- Похоже, здесь кто-то чего-то побаивался.
- Пари держу, что да! Они так обращались с черными, эти испанцы, что
всегда до смерти боялись восстания. Правда, когда случались мятежи, спасти
их не могли никакие стены.
- Ну, и как ты считаешь?
- Ночь и день похода, вот что я считаю.
- Так долго? Он не так уж далеко.
- Пешком? Вверх по этому холму, дальше - долина или две, потом вверх
по тому склону - и все это через густой лес, почти что джунгли, будь они
прокляты. Далековато, а? Нам понадобятся припасы. Слушай-ка, тебе лучше
бежать назад на берег, встретить Молл и ее ребят. Пусть тащат сюда все
припасы из лодок.
- А как насчет подкрепления? Они никого не оставили на корабле. Нас
шестьдесят человек - и это против трех сотен или даже больше?
- Это лучший расклад, чем тогда, при абордаже. Даже если бы мы не
оставили на "Непокорной" ни одного человека - а на это мы пойти не можем -
нас все равно было бы меньше.
- Тогда, Стриж! Впрочем, нет, он сейчас еле жив. Но его создания...
- НЕТ! У нас есть отрава для Волков получше. Ты ведь еще не видел
Молл в деле, по-настоящему. Она... у нее есть опыт. Только вот она не
может вызывать это в обязательном порядке, по всяком случае, не часто. -
Джип криво усмехнулся. - Был момент, еще на корабле, когда я было подумал,
что ты нашел некий фокус. Как бы там ни было, у нас все равно нет времени,
чтобы привести еще людей. Вся наша надежда - на внезапность... и быстроту.
Вспомни, они ведь прошли через эти кусты всего несколько часов назад. Они,
конечно, направляются в замок, но они еще не там!
Спустилась ночь, и вместе с ней затих ветер; воздух был жарким и
неподвижным. Негромкий рокот прибоя стал тоже звучать приглушенно. В
рябившем небе вокруг сердитой луны танцевали звезды. Лодка Молл
направлялась к берегу: я прохаживался вдоль пляжа, встречая ее и
развлекаясь гротескными выпадами крабов, разбросанных по линии прилива. Я
заметил, как зашевелился песок, и присел на корточки рядом с маленьким
провалившимся кратером черепашьего гнезда, где почти все черепашата уже
вылупились. Оглядевшись, я заметил только одного крошечного черепашонка,
покрытого песком и решительно доковылявшего уже почти до линии воды. Я
встал и подошел, чтобы помочь ему, но меня опередил стремительно
атаковавший краб, который схватил крошечное существо своей огромной
клешней и утащил его в свою нору. Я бросил ногой в нору песком: чувствуя
себя бесполезным, но вовремя остановился; это ведь часть процессов,
происходящих в природе, правильно? Скажите это черепашке.
Приближающийся баркас оставил в неподвижной воде след холодного огня.
Фосфоресцирующий свет капал с весел, кружился вокруг наших ног, пока мы
втаскивали баркас в бухту. Молл выпрыгнула на берег, и, когда она
проходила мимо меня, я коснулся ее руки:
- Послушай... извини, если я тебя обидел! Мне правда очень жаль!
Но... пусть все думают, что это была просто грубая шутка, Молл. Для меня
это что-то значило. Для тебя тоже.
Она тут же вскипела и быстро отошла от остальных:
- Так пусть "что-то" означает "ничего", ибо более ничего не будет!
Ступай, не смей следовать за мной, ступай похвастайся своей
мужественностью перед собратьями-мужчинами! Теперь в ней никто не
усомнится! Но прошу тебя, выбери себе кого-нибудь другого для упражнений!
Теперь настала моя очередь почувствовать себя уязвленным:
- Это же несправедливо, черт возьми! Скажи на милость, что дает тебе
право думать, что я стал бы так выставляться? Я бы не стал этого делать,
так же, как и ты! Ты мне нравишься! Я восхищаюсь тобой - я тебе обязан
жизнью! Я даже немножко люблю тебя - по-твоему, это невозможно?
Молл тяжело осела в песок.
- Пять веков! - хрипло произнесла она и тихонько засмеялась. У меня
по коже побежали мурашки - настолько этот смех показался мне
нечеловеческим. - И я все еще тяну эту лямку! Ах, какая ирония - быть
любимой тем, кому не решишься дать отпор, чтобы не убить те обрывки
чувства, что он себе оставил. - Я хотел протянуть руку; сам я этого не
осознал, зато Молл поняла: - Нет, не смей меня больше лапать! Я редко
пользуюсь услугами жеребцов! - Затем, слегка оттаяв, неловко потерла рукой
мое колено. - Даже таких горячих. Ну, будет тебе, господин хороший! -
мягко прибавила она. - Я с тобой не лягу, но проживи я еще тысячу лет, я
тебя не забуду. - Большим и указательным пальцами она ущипнула
чувствительный нерв на моей ноге с такой силой, что я с визгом вскочил на
ноги. - Совсем. Довольно тебе этого?
