Кто-то где-то придаёт этому значение, и вот уже ВМФ США готовит экспедицию за одним из Предметов Силы — в Норфолке сформировано авианосное ударное соединение, которое через несколько дней отправляется в Антарктиду. Наша задача — помешать им выполнить свою миссию.
— Ого! — это была единственная реплика, прозвучавшая со стороны пилотов после столь громкого заявления, и выдал её Стуколин.
Друзья переглянулись. Лукашевич с улыбкой потёр руки. Громов, наоборот, озабоченно нахмурился.
— Предметом Силы, — продолжил Фокин, не дождавшись сколько-нибудь вразумительной реакции на свои слова, — который хотят заполучить Посвящённые из ордена «Бнай-Брит», является так называемое Копьё Судьбы. Согласно древнему преданию, этим копьём был нанесён «удар милосердия», оборвавший жизнь Иисуса Христа. Затем оно переходило из рук в руки, от одного известного исторического деятеля к другому, и ему приписывают различные сверхъестественные свойства. В частности, утверждается, будто бы Копьё является ключом к военной победе. В середине двадцатого века Копьё досталось нацистам, и в преддверии краха Третьего Рейха было переправлено ими на секретную немецкую базу в Антарктиде, где и находится до сих пор.
— Не слабо, — оценил Стуколин, он хлебнул пива и снова оглянулся на Громова.
— Я знаю историю Копья Судьбы, — сказал Громов медленно. — Однако, как и вы, не верю в его сверхъестественную силу. Даже если исходное Копьё и обладало таковым, за истёкшие два тысячелетия должно было появиться достаточно подделок, чтобы запутать вопрос окончательно. И, честно говоря, я не понимаю, зачем мы должны ввязываться в эту опасную авантюру, подставлять под удар уникальный авианосец и людей, которые на нём служат, фактически провоцировать войну? Ради чего всё это? Чтобы горстка идиотов не могла заполучить железку сомнительного происхождения?
Фокин поразился, насколько его собственные мысли совпали с доводами Громова. К тем же самым аргументам он прибег, пытаясь убедить Зартайского, что затея не стоит выеденного яйца. И теперь он должен был сказать Громову то, что ему самому сказал Зартайский.
— Вы не понимаете?
— Нет, не понимаю.
— Хорошо, объясню. Даже если бы американская экспедиция отправлялась в Антарктиду не за конкретным Копьём Судьбы, а за чулками Евы Браун, мы всё равно должны были бы отреагировать. Потому что при той секретности, которая окружает эту операцию американского флота, при тех материальных затратах, которые он понесёт — мы не вправе недооценивать её значение. А уж если с благополучным исходом этой операции определённые круги в США связывают начало реализации плана «Форс-мажор»…
— Смешные эти американцы, — заметил Лукашевич. — Авианосная группа — слишком заметный объект, чтобы всерьёз говорить о секретности. Я на их месте снарядил бы подводную лодку, скрытно подобрался бы и высадил десант морской пехоты на побережье. Или ещё лучше — организовать санно-тракторный поезд с одной из антарктических станций якобы с научными целями. И дело в шляпе.
Фокин тяжко вздохнул.
— В вашем предложении есть здравое зерно, — признал он. — Вы трое вообще на редкость здравомыслящие люди, потому мы с вами и имеем дело. Но суть проблемы как раз и состоит в том, что в этой истории с Копьём Судьбы решения принимаются и приказы отдаются не совсем здоровыми людьми. Для них конечный результат — не всегда результат. Логика здесь отсутствует. Опора на символы, на неукоснительную точность исполнения определённых ритуалов. Разобраться в этом трудно и для непосвящённого человека — почти невозможно. Однако в составе нашей контр-операции будут принимать участие несколько специалистов в этой области. У вас будет предостаточно времени прояснить для себя мотивацию наших противников. В любом случае, у нас нет выбора — мы должны перехватить американцев.
— Чистейшей воды авантюра, — сказал Громов. — «Перехватить» — как вы это себе представляете? «Варяг» — посудина, конечно, мощная, но главной силой любого авианосного соединения было и остаётся авиакрыло. Насколько я помню, типовое американское авиакрыло состоит из восьмидесяти шести боевых машин. Что с этой армадой могут сделать три пилота, которые пока даже не умеют садиться на палубу?
— Начать с того, что вас будет не трое, — ответил Фокин. — Мы уже сформировали четыре авиационных звена, ваше — пятое Авиационное звено — тактическое и огневое подразделение в частях ВВС; звено состоит из 3 — 4 самолётов и предназначается для выполнения тактических задач самостоятельно или в составе эскадрильи.

