал на каурой кобыленке, в тороках у него сухари и порос
енок, закупленный им в попутном селении. Выставив из-под шапки черный чуб
, он с любопытством глазел на красивый город, на чисто одетых жителей.
А румяной девчонке с подобранными косами подмигнул и помахал шапкой:
Ч Эй, как тебя… Матреша! Вот и мы…
В Емельяне Пугачеве вдруг заговорило чувство патриота: город сдался без
боя, значит Ч русская армия сильна. А ежели хитрый Фридрих иным часом и по
рядочно-таки накладывает русским, это от плохих начальников. Был главно
командующим толстомясый «крякун» граф Апраксин, будто бы вором оказалс
я, взятку взял, родине изменил Ч отозвали в Питер. Был главнокомандующим
генерал Фермор, тоже не из прытких.
Казачий отряд расположился на торговой площади против кирхи и ратуши с в
ысокой башней. Было холодно, ленивый порошил снежок. Зажгли костры.
У Пугачева, пока он добывал огня, поросенка украли, а сухари он отнес в под
арок бомбардиру Павлу Носову, старому другу и наставнику его по стрельбе
из пушки.
К кострам приходили горожане Ч большей частью подвыпившие мастеровщи
на да мальчишки, садились у костров, что-то талалакали по-своему; но Емель
ян ничего не понимал. Делились табаком, приносили пиво, картофель, вялену
ю рыбу. Приходили подчас и женщины.
Подошла Матильда с этаким-этаким широким задом, должно быть прачка; руки
красные, моклыжки на пальцах стерты, на плече корзина. А с прачкой Ч девуш
ка, голубые глаза блестят, и губки аккуратные. Надо быть, прачкина дочка. У
дальних костров толпился народ, солдаты пели песни, плясали. А возле Емел
ькина костра остались только эти двое. Девчонка улыбается да все посматр
ивает на Емельяна, все посматривает… А Емельян лицом чист, глаза веселые,
кой-какие черные усищки стали пробиваться. Девчонка глядела-глядела, да
и говорит:
Ч Ви ист дайне наме? (Как твое имя?) Ч Исть дать вам?.. Ч переспросил Пугаче
в. Ч Да чего я вам дам, сам все съел… На вот! Ч и он, порывшись в вещевом меш
ке, подал девушке завалящий ржаной сухарь.
Та затрясла головой и отстранилась, а толстозадая поставила корзину, взя
лась за бока и захохотала на всю площадь. Девушка, обращаясь к казаку, опят
ь что-то залопотала не по-русски. Емельян мазнул пальцем по усишкам, прик
инул в мыслях и ответил:
Ч Нетути, я не женат пока, я холостой. Хочешь замуж за меня?
Девушка переглянулась с матерью, улыбнулась и потупилась. Емельян от пив
а был совсем веселенький. Он подумал, что девчонка, пожалуй, непрочь бы вый
ти за него на небольшое время замуж: мужики все на войне, одно старичье ост
алось…
Ч Да вы садитесь, чего стоять-то… В нотах правды нет! Ч Сидя на брошенном
у костра седле, он подтащил войлочный потник, раскинул его возле себя и ве
жливо потянул девушку к себе за край подола:
Ч Садись, Настя, не бойся!
Та быстро нагнулась и с хохотом ударила Емельяна по озорной руке.
Емельян, приятно всхрапнув, также захохотал и сказал толстой прачке, ели
ко возможно поясняя свои слова жестами:
Ч А ты, мамаша, шагала бы отсюда прочь… Глянь Ч прешпект какой важнецкий
, церковь божья. Иди, пройдись.
Ч Найн, найн, Ч затрясла головой прачка.
Ч Ну, най, так най… Черт с тобой, старая ведьма! Ч сказал Емельян с досадо
й.
В нем вдруг взыграла кровь донского степняка, он вскочил, вмиг облапил за
визжавшую девушку, два раза чмокнул в щечку, а третий раз в уста. Но грузна
я прачка, хрипло заорав, дала ему такого леща по шее, что Емельян посунулся
носом. И обе женщины с руганью побежали прочь.
С угла на угол сонно закричали караульные, залаяли сторожевые псы. От сос
еднего костра раздался смех.
Ч Эй, Омелька!.. Баба-то удалей тебя, ладно смазала, Ч скалил зубы проснув
шийся казак.
Емельян потер шею, опять присел к костру, стрельнул смеющимся глазом всл
ед удалявшимся злодейкам, пробурчал:
Ч Погодь, погодь, немецкая корова.
Он вынул оселок, поплевал на него, стал натачивать саблю. Собаки смолкли, с
нова тишина. Редкий летел снежок. На площади сквозь мглу серели торговые
будки и ларьки. Где-то через площадь высоко огонек мутнел. С башни ратуши
плавно прозвучал серебряный звон Ч одиннадцать. Прошел быстрым маршем
военный патруль. Казачьи костры погасли.
Емелька громко позевнул, поскреб пятерней густые волосы, привязал к ноге
дремавшую свою лошаденку и, сладко улыбаясь грезам, завалился спать, сед
ло в голову. Сны снились военные, топот копыт, барабан, звон сабель.
Пугачев жил весь в битвах. Жажда подвига, отвага, мечта о лихих наездах охв
атили его всего. Он мало думал о доме, о родных и совсем не думал о смерти. Он
сжился с боевой обстановкой и чувствовал себя в ней, как рыба в большой ре
ке.
Его часть вскоре отозвана была из Кенигсберга на поле военных действий.


3

4 августа 1758 года русские войска подошли к Кюстрину и калеными ядрами в нес
колько дней сожгли почти весь город. Фридрих, находившийся возле Праги, к
инулся на выручку крепости. Он тайком переправился чрез реку Одер ниже К
юстрина и этим маршем отрезал наши главные силы от корпуса генерала Румя
нцева, стоявшего в нескольких милях вниз по Одеру.
Главнокомандующий генерал Фермор снял осаду и, отойдя к деревне Цорндор
ф, расположился на выгодных позициях.
В девять часов утра 14 августа Фридрих излюбленным своим косым ударом нап
ал на правое крыло русской армии, где стоял новонабранный корпус, люди ко
торого хотя и были сильны, но еще не нюхали пороху. И все-таки они встретил
и шеренги прусских гренадеров дружным ружейным огнем, а русская конница
, врубившись в ряды врага, принудила пруссаков попятиться. Русские успел
и забрать двадцать шесть неприятельских пушек.
Но тут приключилось несчастье. Русская многочисленная конница, со свист
ом и гиканьем вырвавшись из каре, подняла густейшую пыль, а сильный ветер,
как на грех, дул в нашу сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15