Они рухнули так же внезапно, как возникли,
-- рухнули, как шаткие карточные домики.
Оцеола подошел к столу и нагнулся над документом, как бы
для того, чтобы лучше разобрать слова. Он пробежал глазами
подписи, словно отыскивая чье-то имя.
Наконец он нашел его и прочел вслух: "Чарльз Оматла!"
Затем он выпрямился и, пристально взглянув на агента,
иронически спросил, все ли еще агент желает, чтобы он, Оцеола,
подписал договор.
-- Вы дали обещание, Оцеола!
-- Тогда я сдержу свое обещание!
При этих словах он вытащил свой большой испанский нож и,
высоко подняв его над головой, воткнул в пергамент с такой
силой, что лезвие глубоко вонзилось в дерево стола.
-- Вот моя подпись! -- воскликнул он, извлекая нож. -- Ты
видишь, Оматла, я пронзил твое имя. Берегись, изменник!
Откажись от своих слов, или это лезвие так же пронзит и твое
сердце!
-- А, так вот что он задумал! -- завопил агент, поднимаясь
с места и весь дрожа от ярости. -- Хорошо! Я был готов к этой
наглости, к этому надругательству над законом. Генерал Клинч, я
обращаюсь к вам и вашим солдатам! Немедленно схватите его и
арестуйте!
Эта отрывистая речь долетела до меня среди невообразимого
шума, который поднялся кругом. Клинч быстро сказал несколько
слов стоящему рядом офицеру. Я видел, как полдюжины солдат
вышли из рядов, кинулись на Оцеолу и окружили его.
Оцеола сдался не сразу. Несколько солдат в синих мундирах
были опрокинуты на землю, и ружья выбиты у них из рук. Но
десяток дюжих парней вцепились в Оцеолу мертвой хваткой. Только
тогда молодой вождь прекратил отчаянное сопротивление. И,
уступив силе, он стоял суровый и неподвижный, как статуя,
отлитая из бронзы.
Это была развязка неожиданная и для белых и для индейцев,
совершенно неоправданный акт насилия. Это был не суд, где судья
имел право арестовать виновного за неуважение к власти. Это был
совет, и даже оскорбительное поведение отдельного лица не могло
караться без согласия обеих сторон. Генерал Томпсон превысил
свои полномочия, он деспотически и незаконно воспользовался
своей властью.
Трудно описать сцену, которая последовала за этим, --
возникло невероятное смятение. Воздух огласили громкие крики
солдат и женщин, плач и визг детей, боевой клич индейских
воинов -- все слилось в один общий гул. Никто не попытался
освободить Оцеолу -- это было невозможно при наличии стольких
солдат и стольких предателей. Но вожди-патриоты, поспешно
удаляясь, издали свой дикий клич: "Ио-хо-эхи!" -- призывный
военный клич семинолов, который предвещал расплату и месть.
Солдаты потащили Оцеолу в форт.
-- Тиран! -- воскликнул он, устремив на агента сверкающий
взор. -- Ты одержал победу, поступив вероломно. Но не думай,
что это конец! Ты можешь швырнуть Оцеолу в тюрьму, даже
повесить его, если хочешь, но не надейся, что его дух умрет!
Нет, он будет жить и взывать к мести! Его голос звучит уже
сейчас! Ты слышишь эти звуки? Знаешь ли ты боевой клич Красных
Палок? Запомни его получше! Не последний раз он звучит в твоих
ушах! Слушай его, тиран! Это твой похоронный звон!
Таковы были угрозы молодого вождя, пока его уводили в
форт. Когда я шел за толпой, кто-то дотронулся до моего плеча.
Это была Хадж-Ева.
-- Сегодня вечером у ви-ва(58), -- шепнула она. -- На воде
будут тени... несколько теней. Может быть...
деревья расступились. Мы увидели возделанные поля, засеянные
безумная королева уже исчезла.
Глава XL. ЗАБИЯКА ГАЛЛАХЕР
Пленника заключили в крепкий каземат без окон. Доступ к
нему получить было легко, особенно офицеру. Я собирался
навестить его, но по некоторым причинам решил не делать этого
днем. Мне хотелось увидеться с ним, но, по возможности, тайно,
и я решил подождать наступления ночи.
У меня были и другие причины: я стремился закончить свое
дело с Аренсом Ринггольдом. Я не мог сообразить, как мне
действовать. Противоречивые чувства боролись во мне, мешались в
каком-то хаосе: ненависть к заговорщикам, возмущение
несправедливостью агента к Оцеоле, любовь к Маюми -- полная
нежности и доверия и в то же время полная сомнений и ревности.
Как мог я ясно мыслить в таком смятении чувств?
Одно чувство преобладало над всеми остальными -- гнев на
того негодяя, который собирался отнять у меня жизнь в тот
момент, когда страстная любовь пылала в моей груди. Такое
бессердечие, такая беспричинная смертельная ненависть ко мне со
стороны Ринггольда наполнили меня острой жаждой мести, и я
решился во что бы то ни стало наказать его.
