Все, что менялось, так это название пика. В Эквадоре я упирал
на то, что Чимборасо находится почти на экваторе - идеально! А в Аргентине
подчеркивал, что их Аконкагуа - высочайший пик во всем западном полушарии.
В Боливии отметил, что Альтоплано по высоте не уступает Тибетскому нагорью
(почти правда), что расположено куда ближе к экватору и там полно удобных
мест для строительства, а горные вершины могут поспорить с любыми пиками
на Терре.
Я разговаривал с североамериканцем - политическим противником того
урода, который назвал нас "чернью". Я сказал ему, что хотя гора Маккинли и
не хуже любой вершины в Азии или Южной Америке, но Мауна-Лоа [вулкан (4170
м) на острове Гавайи], пожалуй, лучше всего подходит для строительства.
Если ускорение увеличить вдвое, катапульту можно будет укоротить и
"подогнать по мерке", а Гавайи станут важнейшим космопортом мира...
вернее, Солнечной системы, ибо освоение Марса не за горами, и торговые
пути трех (а может быть, и четырех) планет пойдут через Большой остров
[имеется в виду остров Гавайи]. О вулканическом происхождении Мауна-Лоа я
не проронил ни слова, зато заметил, что островное положение позволит в
случае аварии сбросить груз прямо в Тихий океан.
В Совсоюзе обсуждался лишь один пик Ленина, высотой более семи тысяч
метров (к сожалению, расположенный слишком близко к границе с их великим
соседом).
Килиманджаро, Попокатепетль, Логан, Эль-Либертадо - мой излюбленный
пик менялся в каждой стране; главное, чтобы в сердцах местных жителей он
был "высочайшим пиком на Земле". Я даже умудрился найти доводы в пользу
весьма скромных гор Чада, когда нас там принимали, и так увлекся, что чуть
было сам себе не поверил.
Время от времени, с помощью наводящих вопросов от подручных Стью
Лажуа, я разглагольствовал о химическом производстве (о чем не имел ни
малейшего представления, просто заучил наизусть ряд фактов) на поверхности
Луны, где безбрежный вакуум, солнечная энергия, безграничные запасы сырья
и почти стабильные условия среды позволят развивать способы производства,
слишком дорогие или невозможные на Земле, как только дешевая
транспортировка грузов в оба конца сделает экономически выгодной
эксплуатацию нетронутых ресурсов Луны. И всегда намекал, что твердолобые
бюрократы из Лунной Администрации не в состоянии оценить огромный
потенциал Луны (что было правдой), плюс отвечал на вопрос, который
задавали постоянно: заверял, что Луна готова принять любое количество
переселенцев.
Это тоже было правдой, но я ни разу не упомянул, что Луна (порою не
без помощи лунарей) прикончит около половины прибывших новичков. Однако
люди, с которыми мы говорили, очень редко предполагали эмигрировать сами;
они думали о том, как заставить или убедить уехать других, чтобы снизить
перенаселенность и уменьшить свои собственные налоги. А я, естественно, не
распространялся о том, что полуголодные толпы на Терре размножаются с
такой быстротой, которую никакие катапульты не в состоянии компенсировать.
Мы не могли разместить, накормить и обучить даже одного миллиона
переселенцев в год, а этот миллион для Терры был жалкой каплей в море;
здесь за одну ночь делают детей вдвое больше. Добровольных эмигрантов
будет не так много, и Луне вполне по силам их принять, но если земляне
введут принудительную эмиграцию и попрут косяком... Луна признает только
один способ воспитания новичка: стоит ему допустить единственную фатальную
ошибку в своем поведении или в отношениях с внешней средой, которая
пускает в ход зубы без предупреждения, - и он тут же превратится в
удобрение для наших туннельных ферм.
Так что большая эмиграция означала бы резкий скачок процента
эмигрантов, обреченных на гибель: нас было слишком мало, чтобы помочь им
выжить в здешних условиях.
Проф тем не менее продолжал расписывать "великое будущее Луны". Я же
придерживался темы катапульты.
За те недели, пока мы ждали повторного вызова из комитета, мы успели
побывать во многих местах. Люди Стью взяли на себя организацию поездок,
так что вопрос упирался лишь в наше физическое состояние. Каждая неделя,
проведенная на Терре, сокращала нашу жизнь на год, если не больше. Но проф
никогда не жаловался и всегда был готов очаровывать новую партию землян.
В Северной Америке мы пробыли дольше, чем рассчитывали. Дата принятия
нашей Декларации независимости - ровно через триста лет после
провозглашения независимости Северо-Американских колоний Британии -
оказалась великолепным орудием пропаганды, которое сотрудники Стью
мгновенно пустили в ход.
