- Ну, все о'кей? - спросил Клеменс.
- Нет. - Рипли, не разгибаясь, смотрела на него снизу вверх. - Надо
сделать вскрытие.
Клеменс не удивился. Он уже ждал подобного предложения.
- Зачем? - спокойно спросил он.
- Я хочу знать, что ее убило.
Врач бросил быстрый взгляд на труп. Что-то в нем было не так как
положено. Нет, наоборот, все было именно как положено: у девочки оказались
закрыты глаза. А он, по правде сказать, и не вспомнил, что следует
опустить веки. Для этого понадобилось женское чутье...
- Я же сказал вам, что она утонула, - произнес Клеменс чуть более
мягко, чем намеревался секунду назад.
В зрачках Рипли застыло непоколебимое упорство.
- Я должна увидеть ее внутренности.
- Зачем? - снова переспросил Клеменс. На сей раз он уже не был так
спокоен.
- У меня есть причины для этого.
Некоторое время они молчали.
- Может быть, вы поделитесь ими со мной?
Рипли думала недолго. У нее было мало надежды обмануть врача, однако
если рассказать ему правду, то он почти со стопроцентной вероятностью
решит, что она сошла с ума. К тому же чем меньше людей будет знать правду,
тем лучше.
- Возможно... есть вероятность инфекционного заболевания.
- Какого, если не секрет?
Вот она и попалась... Она знала о возможных заболеваниях столько,
сколько полагалось лейтенанту космофлота. Этого знания не хватало, чтобы
дать правдоподобное объяснение.
- Холера! - ответила Рипли наобум.
Очевидно, это был наихудший из возможных ответов. Врача даже
передернуло:
- Что?! Двести лет уже не было отмечено ни единого случая холеры!
У Рипли уже не оставалось ни доводов, ни сил, чтобы спорить.
- Ну, пожалуйста... прошу вас, - прошептала она еле слышно.
И тут, совершенно неожиданно для нее, врач вдруг сдался. Он сам не
мог бы сказать, что подействовало на него: убежденность Рипли или холодная
логика. В самом деле, наблюдать вскрытие, особенно вскрытие близкого
человека, - тяжело. Вдвойне это тяжело для женщины. И втройне - если эта
женщина только что встала на ноги после серьезнейшей аварии.
Уж конечно, не для своего удовольствия берет она на себя эту тяжесть.
Клеменс наскоро ополоснул хирургические инструменты, перебрал их,
словно любуясь их хищной четкостью. И внезапно одним точным
профессиональным движением вспорол детское тело от грудины до лобковой
кости. Потом незаметно покосился на Рипли.
Нет, она не упала в обморок - лишь содрогнулась на миг. И врач
почувствовал, как с каждой секундой в нем крепнет уважение к этой странной
женщине. Но профессиональное чувство взяло верх.
- Вот... - Клеменс пошевелил внутренности скальпелем. - Все в
порядке. Ни малейших следов инфекции вообще. И холеры в частности.
- Грудь... - это слово Рипли тоже произнесла еле слышно.
- Что?!
- Вскройте ей грудную клетку.
Врач пожевал губами. Кажется, от его доверчивости требовали слишком
многого.
- Послушайте, если вы хоть самую малость знаете о холере, то вам
должно быть известно, что в грудной полости ей делать нечего. Впрочем...
ладно. - На этот раз он выбрал инструмент с умыслом. Это был огромный,
жуткого вида секироподобный нож. Конечно, проникнуть в грудную полость
можно и гораздо проще. Это тоже делается одним точным, почти мгновенным
движением, когда лезвие ланцета как сквозь масло проходит сквозь
неокостеневшие части ребер там, где они примыкают к грудине. Но пусть уж
тот, кто заказал вскрытие, получит все, чего ожидает!
Обеими руками подняв за углы дугообразный клинок, Клеменс испытывал
даже некоторое злорадство. Потом лезвие пошло вниз и как топор палача со
страшным хрустом врезалось в неживое тело; во все стороны брызнули осколки
хряща...