Только тот, на чью жизнь покушался убийца, может понять,
как возненавидел я Аренса Ринггольда. Можно уважать противника,
который, чувствуя себя оскорбленным или под влиянием гнева и
ревности, открыто действует против вас. Даже на двух белых
негодяев и желтого беглеца я глядел только с презрением, как на
орудия, слепо действующие в чужих руках. Но самого дьявольского
заговорщика я и ненавидел и презирал. Я чувствовал себя
настолько оскорбленным, что не мог успокоиться, пока не
попытаюсь наказать врага, пока не отомщу ему. Но как? Вот в
этом и заключалась задача. Дуэль! Ничего другого я не мог
придумать. Преступник был все еще под защитой закона, и я мог
отомстить ему только с помощью собственного оружия.
Я хорошо взвесил слова Черного Джека, однако мой верный
слуга тщетно увещевал меня. Я решил действовать наперекор его
советам. Будь что будет! Я пошлю Ринггольду вызов на дуэль.
Только одно удерживало меня: ведь я должен еще найти повод
для вызова. Это заставляло меня колебаться. Если мне удастся
ранить Ринггольда или он ранит меня, то что же дальше? Я открою
ему свои карты, и он воспользуется этим. А сейчас я могу легко
расстроить его планы, потому что знаю их, а он моих планов пока
не знает.
Эти соображения вихрем проносились в моем мозгу, хотя я и
рассуждал с хладнокровием, которое впоследствии удивляло меня
самого. Злобная ненависть этого негодяя и все, что случилось со
мной за последнее время, прямо-таки ожесточили меня.
Мне необходим был друг, с которым я мог бы посоветоваться.
Но кому мог я открыть эту страшную тайну?..
Что это? Неужели мой слух обманывает меня? Нет, это
действительно голос Чарльза Галлахера, моего старого товарища
по училищу. Я узнал его веселый, звонкий смех. Отряд стрелков
под его командованием вступил в форт, и через минуту мы уже
обнимали друг друга.
Может ли выпасть более удачный случай? В училище Чарльз
был моим закадычным другом, он вполне заслуживал доверия, и я
тут же рассказал ему обо всем. Пришлось многое объяснить ему,
прежде чем он мне поверил. Чарльз склонен был считать все это
шуткой, он никак не думал, что кто-то действительно мог
покушаться на мою жизнь. Но свидетель Черный Джек подтвердил
все, что я рассказал, и Чарльзу наконец пришлось взглянуть на
дело серьезно.
-- Не везет мне! -- сказал он с ирландским акцентом. --
Это самый страшный случай в жизни, с которым я, бедняга,
когда-либо встречался. Матерь божия! Этот парень, должно быть,
воплощенный дьявол! Джордж, мальчик мой, ты не заметил у него
раздвоенных копыт?
Несмотря на свое имя и диалект, Чарльз был ирландцем
только по отцу. Он родился в Нью-Йорке, и, если хотел, мог
прекрасно говорить по-английски. Но ему была свойственна
некоторая манерность, стремление прослыть оригиналом, у него
вошло в привычку, беседуя с друзьями, прибегать к диалекту и
уснащать свою речь чисто ирландскими выражениями. Он был
немножко чудаковатый парень, но с благородной и чистой душой, с
беззаветно преданным сердцем. К тому же Чарльз был далеко не
глуп и не позволил бы так легко "наступить себе на ногу". За
ним уже числились две или три дуэли, в которых он выступал и в
качестве основного участника и в качестве секунданта. За его
воинственность ему дали прозвище "забияка Галлахер". Я заранее
знал, что он мне посоветует: "Вызови мерзавца на дуэль во что
бы то ни стало!" Я объяснил ему, по каким причинам мне трудно
вызвать Ринггольда на дуэль.
-- Верно, мой мальчик! Ты прав. Но дело это не такое уж
трудное.
-- Как так?
-- Заставь его вызвать тебя. Так будет лучше. Кроме того,
ты получишь возможность сам выбрать оружие.
-- Но как это сделать?
-- О мой невинный цыпленок, это так же легко, как выбить
пробку из бутылки. Назови его лжецом, а если он не очень
обидится, щелкни его по носу или выплюнь табачную жвачку в его
противную рожу. Ручаюсь, что он выйдет из себя. А я буду твоим
секундантом... Ну пойдем, мой мальчик, -- продолжал мой
приятель, направляясь к двери. -- Где его искать, этого мистера
Ринггольда? Найди мне этого мерзавца, а я уж научу тебя, как
поцарапать ему пуговицы. Ну, пошли вместе!
Этот план мне не особенно нравился, но у меня не хватило
духу сопротивляться ему и я поплелся за неистовым сыном
кельтской расы.
Глава XLI. ПОВОД К ДУЭЛИ
Не успели мы выйти из дверей, как сразу наткнулись на
того, кого искали. Ринггольд стоял недалеко от порога и
разговаривал с группой офицеров. Среди них находился один
франт, о котором я уже говорил, по прозванию Красавчик Скотт.
Он состоял адъютантом при главнокомандующем и к тому же
приходился ему родственником.