.
— Ё-моё! — не сдержал возгласа Стуколин. — Двадцать машин против восьмидесяти шести. Да нас собьют к чёртовой матери в первую же минуту!
— Далее, — Фокин сделал вид, что не услышал его замечания. — Если совсем начистоту, то мы не собираемся вести боевые действия против американцев. Наша задача, как я уже говорил, совершенно противоположная — предотвратить войну. Поэтому ваши самолёты будут подниматься в воздух только затем, чтобы продемонстрировать серьёзность наших намерений.
— А если какой-нибудь придурок пальнёт с перепугу?
— Главное, чтобы вы с перепугу не пальнули. Всё остальное мы берём на себя.
— Но-но, — обиделся Стуколин. — Попрошу без оскорблений. Мы своё дело знаем не хуже вас.
— Итак, — подвёл черту Фокин, — вы готовы отправиться за Копьём Судьбы?
— А что, есть другие предложения? — поинтересовался Лукашевич.
— В конце концов, мы ведь считаемся пиратами, — с усмешкой сказал Громов, и все снова посмотрели на него. — А у каждого уважающего себя пирата должен быть свой клад…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ
ЗАКЛЯТЫЕ ДРУЗЬЯ

(Река Киликия, Сирия, июнь 1190 года)

Сказать, что славный рыцарь и воин Храма Воин Храма — храмовник, тамплиер, член Ордена тамплиеров, основанного французскими крестоносцами в 1123 году в Иерусалиме с целью защиты христианских паломников.

Гуго Сакс ненавидел Фридриха Барбароссу — значит, ничего не сказать. Всё зло мира сконцентрировалось для Гуго в этом рыжебородом самозванце, провозгласившем себя Императором и некогда поставившем на колени самого Папу. Гуго не просто желал Фридриху смерти — он желал ему смерти долгой, мучительной, страшной — такой, чтобы муки ада, куда, без сомнения, попадёт Фридрих после своей кончины, показались тому облегчением.
Самое любопытное, что ненависть эта не имела под собой никакой логической мотивации — в другие времена её назвали бы «животной» — и сам Гуго редко задумывался, почему же он мечтает о скором наступлении того светлого дня, когда сможет выпустить кишки человеку, которого, по идее, должен оберегать и в случае опасности прикрыть своей грудью. А когда задумывался, то вспоминал свой разговор с Папой, подробности которого были единственной тайной Гуго, которую он не раскрыл бы и на исповеди. Впрочем, нужды исповедоваться у Гуго Сакса теперь не было: Папа предусмотрительно отпустил ему все грехи — и прошлые, и будущие.
Вообще этот разговор, состоявшийся незадолго до того, как Папа Римский Урбан III обратился к государям христианским, призывая их соединиться в походе против неверных, коварно захвативших Иерусалим и осквернивших Гроб Господень, многое изменил в жизни Гуго. Из нищего безземельного squire Squire — искажённое от ecuyer («щитоносец»), оруженосец рыцаря, обычно — человек благородного происхождения, не имеющий собственной земли и вассалов.

, который не смог бы выплатить заявленный Фридрихом сбор в три марки серебром, необходимый для вступления в армию Крестового похода, Гуго в одночасье превратился в уважаемого лорда со своим banniere Banniere — прямоугольное знамя на конце копья, служащее знаком сбора для вассалов того или иного лорда.