Североамериканцы испытывают огромную нежность к своим "Соединенным
Штатам", хотя термин этот потерял всякое значение после того, как ФН
навела порядок на континенте. Каждые восемь лет они избирают президента,
непонятно зачем - а зачем англичане сохраняют королеву? - и похваляются
своим "суверенитетом". "Суверенитет", как и "любовь", может означать что
угодно, в зависимости от того, какое значение вы в него желаете вложить. А
вообще-то это просто слово, стоящее в словаре где-то между "пьянством" и
"трезвостью".
Но в Северной Америке это слово пользуется большим почетом, а
четвертое июля там вообще дата магическая. "Лига Четвертого июля"
организовала наши выступления, и Стью говорил, что ему пришлось лишь
слегка подмазать ее для начала, потом, мол, само пошло. Лига даже собрала
нам денег на поездки в другие страны: североамериканцы охотно выкладывают
монеты, их не волнует - кому.
Дальше к югу Стью использовал другую дату его люди распространили
сведения, что наш coup d'etat произошел пятого мая, а вовсе не двумя
неделями позже, как это было на самом деле. Нас принимали с криками "Cinco
de Mayo! Libertad! Cinco de Mayo!" ["Пятое мая! Свобода! Пятое мая!"
(исп.); 5 мая 1862 года мексиканская армия одержала первую победу вблизи
города Пуэбло над войсками вторгшихся интервентов] А мне казалось, они
орут: "Сгинь-ка домой! Либо в ад!" Речи, конечно, произносил проф.
Но в стране "Четвертого июля" я без дела не сидел. Стью заставил меня
снять протез и подкалывать рукав так, чтобы виден был обрубок, а его
ребята пустили слух, что я потерял руку "в борьбе за свободу". Когда меня
спрашивали об этом, я улыбался в ответ: "Вот видите, что получается, если
грызешь ногти?" - и менял тему разговора.
Вообще-то Северная Америка мне никогда не нравилась, даже во время
первого путешествия. Это не самая перенаселенная часть Терры, здесь
всего-то около миллиарда человек. В Бомбее люди спят на мостовой; в
Большом Нью-Йорке их пакуют в стоячем положении - не уверен, что
кто-нибудь из них вообще спит по ночам. Я был счастлив, что у меня есть
своя инвалидная коляска.
Конечно, везде сходят с ума по-своему; здесь все помешаны на цвете
кожи: они постоянно подчеркивают, насколько им это безразлично. Во время
первой поездки я все время был то слишком светлым, то слишком темным, в
общем, не таким, как надо; кроме того, от меня непрерывно ожидали
рассуждений о вещах, о которых я раньше даже не задумывался. Видит Бог, я
ничего не знаю про свои гены. Одна моя бабка родилась в той части Азии,
через которую захватчики перли, как саранча, и по пути насиловали всех
подряд. Так и спрашивали бы у бабки!
Я кое-как научился справляться с этой темой, но рвотный привкус во
рту все равно оставался. По мне, неприкрытый расизм и то лучше - как в
Индии, например, где ты или индус, или никто... там только парсы смотрят
на индусов сверху вниз (индусы отвечают им взаимностью). Впрочем, всерьез
с североамериканским "расизмом навыворот" мне сталкиваться не пришлось - я
ведь был "полковник О'Келли Дэвис, герой Свободной Луны".
Вокруг нас так и кишели сочувствующие сердца, готовые оказать любую
помощь. Я позволил им сделать две вещи, на которые во времена учебы у меня
не хватало ни времени, ни денег: мне показали, как играют "Янки", и
свозили в Салем.
Лучше бы я сохранил свои иллюзии. Бейсбол приятнее смотреть по видео:
там все видно в деталях, и тебя не пихают со всех сторон одновременно
двести тысяч болельщиков. К тому же этого питчера [подающий в бейсболе]
надо было просто пристрелить. Большую часть игры я провел в страхе:
предвкушал, как меня поволокут на коляске через эту толпу и как я буду
уверять хозяев, что игра доставила мне истинное наслаждение.
Что касается Салема, то это обычное местечко, не хуже (и не лучше)
остального Бостона. После визита туда у меня возникло подозрение, что они
вешали не тех ведьм, которых следовало. Но все же день не пропал зря: меня
сняли на пленку, когда я возлагал венок у моста в другом районе Бостона,
Конкорде [в 1775 г. там прошло одно из первых сражений Войны за
независимость между американскими повстанцами и британскими войсками], а
потом произнес памятную речь; мост и поныне там, его можно разглядеть в
телескоп. Мост как мост, ничего особенного.
