Каждого понемногу в большинстве вещей, и точно так и не более - в человеке
и его деяниях. Однако здесь, к востоку от рассвета, мера для всех вещей -
иная. Здесь можно встретить великое добро, это правда, но и великое зло -
тоже; и они меньше смешиваются. Нет, бренди мне больше не надо, спасибо,
для рулевого здесь слишком подветренный берег.
Я отнял бутылку от губ.
- Ты рассуждаешь о добре и зле так, словно каждое из них - вещь в
себе.
Молл поразмыслила:
- Они такими и могут быть, там, на грани слияния миров. Вещи
абсолютные и чистые. Ибо чем дальше уходишь от Сердца, тем чище они
становятся.
- Как это чище? В умах людей - злых людей? Или полулюдей, как Волки?
- Трудно сказать. Умы... да, разума там достаточно. Люди... может
быть. - На ее лице появилось то же отчужденное выражение. - Кое-кто из них
когда-то могли быть людьми. Людьми с черной душой, летящими на зло, как
мотылек летит на огонь, и чем ближе подлетали, тем больше теряли
человеческий облик. Но другие - это могло быть то самое более сильное зло,
проникавшее внутрь и по ходу принимавшее все более человеческий облик;
возможно, чужая кровь в Волках именно от него. А вот здесь, между Сердцем
и Краем, и те, и другие одинаково плохи, и в них мало что есть от того,
что мы называем человеком. Ты видел... должен помнить. На складе. -
По-видимому, она заметила, как я напрягся. - И то существо, каким бы
жутким оно ни казалось, - просто обычный слуга этих выходцев с дальнего
Края, часовой или разведчик. Они вечно ищут путей распространить свое
черное влияние внутрь, как черви, прогрызающие твердую древесину. И даже
глубоко в Сердце Колеса это оставляет за собой больше боли и страданий,
чем большая часть людей могут себе представить.
Ночь как-то разом потеряла для меня свое очарование.
- И ты считаешь, за Волками стоит что-то в этом роде?
- После того, как они привезли эту штуку контрабандой... да, считаю.
Торговля всегда была лучшим способом проникновения, ибо она - источник
жизненной силы для широких миров, более того, для бесконечного их
множества, и часто случается так, что один человек всюду проникает легко,
а другой, не вызывающий симпатии, обнаруживает перед собой непреодолимый
барьер. Даже Волки и другие чуждые расы иногда занимаются торговлей. Она
должна быть защищена, такая торговля, поэтому часовые стоят на страже над
ее артериями, чтобы в них не заползла зараза, а следом - тьма. Не только
ради твоей Клэр я делаю это, Стивен. И я держу пари, что то же на уме и у
старика Стрижа. Он, конечно, мерзавец, и дело с ним иметь небезопасно, но
он не потерпит, чтобы зло мешалось в этот мир. Как и я, он слишком много
повидал, чтобы не ответить на вызов. Такова моя святая клятва, моя
сокровеннейшая цель в жизни.
- Звучит очень хорошо, - мрачно признал я. - Хотел бы иметь такую же
достойную цель в жизни.
Колокол, подвешенный высоко на корме, спокойно прозвенел в темноте,
отмечая время окончания вахты. Внизу, на палубе, сонные руки стали
сбрасывать одеяла и будить других вахтенных. Луна теперь была в зените, и
длинные тени упали на доски палубы, когда еще несколько матросов
спустились с рей, подобрали брошенные одеяла и растянулись на месте своих
товарищей. Молл повернулась ко мне, опершись на руль и задумчиво изучала
меня:
- Ни жены, ни настоящей любви, ни цели в жизни... И все же у тебя
есть ум и, по крайней мере, что-то от сердца; и то, и другое не так плохи,
если я правильно разобралась. И, конечно, у тебя есть мечты - или были
когда-то. Ребенком я тратила каждый скудный пенни на дома, где играли
представления, - стояла и мечтала о спектаклях, где женщины переодевались
юношами для какой-нибудь отчаянной цели. Только это было потому, что роль
девушек все равно исполняли мальчики. Прекрасная ирония: даже на сцене мы
не могли быть самими собой.
Что-то в ее словах заставило меня навострить уши, но понять, что
именно, мешало выпитое бренди.
- У меня, наверное, тоже когда-то были мечты. Правда, довольно
глупые: в них не было ничего, имеющего отношения к цели.
- Для этого надобно время, - отозвалась Молл, и прозвучавшая в ее
голосе горечь поразила меня, превратив все мои чувства в банальность. -
Мне потребовались долгие годы, чтобы избавиться от последних пороков моего
рождения и оставить их позади на дороге. Пока я не отчеканила себя заново
из старого металла.
- А где ты родилась, Молл? - мягко спросил я, пытаясь изо всех сил
отобрать в памяти то, что уже принимало какую-то форму.
Она пожала плечами:
- Найди моих отца и мать и спроси. Я не помню ни их имени, ни лица.
