безо всякого сожаления сообщил Саблин. — Ты бы только видел его физиономию!
— Мне разрешат сегодня вылет или нет?
— Лети, сокол, — дал своё согласие Саблин. — Занимай третий эшелон и крутись в своё удовольствие. Кобру покажешь?
— Покажу, если просите.
— Тогда дай знать — ребята посмотреть хотят.
— Не налюбовались ещё?
Говоря это, Громов двинул РУД РУД — рычаг управления двигателем.

до защёлки «малого газа» и по рулёжной дорожке повёл истребитель к взлётно-посадочной полосе. Машина катилась ровно, турбины свистели, и жизнь была прекрасна.
— База, говорит Витязь, я на исходной.
— Витязь, взлёт разрешаю.
Громов вывел обороты двигателя на взлётный режим, полоса заскользила навстречу, теперь РУС РУС — рукоятка управления самолётом.

на себя, и вот уже мелкая тряска, сопровождающая движение истребителя по полосе, разом прекратилась, и земля плавно уходит вниз, проваливается под фюзеляж, а впереди — только небо.
Набрав высоту, Константин надел маску кислородной системы ККО-5 и снова связался с Саблиным:
— Начинаю маневрирование. «Поворот на горке».
Посторонний наблюдатель увидел бы, как раскрашенный в камуфляжные цвета «Су-27УБ» вдруг резко задрал нос и полетел в зенит, двигаясь практически вертикально — манёвр, называемый «горкой». Затем истребитель снизил скорость до минимума, и оставаясь в той же плоскости, завалился на крыло, разворачиваясь на сто восемьдесят градусов в пикирование.
— Отчаянный малый наш Громов, — одобрительно обронил Саблин, наблюдавший за истребителем сквозь панорамное окно КДП. — «Поворот на горке» на машине весом в двадцать две тонны — это не хухры-мухры. Не всякий рискнёт.
— Да, — согласился один из находившихся в диспетчерской офицеров. — Я бы не рискнул.
— А кто он такой — этот Громов? — поинтересовался молодой лейтенант, лишь неделю назад прибывший в часть и ещё не успевший сделать ни единого вылета. — Как приехал, только и слышу: Громов, Громов, Громов. Он что, действительно из «Витязей» Имеется в виду знаменитая пилотажная группа «Русские Витязи» Центра показа авиационной техники, находящегося в Кубинке (Московская область); образована в 1991 году.

?
— Из них, — подтвердил Саблин. — Потому и держим. Он умеет делать то, чего никто не умеет. Да и басурмане, как услышат, что их «Витязь» будет возить, на лишнюю сотню баксов всегда готовы разориться.
Громов тем временем вышел из манёвра и объявил «Петлю Нестерова с переворотом в верхней точке и выходом в управляемый штопор».
— А почему он здесь, а не в Кубинке? — поинтересовался лейтенант.
— Выперли его из «Витязей». В девяносто шестом. Он в Ле Бурже выступал, ну и впилился в какого-то француза на «Мираже». Или француз в него впилился. История-то знаменитая — про неё тогда во всех газетах писали. А разбираться никто не стал, вот и списали нашего Костю. Он в Заполярье потом служил — командиром части, а теперь у нас.
— Ясно, — лейтенант вздохнул. — А он учеников берёт?
Саблин хохотнул.
— Что, тоже «единичку» на грудь заработать захотелось?
Лейтенант, носивший на груди значок пилота третьего класса, покраснел и потупился.
— Манёвр завершил, — доложил Громов. — По заказам радиослушателей выполняю «Кобру Пугачёва».

(Вообще-то «Кобру Пугачёва» придумал не Пугачёв — это всеобщее заблуждение. К счастью, капризуля История в данном случае сохранила имя подлинного первооткрывателя. А было так. Однажды лётчик-испытатель Игорь Волк (ведущий пилот Лётно-исследовательского института имени Громова, поднимавший, в частности, нашу космическую гордость — «Буран») гонял экспериментальный образец «Су-27» на различных критических режимах, включая управляемый штопор. Погасив скорость и увеличивая угол атаки, Волк с удивлением обнаружил, что самолёт не сваливается на крыло, как это сделал бы любой другой, а всё больше запрокидывается назад, сохраняя при этом первоначальное направление движения. Повинуясь скорее инстинкту, чем знанию, Волк отдал ручку управления самолётом вперёд, после чего «Сухой» опустил нос и продолжил полёт как ни в чём не бывало. Рассказ Волка о новом манёвре переполошил ЛИИ. В процессе всестороннего изучения такой режим полёта получил название — «динамическое торможение», и только после того, как шеф-пилот КБ Сухого, Виктор Пугачёв, продемонстрировал его публике на очередном авиа-шоу в Ле-Бурже, манёвр окрестили «Коброй Пугачёва». Надо отдать должное Игорю Волку: он не стал скандалить из-за приоритета, заявив, что «мы уж как-нибудь с Виктором славой сочтёмся».
Продолжая тему, можно сказать, что «кобру» освоили и умеют делать почти все современные российские истребители, но до сих пор этот манёвр не доступен для подавляющего большинства западных летательных аппаратов. Завистливые американцы оспаривают целесообразность применения «кобры» в современном воздушном бою, однако из кожи вон лезут, чтобы придумать какой-нибудь антиманёвр. Не так давно американский испытатель Хербст, летающий на экспериментальном самолёте «X-31», придумал довольно сложный разворот, который окрестил «Мангустом». Всё бы хорошо, да вот незадача: «Х-31» — лёгкий планер, на него нельзя установить даже пулемёта, а наши пилоты легко смогли воспроизвести «разворот Хербста» на тяжёлых современных машинах класса «Су» и «МиГ»).