- Проклятие! Это очень много, - смиренно согласился я.
- Не проклятие! - очень серьезно воскликнула она. - Благословение,
мой друг! Благословение!
В тени ветвей джунгли казались зловещим местом, где возникало
ощущение клаустрофобии. Воздух здесь был жарче, тяжелее, невероятно
влажный, как тяжелый выдох, притом из скверно пахнущего рта, потому что
был наполнен зловонием. Он пульсировал металлическим стрекотом цикад и
отвратительным кваканьем древесных лягушек. Несколько наших фонарей мало
что могли здесь сделать, разве что привлекали внимание разнообразной
ночной фауны, слепо натыкавшейся на них. Мой ранец, казалось, застревал в
каждой веточке, мимо которой мы проходили. Я начинал разделять точку
зрения Ле Стрижа насчет юга, а мы ведь еще не прошли через заросли.
Абордажные сабли рассекали спутанную массу, здесь их короткие тяжелые
клинки были более эффективны, чем мечи. Мы не соблюдали осторожности,
оставляя за собой след; даже напротив. Пока мы прорубали себе путь,
отовсюду с испуганным чириканьем взлетали маленькие птички.
- Наверное, бананки, - ухмыльнулся Джип. - Яркие штучки. Только жаль,
что так громко верещат.
Я знал, что он имеет в виду. Не было смысла давать Волкам услышать
наше приближение. Или увидеть нас; как только мы вышли из зарослей, фонари
один за другим были погашены. Тропа была узкой, и Волки намеренно не стали
ее сильно расчищать. Она вела нас меж высокими папоротниками, под петлями
висячих лиан, невидимых в темноте, зато всегда готовых нас подвесить, в
мрачную тень королевских пальм и манговых деревьев, где почва была
осклизлой от их перезрелых плодов. Нас окружал веселый говорок маленьких
ручейков. Довольно часто один из ручейков пересекал нашу тропу, и мы
скользили, с плеском и бранью идя по грязи, разгоняя во все стороны
маленьких лягушек. Когда луна поднялась достаточно высоко, чтобы ее свет
стал проникать сквозь деревья, казалось, стало полегче, но при этом она
отбрасывала странные тени, испещренные пятнами, двусмысленные, наполовину
живые, и мы не могли удержаться, чтобы не протыкать их по пути мечами.
Время шло, а с ним и мы с трудом продвигались вперед, исходя потом,
стирая ноги. Воздух стал чище, наполнился сладкими пьянящими ароматами.
Благодатный бриз, примчавшийся с прибоем, освежил влажный шепот леса. Там
и тут раздавались крики сов, больше похожие на уханье, чем те, что мне
когда-либо доводилось слышать дома. А некоторые другие звуки, доносившиеся
до нашего слуха, пугали нас до смерти - пронзительные вопли и дикий
невнятный хохот. Однако меня гораздо больше беспокоили молчаливые
препятствия, которые было невозможно обойти. Тропа была крутой, и когда
подо мной начинал крошиться и осыпаться мягкий суглинок, я ловил себя на
мысли, что завидую когтистым лапам Волков. На верхних склонах заросли
стали реже, зато более цепкими: в основном, сизаль и другие украшенные
шипами ужасы. Матросы шли, как автоматы, у которых не было возраста, но
что до меня, то я начинал уставать все сильнее и сильнее. Наконец, Джип
приказал остановиться, и я налетел на него раньше, чем приказ дошел до
моего сознания. Краснеющая, разбухшая луна висела на одном уровне с нами -
впереди, за кивающими кронами пальм. Мы поднялись на первый склон. Оставив
остальных перекусить сухим печеньем и выпить тепловатой воды, мы на животе
поползли вперед, чтобы заглянуть за край склона.
- Ничего пейзаж, а? - негромко выдохнул Джип.
- Первый класс, - согласился я, соображая, что там подо мной ползало
и есть ли у них тут змеи или какие-нибудь скорпионы. - Ты что-нибудь
видишь?
- Нет. Правда, это не значит, что их там нет.
Пейзаж был действительно потрясающим. Перед нами широко расстилалась
долина, обрамленная деревьями, чьи верхушки касались слабого призрачного
тумана, висевшего под луной. В разрывах тумана я заметил дрожащую
серебряную ленту и услышал шум воды, рокотавший громче прибоя. Вода
спускалась с дальней стены, с крутой "вершины" она прыгала вниз по
извилистым ступенькам скал и, наконец, падала каскадом, завесой в тенистый
пруд. Из него клубами поднимался сияющий пар и раздавался глубокий
настойчивый голос, а между клубами пара, флиртуя, рваные тени охотившихся
летучих мышей. Над водопадом поднимался холм, прямой, крутой и густо
заросший лесом, таким высоким, что и холм казался вдвое выше; верхушки
деревьев касались выступающей террасы замка. Отсюда замок был виден более
отчетливо, он казался белым кораблем, терявшимся в темном море, и все же
он доминировал над холмом в каменном величии.