Я указал моему товарищу на Ринггольда.
-- Вот этот, в штатском, -- сказал я.
-- Тебе не надо даже и указывать на него. Его змеиные
глаза сами говорят за себя. Клянусь душой, не очень приятный
взгляд! Ну, ему нечего бояться воды: кому суждено быть
повешенным, тот не утонет! Послушай, Джордж, мой мальчик, --
продолжал Галлахер серьезным тоном, -- последуй в точности
моему совету: наступи ему на ногу, и посмотрим, что он запоет.
У него, наверно, мозоли -- видишь, какие тесные сапоги он
носит... Да ты с ним не деликатничай! Он, конечно, потребует,
чтобы ты извинился, иначе ведь нельзя. А ты не захочешь, вот и
все, никаких церемоний. Ну, а коли так не выйдет, тогда, черт
побери, дай ему пинка.
Мне не понравился этот план.
-- Нет, Галлахер, -- сказал я, -- это никуда не годится.
-- Ну вот еще, пустяки! А почему же нет? Неужели ты
собираешься так просто уйти отсюда? Подумай, мальчик мой, ведь
это же негодяй, который хочет убить тебя! И в один прекрасный
день, если ты дашь ему ускользнуть, он тебя укокошит!
-- Это верно... но...
-- Ба! Какие там "но"? Марш вперед! Послушаем, о чем они
там чирикают. Уж я-то найду, к чему прицепиться, не будь я
Галлахер!
Не зная, на что решиться, я последовал за своим товарищем,
и мы подошли к группе офицеров. Конечно, я не собирался
поступить по совету Галлахера и не терял надежды, что мне не
придется прибегнуть к грубой уловке, предложенной им. И я не
обманулся в своих надеждах. По-видимому, Аренс Ринггольд
испытывал свою судьбу. Едва мы приблизились, как повод к дуэли
уже нашелся.
-- Ну, коли речь зашла об индейских красавицах, -- сказал
Ринггольд, -- то никто не добился такого успеха, как Скотт. Он
тут все время разыгрывает Дон Жуана с того самого момента, как
появился в форте.
-- Да что ж тут удивительного! -- заметил один из только
что подошедших офицеров. -- Насколько мне известно, он
неотразим и всегда покорял сердца всех красавиц в Саратоге. Как
же индейская девушка может устоять перед ним?
-- Не говорите этого, капитан Робертс. Лесные нимфы очень
боятся нас, бледнолицых мужчин. Наверно, теперешняя
возлюбленная стоила лейтенанту долгой осады, прежде чем он
добился победы... Не так ли, лейтенант?
-- Чепуха! -- возразил франт, самодовольно ухмыляясь.
-- Но ведь она наконец уступила? -- спросил Робертс,
обращаясь к Скотту.
Лейтенант не ответил, но его дурацкая улыбка, очевидно,
должна была означать утвердительный ответ.
-- О да! -- вставил Ринггольд. -- Теперь она его
"фаворитка", как принято говорить.
-- А имя? Как ее имя?
-- Пауэлл. Мисс Пауэлл.
-- Как! У нес не индейское имя?
-- Нет, джентльмены, эта юная леди не дикарка, уверяю вас.
Она играет на лютне, поет, читает и пишет такие миленькие
любовные записочки... Не так ли, лейтенант?
Прежде чем лейтенант успел ответить, другой офицер
спросил:
-- Да ведь так же зовут и того молодого вождя, которого
только что арестовали?
-- Верно, -- ответил Ринггольд. -- Его тоже так зовут. Я
забыл сказать, что это его сестра.
-- Как! Сестра Оцеолы?
-- Ни больше ни меньше. Они метисы. Среди белых они
известны как Пауэллы. Так звали почтенного, старого джентльмена
-- их отца. Оцеола значит "Восходящее Солнце" -- это имя, под
которым он известен у семинолов. А ее настоящее имя... ах, это
очень красивое имя!
-- Какое же? Скажите нам, мы рассудим сами.
-- Ее зовут Маюми.
-- Действительно, прелестное имя.
-- Очень красивое! Если сама девица так же хороша, как ее
имя, то Скотт просто счастливец.
-- О, она настоящее чудо красоты! Глаза влажные и
блистающие пламенем любви, длинные ресницы, полные и сладкие,
как мед, губы, высокий рост, стройна, как сама богиня
Киприда(59), ножки крошечные, как у Золушки. Одним словом, она
совершенство!
-- Чудеса, да и только! Скотт -- счастливейший из
смертных! Но скажите, Ринггольд, неужели вы говорите серьезно?
Действительно ли он покорил это индейское божество? По чести,
удалось ли ему победить? Вы понимаете, что я имею в виду?
-- Безусловно! -- был мгновенный ответ.
До сих пор я не вмешивался. С самого начала этого
разговора я стоял как вкопанный, словно меня заколдовали.
Голова у меня кружилась, кровь приливала к сердцу, как
расплавленный свинец. Столь дерзкое утверждение так ошеломило
меня, что прошло некоторое время, прежде чем я мог собраться с
силами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54