— Вон он! — крикнул возбуждённо лейтенант.
Сначала все увидели истребитель, на огромной скорости идущий с севера, затем пришёл звук — оглушающий вой двигателей, способных на форсаже развивать тяговую мощность в сто тысяч лошадиных сил каждый. Нос самолёта задрался, хвост ушёл вниз, и какое-то время истребитель, продолжая лететь вперёд, действительно напоминал изготовившуюся к броску кобру. У лейтенанта вырвался вздох восхищения. Когда скорость упала до критической, Громов опустил нос самолёта, чтобы избежать сваливания и продолжил полёт уже в горизонте Лететь в горизонте — лететь в горизонтальном полёте.

.
— Чисто сделал, — уважительно прокомментировал Саблин. — Профессионал.
Грянул звонок телефона. Майор с неудовольствием посмотрел на чёрный аппарат, стоящий на пульте, но трубку снял:
— Дежурный по КДП слушает!
На том конце провода быстро заговорили, Саблин некоторое время внимал, затем спросил озадаченно:
— А кто вы собственно такой?..
Ему что-то ответили.
— Вы уверены, что он поймёт?
На том конце были уверены. Саблин шумно почесал в затылке и вызвал Громова:
— Витязь, на связи База. Ответьте Базе, Витязь.
— База, я весь внимание.
— Слышь, Костя, тут тебе из Города звонят — говорят, срочное дело.
— Кто звонит?
— Чудак какой-то. Назвался Капитаном. Говорит, ты поймёшь.
— Понял. Возвращаюсь.
Громов заложил вираж и лёг на обратный курс к аэродрому. На лице его, спрятанном под забралом защитного шлема и кислородной маской, играла неопределённая улыбка — ни один из его многочисленных друзей, даже Лукашевич или Стуколин, не смогли бы сказать, что она означает. Возможно, это была просто улыбка.

* * *

(Санкт-Петербург, январь 2000 года)

На улице Некрасова имеется небольшой ресторан под названием «Пивной клуб». Там можно отведать жаркое из ляжки кенгуру или стейк из хвоста крокодила. К обширному меню из сотни деликатесных блюд прилагается список на два десятка сортов пива. Кроме того, прислуживает в этом ресторане довольно забавный, но вполне натуральный негр — наверное, для того, чтобы любой россиянин, придя сюда, мог почувствовать себя (белым человеком(. По соседству с «Пивным клубом» располагается магазин «Солдат удачи», торгующий военной амуницией. Настоящий солдат удачи, занеси его в этот магазин нелёгкая, будет наверняка разочарован: вместо реального оружия здесь продаются макеты и модели, которые ни один уважающий себя коллекционер не то что на стенку не повесит, но даже и в руки не возьмёт. Однако, купившись на название магазина, офицеры разных мастей и воинских званий частенько появлялись на улице Некрасова, а чтобы не уходить просто так, заглядывали в «Пивной клуб», в конце концов облюбовав его для постоянных посиделок.
Бывал там — не реже раза в неделю — и капитан ВВС в отставке Алексей Стуколин. Работа в качестве консультанта по военной технике при одном из питерских издательств, специализирующихся на выпуске роскошных и безумно дорогих энциклопедий, доход приносила небольшой, но Алексей жил экономно, а потому мог себе позволить раз в неделю «оттянуться на полную катушку» в компании себе подобных.
И вот как-то погожим субботним днём Стуколин сел на трамвай и приехал на улицу Некрасова. Войдя в ресторан, он обнаружил за одним из столиков компанию из трёх знакомых ему офицеров.
Сегодня всеобщим вниманием овладел коллега Золотарёв. Он недавно вернулся из Чечни, заработав там орден Мужества и очередное звание, а потому мог поделиться свежим боевым опытом. Стуколин заказал себе две кружки «Будвайзера» и солёных сухариков, после чего присел к столику.
— Ну так вот, — рассказывал Золотарёв, — только я из манёвра вышел, тут мне и засадили «стингеpом» прямо в мотор. Машину вниз повело, чую — в штопор заваливаюсь. Дёргаю ручку на себя, но тут обшивка рваться начала, и я за рычаги катапультирования схватился…
На этом месте Золотарёв остановился и сделал большой глоток, разом опустошив кружку. Слушатели нетерпеливо заёрзали. Стуколин, которому ни разу не приходилось катапультироваться в ходе боя, посмотрел на них с превосходством; он полагал, что пилот, не сумевший уберечь свой самолёт, — это плохой пилот.
— И ты, значит, катапультировался? — не выдержал один из слушателей — капитан противовоздушных войск Андронов, прославившийся тем, что в самом начале необъявленной войны НАТО против Югославии подал рапорт и уехал добровольцем в Косово.
Золотарёв ухмыльнулся, пригладил свои пышные усы и, взявшись рукой за новую кружку, продолжил рассказ:
— Катапультировался, в общем, — подтвердил он догадку Андронова. — А видимость, я уже говорил, у земли была низкая — туман, и чечены не видели, куда я сел. Но вот ведомый — дурак! — вздумал посмотреть, как я там устроился, и два круга надо мной сделал. Радисты потом рассказывали, что чечены сразу это дело просекли и в эфире обменивались: мол, если самолёт круги нарезает — значит, лётчик жив и где-то внизу прячется. А я за дерево зацепился и повис. Пояс с гранатами вниз тянет. Хотел расстегнуть и сбросить, но испугался: кольцо за ветку заденет — взрывом на клочки порвёт. Короче, вместо этого стал раскачиваться, пока до ствола не добрался. Ухватился, перерезал стропы. Слез вниз. Думаю, надо уходить. Если чечены найдут — живым в землю закопают; были прецеденты. Пошёл в горы… — Золотарёв выдержал новую паузу, наслаждаясь нетерпением слушателей. — С грехом пополам влез куда-то, а тут стемнело совсем. Решил, дальше не пойду, здесь переночую. Распаковал НАЗ НАЗ — носимый аварийный запас.