Джип бросил взгляд назад:
- Осталось совсем немного до рассвета. - Сквозь деревья поблескивало
море, на его фоне скелетами выделялись наши мачты, все еще удивительно
близко. Мы ведь большей частью поднимались вверх, а не уходили в сторону.
- Пора нам двигаться. Доедай!
Бисквитами не очень-то можно было наесться, но когда мы осторожно
перебирались через вершину, Джип сорвал с дерева, мимо которого мы
проходили, несколько темных плодов и дал мне один. Я увидел, что остальные
сделали то же самое, вонзил в плод ноготь большого пальца и осторожно
понюхал. И получил что-то вроде легкого шока. Это был маленький авокадо,
но гораздо более ароматный, чем та кожистая отрава, которую подавали дома
на деловых завтраках. Мякоть была настолько сочной и зеленой, что соуса к
нему совершенно было не нужно. Дальше по пути нам попалось апельсиновое
дерево, и, хотя плоды были еще кислыми, их было хорошо сосать от жажды.
Через час или чуть позже луна, бешеная и пылающая, зашла за замок. Воздух
стал прохладнее, и в теплой влажной темноте под тающими звездами джунгли в
ожидании дня стали потягиваться и шевелиться. В подлеске раздалось
чириканье и гомон, и ушастая голубка заворковала странным печальным
голоском, пробуждая своих сородичей и соседей. К тому времени, когда рыжий
рассвет коснулся бледнеющего неба, воздух звенел настоящим рассветным
хором - всеми криками, которые только можно представить, начиная с
чириканья корольков до маниакальных воплей и кудахтанья птиц, которых Джип
называл хлебными птицами - позже я узнал, что они называются corneille.
Когда мы спустились с холма, деревья изменились. Мы миновали длинную рощу
с деревьями, на которых росли съедобные плоды, а спускаясь ниже, по
направлению к реке, - целые заросли манго, с длинных зеленых ветвей
которых зазывно свисали фрукты.
- Угу, - сказал Джип. - Я так и думал. Их тут разводят, уже давно,
плантации того замка. Жаль, они еще незрелые. - Он покачал головой. - Хотя
они все равно, наверное, застряли бы у меня в глотке. Все плантации в этих
местах политы кровью.
Маленькие попугаи и попугайчики прыгали среди ветвей, как живые
цветы, или раскачивались взад-вперед, чтобы украдкой посмотреть на нас,
насмешливо вереща. Затем они чего-то испугались и стремительно, громко
хлопая крыльями, улетели, а встающее солнце пламенем зажигало их перья,
когда они взлетали вверх. Воздух быстро прогрелся, и прохладное течение
ручья стало притягивать нас, как магнит; мы, спотыкаясь, побрели к нему,
почти не замечая топкого полуболота, цеплявшегося за наши башмаки. Мы шли
до тех пор, пока на нас нестройной звенящей тучей не налетели легионы мух,
и тогда, оскальзываясь на каменистом русле ручья и безуспешно отгоняя их,
мы бросились через него назад на склоны, более сухие и крутые, где мухи
перестали нас преследовать. Мы бросились на землю отдохнуть - жалкая,
грязная и потрепанная кучка людей, и только Молл, замыкавшую наши ряды,
казалось, мухи не тронули.
- Так и я знал, что надо было взять с собой Стрижа, - вздохнул я. -
Ему раз дунуть, и они бы напрочь про нас забыли.
Один из матросов фыркнул:
- Ага, и тут же с копыт долой, только попробуй укуси разок!
- Или его дружков...
- Черта с два, - сказал Джип с приглушенной свирепостью. - Не смей
даже мечтать об этом!
Меня это задело:
- О'кей, о'кей! У меня от них тоже мурашки по коже, но ведь они
спасли несколько жизней во время абордажа, правда? Включая и мою. Так что
с ними там такое?
- Тебе это знать не надо, - коротко сказал Джип.
- Но послушай, я же уже теперь тоже кое-что повидал, ты забыл? Насчет
девушки не могу себе представить, но вот Финн - не знаю, он что-то вроде
оборотня, да?
- Нет, - мягко отозвалась Молл. - Он собака. Желтая дворняга с
помоек, злая и сильная, превращенная чарами в человека. Силою воли Стрижа
он остается в человеческом облике - обиталище другого разума.
Несмотря на солнце, я поежился:
- Чьего разума?
- Одного из мертвых - или тех, кто никогда не жил. В любом случае,
силы из внешнего мира. Из дальних уголков Края. Какого-то духа.
- А девушка? Тоже какое-то животное?
- Нет. Пег Паупер - старинное сельское имя, еще моих времен; так
называли духа реки.
- РЕКИ?
Джип проворчал:
- Духа, что глотает и топит. Старый дьявол каким-то образом заперт в
теле одной из своих жертв - может, самоубийство, а, может статься, просто
несчастный случай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56