, командора и официального представителя Рима с правом голоса на военном совете германского короля. И, разумеется, выбор в пользу рядового воина Храма Гуго Сакса не был случайным, а являлся следствием Божьего промысла, а значит, всё у Гуго получится, и ненавистный Фридрих вскоре отправится в ад.
А было так. Печальные новости из Палестины застали Гуго в миланском командорстве Ордена. Весть о падении Иерусалима и ужасной смерти Великого магистра Жерара де Ридфора от руки главного врага христиан Салах-ад-Дина в мгновение ока облетела командорство. Храмовники были настроены решительно: следует объявить новый Крестовый поход и освободить Иерусалим, захваченный подлыми язычниками. Они готовы были отправиться хоть сегодня, благо жажда мести за убиенного магистра распаляла их сердца. Один только Гуго, недавно принявший обеты и сделавший это, скорее, от отчаяния, а не по долгому размышлению, как его товарищи, относился к готовящемуся Походу довольно безразлично: вряд ли ему, молодому и новоиспечённому члену Ордена, выпадет удача участия в Походе, который, как известно, кроме воинской славы, приносит крестоносцам чистый доход в виде трофеев. Да и о каком доходе можно мечтать после обязательства жить сообразно канонам святого Августина — любая добыча пойдёт в казну Ордена.
Безразличие Гуго не укрылось от проницательного взгляда командора Бриана де Буагильбера. Однажды под вечер он вызвал Сакса к себе в келью. Гуго ждал скорого строгого допроса и последующего наказания, но вместо этого командор долго расспрашивал его о том, что он думает о предстоящем Походе в Святую Землю, как относится к возможным предводителям этого Похода — к королю Фридриху, королю Ричарду и королю Филиппу Августу. Гуго отвечал, что как истинный католик и тамплиер, поклявшийся до самой смерти служить Святой Церкви, всем сердцем приветствует Поход за освобождение христианских реликвий и желал бы в нём участвовать, если на то будет дозволение командора или нового магистра; что королей Филиппа и Ричарда он чтит, зная об их благородстве, храбрости и набожности — несмотря на то, что сейчас эти два короля ведут войну друг с другом, не приходится сомневаться: когда Папа объявит Поход против язычников, они без колебаний примут крест, забыв о прежних распрях. Если же говорить о короле Фридрихе, то он не кажется столь благочестивым, его притязания на трон владыки Римской империи смешны, а сам он известен непомерной жадностью, вероломством и еретическими высказываниями.
Командор на эти ответы одобрительно кивал и менял тему, спрашивая, например, где Гуго научился так хорошо обращаться со своим мечом, и кто и когда нанёс ему colee Colee — удар кулаком по затылку, который посвящающий в рыцари наносит посвящаемому, часть процесса посвящения в рыцарство.

. Беседа между Гуго и его командором закончилась далеко заполночь. И, судя по всему, Бриан де Буагильбер был её итогами полностью удовлетворён.
"Идите, брат мой, — сказал он Саксу, — и хорошенько выспитесь. После утренней мессы я жду вас у конюшни — мы отправляемся в Венецию В описываемый период в Венеции находилась резиденция Папы Урбана III, так и не решившегося вернуться в Рим после очередного восстания сторонников новой Римской республики.

".
Душа Гуго затрепетала, он почуял скорые и необратимые изменения в своей неинтересной монотонной жизни. Что ждёт его в будущем: слава, богатство, власть, или, может быть, смерть без креста и покаяния — какая, в сущности, разница? Главное — перед молодым и честолюбивым тамплиером открылись небывалые перспективы, а чем за это придётся расплачиваться, Гуго мало волновало.
Дорога от Милана до Венеции неблизкая — почти три дня пути, но два тамплиера, не обременённые слугами и обозом, на хороших лошадях, избегая крупных городов, добрались за сутки. Бриан де Буагильбер перепоручил Гуго командору венецианских тамплиеров, а сам на гондоле отправился на аудиенцию к Папе. Гуго накормили сытным обедом и дали выспаться. Де Буагильбер вернулся к вечеру, очень довольный собой и совершенно не выглядящий усталым, словно и не было изнурительной скачки по пыльным ухабистым дорогам Северной Италии и долгого ожидания встречи с главой христианского мира.
«Папа хочет говорить с тобой», — сообщил он оторопевшему Гуго.
Тот о подобной чести не смел и мечтать, а потому несколько растерялся.
«Не смущайтесь, брат мой, — сказал проницательный командор. — Папа — мой близкий друг, а я рассказал о вас только самое хорошее — вам нечего опасаться».
И вот встреча состоялась. Гуго Саксу никогда до того не приходилось бывать в Венеции, но даже если бы и пришлось, он вряд ли сумел бы опознать дом, в который его привезли на гондоле по сложной сети каналов под покровом тёмной безлунной ночи. Потом была слабо освещённая комната, куда высокий и мускулистый мавр в одеянии послушника препроводил де Буагильбера и Гуго. В комнате пахло какими-то незнакомыми Гуго благовониями, причём запах был столь силён, что от него слегка мутился рассудок.
Урбан III сидел на деревянном троне с высокой спинкой и массивными подлокотниками. Оказавшись в комнате, тамплиеры преклонили колени, но Папа велел им встать и подойти ближе. Несмотря на восторг, вызванный значительностью происходящего с ним события, Гуго обратил внимание на то, с каким трудом Папа произносит слова — они словно застревали у него в горле, фразы получались отрывистыми и каждая из них заканчивалась звуком, напоминающим воронье карканье. Он стар и болен, подумал Гуго о Папе, но это ничего не значит, потому что его устами говорит сам Господь.
«Я рад видеть… — сказал Урбан III, — столь доблестных рыцарей… в моей скромной обители… но я вызвал вас… не только… дабы убедиться в том… что воинство христово… по-прежнему сильно… и готово к великим свершениям во славу Господа… Я вызвал вас… чтобы просить выполнить…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49