Проф от всего был в восторге, как бы круто ему ни приходилось; у
профа колоссальные резервы жизнелюбия. Он всегда находил нечто новое, что
можно поведать о великом будущем Луны. В Нью-Йорке он выдал управляющему
сети отелей (с кроликом на гербе) речь о том, какую прибыль будут
приносить лунные курорты, когда экскурсии станут доступны большинству
землян: кратковременные туры никому не повредят, к туристам приставят
сопровождающих, будут организованы экзотические вылазки, азартные игры...
и никаких налогов.
Последний момент привлек особое внимание собеседника, поэтому проф
расширил его и перешел к проблеме долгожительства: строим сеть пансионатов
для престарелых, где землееды будут жить на пенсию, выплачиваемую Террой,
причем жить на десять, двадцать, тридцать, сорок лет дольше, чем на Земле.
Конечно, они станут изгнанниками, но что лучше? Долгая старость в Луне или
могильный холмик на Терре? А потомки будут навещать их и заполнять отели
для туристов. Проф живописал соблазнительные картины ночных клубов со
зрелищами, невозможными в условиях жуткой земной гравитации, спортивных
игр, преображенных легким лунным притяжением, он даже начал
разглагольствовать о плавательных бассейнах, катках и возможности
л_е_т_а_т_ь_. (Я решил, что у него просто перегорели предохранители.)
Кончил он намеком, что некий швейцарский картель уже начал заниматься
этими делами.
На следующий день он рассказывал управляющему зарубежными филиалами
"Чейз Интернейшнл Панагра", что отделение фирмы в Луна-Сити можно
укомплектовать паралитиками, сердечниками, инвалидами и прочими убогими,
которым трудно переносить земную силу тяжести. Толстяк управляющий сопел и
отдувался - ему самому не мешало бы подумать об эмиграции, - но услышав
слова "без налогов", мигом навострил уши.
Нам не всегда удавалось одерживать словесные победы. Газеты частенько
встречали нас в штыки, а кроме того, всегда находились настырные типы,
мечтавшие посадить нас в лужу. И когда рядом со мной не было профа, шансы
у них возрастали. Один такой тип привязался ко мне по поводу утверждения
профа, сделанного на заседании комитета, что мы являемся собственниками
зерна, выращенного в Луне. Сам он, похоже, придерживался противоположной
точки зрения. Я заявил, что не понимаю смысла его вопроса.
- Разве не правда, полковник, - сказал он, - что ваше временное
правительство подало прошение о приеме в Федерацию Наций?
Мне бы ответить, "комментариев не будет", но я попался на удочку и
согласился.
- Отлично, - продолжал он. - Очевидно, главным препятствием является
утверждение противной стороны, что Селена и так всю жизнь принадлежала
Федерации Наций под юрисдикцией Лунной Администрации. В любом случае,
своим согласием вы признали, что это зерно принадлежит Федерации Наций на
правах опеки.
Я спросил его, из чего это он делает такой вывод.
- Полковник, - ответил он, - вы называете себя заместителем министра
иностранных дел. Надо думать, вы знакомы с Хартией Федерации Наций?
Как-то я ее перелистал.
- В достаточной степени, - сказал я осторожно.
- Тогда вам известна Первая из Свобод, гарантируемых Хартией, и ее
современное толкование, данное Контрольным комитетом Федеративной
Ассамблеи в постановлении номер тысяча сто семьдесят шесть, датированном
третьим марта сего года. А если известна, значит, вы признаете, что все
зерно, выращенное на Луне и превышающее внутренние потребности,
безоговорочно и ab initio [изначально; по определению (лат.)] является
общественной собственностью, находящейся под опекой Федерации Наций,
агентства которой распределяют эту собственность по мере необходимости. -
Он говорил и одновременно что-то строчил в блокнот. - Можете ли вы
что-нибудь добавить к своему заявлению?
- Б_о_г_ мой, о чем вы говорите? - изумился я и завопил: -
Вернитесь!! Ничего я не признаю!
После чего "Большой Нью-Йорк Таймс" публикует:
"ЗАМЕСТИТЕЛЬ МИНИСТРА С ЛУНЫ ГОВОРИТ: "ПИЩА ПРИНАДЛЕЖИТ ГОЛОДАЮЩИМ"
_Н_ь_ю_-_Й_о_р_к_, _с_е_г_о_д_н_я_. О'Келли Дэвис, soi-distant
[именующий себя (фр.)] "полковник вооруженных сил Свободной Луны",
прилетевший сюда, чтобы завербовать сторонников повстанцев лунных колоний
ФН, сделал добровольное заявление нашей газете о том, что статья "Свобода
от голода", содержащаяся в Великой Хартии, применима к лунным поставкам
зерна..."
Я спросил профа, как мне следовало отвечать.
- На провокационный вопрос всегда отвечай встречным вопросом, -
сказал он мне, - и никогда не проси разъяснить суть вопроса - тебе тут же
вложат в рот чужие слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61