Мои первые воспоминания - о публичном доме, где я была ребенком общим и
ничьим, и меня растили, как скот, который откармливают на продажу. Я
сбежала оттуда так скоро, как только смогла; но все же недостаточно скоро.
Но у тебя, однако, детство не могло быть столь скверным.
Я покачал головой, но согласился:
- Не могло, наверное. Я родился не в очень богатой семье, но у нас не
было ни в чем недостатка. Я хорошо ладил с родителями, они дали мне
образование, я получил приличную степень и хорошо справлялся с работой.
Даже очень хорошо - до сих пор. И так случилось потому, что я очень рано
расстался с мечтами, и вместо них у меня появились разумные амбиции. Я
стал планировать свою жизнь еще в колледже - как я буду продвигаться в
бизнесе, а потом, может быть, попытаюсь сделать карьеру в политике. Может,
в Парламенте или в Европейском сообществе - нет, ни в какую конкретную
партию или что-нибудь в этом роде я вступать не собирался. Не ради
идеалов. Просто естественный прогресс, течение вещей. Я довольно серьезно
относился к этому - и сейчас отношусь. И, наверное, я мечтал о комфортной
и независимой жизни - так я и живу; это тоже сбылось. А что еще имеет
значение?
- Ты спрашиваешь об этом меня? - спросила Молл, вид у нее был такой,
словно ее это позабавило. - Многое, если ты мужчина, а не набитое соломой
чучело, - или Волк. Но даже слепой в ночь, более черную, чем эта, увидел
бы, что ты сам это знаешь.
- Ну, хорошо, - признался я. - Человеческая сторона вопроса. Любовь,
если хочешь, назови это так. У меня было много подружек, но я не
привязался к ним - в этом моя вина? Я очень хорошо проводил время. Я тепло
относился к ним, даже серьезно, но любить - нет, я не любил ни одну. В
любом случае, в последние год-два я был слишком занят для этого - с
головой ушел в работу. Нужно много работать, если хочешь идти впереди. А
со временем, знаешь, это приносит все большее удовлетворение - о, конечно,
за исключением физической стороны, - прибавил я, увидев выражение ее лица.
- Но я и это могу получить, если потребуется.
- От шлюх, - холодно произнесла Молл. - Кукол, проституток,
куртизанок...
Я уже начал злиться:
- Не делай поспешных выводов, черт побери! О'кей, это несерьезно! Ну
и что? Ты думаешь, это менее честно, чем вся эта возня с подарками и
обедами и ерундой вроде "Я люблю тебя, дорогая", когда мы оба знаем, что
это лажа? Или просто соблазнить глупую девчонку и опрокинуть ее на спину?
Я так не считаю. Я уже играл в эти игры, и мне они осточертели. Но мне не
приходится платить - черт, да никогда не приходилось. Ну, почти никогда, -
добавил я, вспомнив командировки в Бангкок. - Но это была просто игра в
туриста. Осмотр достопримечательностей.
- Мужчины покупают не только деньгами, - спокойно сказала Молл, когда
я выдохся. - Поверь мне, я знаю! Но я не пуританка и не читаю тебе
проповедей. Они прелюбодействуют, и ваши девушки, и парни; это древний
порок, и есть еще много, гораздо страшнее - если только в человеке не
заложено что-то лучшее. И клянусь мессой, в тебе это есть, мастер Стивен!
Ты никогда не любил, говоришь? Ловлю тебя на лжи! Ибо сами твои слова
выдают тебя.
Я уставился на нее и чуть не расхохотался.
- Послушай, Молл, думай, что тебе хочется, черт побери...
Я остановился. Когда я попытался подняться, ее длинная рука легла мне
на плечо, легко, но твердо:
- Ты от всего пытаешься убежать? От своего долга перед Клэр не
можешь. Так зачем бежать от себя?
- А тебе-то что за дело, в конце концов? - сердито огрызнулся я.
- Никакого, - просто ответила Молл. - У меня нет никакого права
вмешиваться, даже волноваться. Но когда жизнь человека висела на острие
моего меча, я не могу не интересоваться им в дальнейшем.
- Хорошо! - признал я, стараясь подавить раздражение от того, что мне
об этом напомнили. - Может, я и был довольно сильно влюблен какое-то
время. Но не более того. Все равно из этого ничего не вышло, видит Бог!
- Постой, постой! - Молл отпустила мое плечо и с улыбкой взъерошила
мне волосы. - Я всего лишь хочу, чтобы ты поразмыслил, а не выдавал мне
свои самые сокровенные тайны. Ты можешь удивиться самому себе.