. Лодку резиновую на склоне расстелил, парашютом накрылся. Ночь, короче, перекантовался, хотя больше мёрз, чем спал. В «Комаре» «Комар» — переносной радиомаяк.

батарейки севшие оказались; найти бы ту суку, которая НАЗ собирала — убил бы урода! Думаю, возвращаться надо под моё дерево. Где в другом месте свои же не найдут, и тогда точно кранты. Пошёл назад, сел, жду. Слышу — где-то внизу собаки лают. Ага, думаю, это по мою душу чечены идут. Сдаваться я не собирался. Взял гранаты. Одну — на груди оставил, одну — к животу привязал, остальные — вокруг разложил. Всё, думаю, отлетался…
Негр-официант принёс Стуколину пиво и сухарики, и, пока тот разбирался со всем этим хозяйством, Золотарёв молчал, хитро улыбаясь.
— Надо думать, всё идёт к счастливой развязке, — заметил ещё один из участников посиделок — майор Кривцов, отслуживший три месяца в миротворческом контингенте в Приштине. — Иначе ты здесь не сидел бы.
— Логично, — признал Золотарёв. — Но главное ещё впереди.
Стуколин пригубил из кружки и спросил.
— Ты хочешь сказать: позади?
Он всегда более чем скептически относился к байкам, рассказываемым коллегами, не без оснований полагая, что цветистые подробности их подвигов высосаны из пальца. Он сам мог порассказать много интересного и поучительного, однако на все подначки предпочитал отшучиваться: честное слово, данное когда-то советнику Маканину, было покрепче любой подписки о неразглашении.
— Давай рассказывай, — снова проявил нетерпение Андронов.
— На чём я остановился? — спохватился Золотарёв, несколько озадаченный вопросом Стуколина. — А, ну да. Попрощался я, значит, с жизнью. Но тут слышу: «вертушка» летит. Блин, думаю, в самый раз. Воля к жизни пробудилась. Потом-то выяснилось, что наши меня с рассвета искали. И вот нашли. Но оказалось, я рано радовался. Тут как в кино: и наши подвалили, и чечены. Наши с «вертушки» по ним палят, чечены — по мне. Но самое страшное уже в конце было. Я на тросе вишу, лебёдка крутится медленно, глаза закрыл, из АКСУ АКСУ — Автомат Калашникова специальный укороченный.

своего палю в божий свет, как в копеечку. Вдруг по ушам как шарахнет, огонь, жар. Ну, думаю, теперь точно звездец. А это, оказывается, вертолётчик, дубина, по чеченам HУРСами НУРС — неуправляемые реактивные снаряды.

садит — прямо над головой. Думал, оглохну к чертям собачьим. До сих пор в ушах звенит…
Офицеры помолчали, ожидая, что Золотарёв добавит что-нибудь к уже сказанному. Но это было всё.
— Да-а, — протянул Андронов. — История…
— А вообще чечены воевать умеют, — сообщил Золотарёв. — Настоящие солдаты.
— Ещё бы не умели, —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49