- Нет уж, к черту, я тебе расскажу, а ты суди сама. На самом деле я
не хочу, чтобы ты навоображала обо мне всяких гнусностей. Я познакомился с
ней на первом курсе колледжа, она училась в школе искусств, и мы стали
встречаться. Нам было хорошо вместе - Господи, она была интереснее любой
английской девушки, каких я когда-либо встречал. Просто совсем не такая,
как все... такая... не знаю. Совершенно из ряда вон выходящая. Все
девушки, каких я знал - даже те, что без предрассудков, они были без
предрассудков в тех рамках, как это полагалось, если в этом вообще есть
какой-то смысл. Она была евразийкой, наполовину китаянкой - из Сингапура -
и дьявольски хорошенькой. Прекрасное тело, почти совершенство. Похоже на
отполированную бронзу. В этом тоже была беда. - Молл теперь стояла, снова
положив руки на руль и глядя за горизонт, но она медленно кивнула, давая
понять, что слушает. Я следил за тем, как играют изгибы ее грудей и ребра,
когда она пошевелилась, и впадины на ее мускулистых бедрах. Фигура у Джеки
была совсем другой, гораздо более мягкой и нежной - почти хрупкой. - Она
не была богата. Получала деньги из дома, но их вечно не хватало. Она
подрабатывала натурщицей, чтобы заработать побольше.
- И ты ревновал?
- Нет, - сказал я с некоторым удивлением. - Не совсем. Я даже
гордился ею. Мне было немного не по себе, но я гордился. Ничего нечестного
в этом не было, она была не такая. Она была так красива... - В колледже
она была чем-то вроде символа положения в обществе, честно говоря. - Но ей
была противна сама мысль о том, что она будет жить за мой счет, она хотела
платить сама за себя, когда мы ходили в рестораны, такая уж она была
упрямая, даже глупо. И... ну, она зашла чуть-чуть слишком далеко. Решила,
что заработает больше всего, позируя для журналов, и - Господи, просто
взяла да сделала это, не сказав мне ничего.
- А зачем ей надо было говорить? Что за разница?
- Послушай, есть огромная разница между парочкой студенческих
набросков и журналами на каждой газетной стойке по всей стране!
Фотографии-то ведь остаются! Они повсюду болтаются! Они могли всплыть
через много лет...
Молл резко вдохнула воздух:
- Ага! А ты боялся, что всплывут?
- Послушай, ты должна понять, наконец. Я же говорил тебе, что все
спланировал заранее! Ты же знаешь, как это бывает - когда ты молод, тебе
кажется, что все это случится прямо завтра. Она могла мне все испортить! Я
не мог допустить, чтобы какой-нибудь подонок объявился с этими
фотографиями - а они были весьма внушительного размера, черт бы их побрал,
- и разослал их во все газеты в то время, когда пытался бы стать серьезной
фигурой в обществе! Я хочу сказать, представь себе такое, когда я,
например, боролся бы на первичных выборах! Так что... - Я безнадежно
махнул рукой.
- Так что вы поссорились?
- Ну, да... немного. Но я не просто бросил ее и всякое такое, я был
не так жесток. Просто дождался, когда все выдохнется само собой в течение
летних каникул. Мы говорили о том, чтобы поехать в Сингапур, но это... в
общем, сорвалось. А потом пришла зима... - Я пожал плечами. Закричала
чайка, дикий и одинокий вопль, и я слегка вздрогнул. - Следующим летом она
вышла замуж за другого, так что у нее это тоже было не слишком глубоким
чувством. Но не за того человека, какого я мог бы предположить, - а за
одного из своих художников, простого бесталанного маленького пьянчужку.
Последнее, что я о нем слышал, - это то, что окончил колледж и занимается
дизайном оберток для мыла. А о ней вообще ничего. Кроме того, что они по
сию пору женаты, если она не свернула его тощую шею к этому времени. Это
было самое близкое к любви чувство, которое я испытал в своей жизни, Молл;
но ведь это не могло быть очень близко, правда? И я должен продолжать об
этом думать.
Не знаю, какого ответа я ждал, но уже никак не чуть жалостливого
взгляда, которым меня наградили:
- Редко кто станет вспоминать о том, что обманулся, потеряв
драгоценное ради ложной выгоды, и еще реже - если обманул сам себя. Но
подумай о двух вещах. Первое: ей не надо почувствовать снег на губах,
чтобы понять, что пришла зима. И второе. Раньше политика не была ремеслом,
которым человек занимался как профессией. Это слово значило делать то, что
целесообразно, а не то, что предписывали правила.
Это было как заноза в хвосте. И к счастью, благовидный ответ,
вертевшийся у меня на языке, так и не сорвался с губ. Заходящая луна
впервые посеребрила горизонт, волны подхватили сверкающий луч и разнесли
его широкой полосой. В ответ сверху донесся голос часового, срывавшийся от
возбуждения и переходивший в высокий крик, похожий на вопль морской птицы.
- ПАРУС! ПАРУС!
- Как далеко? - проревел помощник капитана в говорящую трубу, которая
едва ли была ему необходима.
- КОРАБЛЬ НА ГОРИЗОНТЕ, ПРЯМО ПО КУРСУ!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56