И снова Рипли не потеряла сознание. Она смогла превозмочь дурноту и
приняла ужасное зрелище как надо. А Клеменс снова ощутил, что уважение
опять возвращается к нему.
- Осторожнее! - сказала Рипли, и врач увеличил осторожность движений,
хотя абсолютно не представлял, что здесь может ему угрожать.
Последовал еще один удар, на этот раз не сопровождающийся внешним
эффектом. Потом короткое режущее движение. И грудная клетка раскрылась как
коробка для обуви, обнажив свое содержимое.
- Вот это легкие. Они необычайно раздуты: их по самые бронхи
заполнила жидкость. Как я вам уже объяснял, девочка утонула. Вернее,
захлебнулась, когда жидкость хлынула в ее дыхательные пути.
Клеменс выждал несколько минут.
- Ну, а коль скоро я не полный идиот, - сказал он, понизив голос, -
может быть, вы мне все-таки объясните, что вы искали на самом деле?
Он почувствовал, что еще немного - и Рипли расскажет ему все. Но в
этот момент громко, по-хозяйски хлопнула входная дверь, затем она хлопнула
повторно, - раздался топот, словно от стада слонов...
На самом деле к ним направлялись всего двое: директор тюрьмы и его
помощник. Директор ступал размашисто, с подчеркнутой уверенностью
впечатывая каблуки в пол. Смит подсознательно подражал ему во всем: в
движениях, в интонациях голоса, даже в производимом грохоте, явно не
догадываясь, что тем самым производит впечатление карикатуры.
- Мистер Клеменс? - Судя по тону, это был не вопрос, а чуть ли не
оглашение смертного приговора.
- Господин директор? Да, вы, кажется, не представлены. Это лейтенант
Рипли. Лейтенант, познакомьтесь, - директор тюрьмы Эндрюс, а это -
заместитель директора, Восемьдесят Пя... э-э-э... мистер Смит.
Эндрюс был отнюдь не глуп и уловил оттенок иронии, проскользнувший в
голосе, но счел неуместным придавать этому значение.
- Что здесь происходит, мистер Клеменс? - спросил он с железным
лицом.
- Да, что здесь происходит, мистер Клеменс? - подголоском вступил в
беседу помощник. Но Эндрюс только раз глянул на него - и тот заткнулся
настолько глубоко, что больше вообще не открывал рта на всем протяжении
разговора.
- Ну, прежде всего, лейтенант Рипли чувствует себя намного лучше. А
во-вторых, в интересах общественной безопасности мне пришлось пойти на
риск вскрытия.
- Без моего разрешения? - Лицо Эндрюса все еще оставалось железным,
голос он тоже не смягчал.
- Видите ли, в свете тех данных, что сообщила лейтенант, мне
показалось, что у нас нет времени спрашивать разрешения. Но, к счастью,
наши опасения как будто не оправдались. - Широким жестом Клеменс указал на
разрезанный труп. - Результат вскрытия не показал признаков заразной
болезни.
Директор проследил за рукой врача без малейшей брезгливости, словно
смотрел на испортившийся станок.
- Хорошо. Ранее уже было сказано, что лейтенанту Рипли не
рекомендуется выходить из госпиталя без сопровождения. Согласен,
сопровождение - это вы, мистер Клеменс. Но, - Эндрюс по-прежнему говорил
подчеркнуто официальным тоном, - в дополнение к своим прежним
распоряжениям скажу следующее: я бы настоятельно просил вас, лейтенант,
вообще не покидать отведенное вам помещение и не разгуливать по территории
тюрьмы без крайней необходимости. А вам, доктор, я советую о любом
изменении состояния вашей пациентки докладывать мне. И немедленно!
Впервые с момента начала беседы с директором Рипли подала голос:
- Мы должны кремировать тела.
- Ерунда! - холодно отрубил Эндрюс, даже не повернувшись к ней.
- Согласно всем правилам, трупы должны храниться в морге до прибытия
следственной группы.
- Но... это нужно сделать в интересах общественной безопасности, -
ухватилась Рипли за магическую формулу, которую только что произнес врач.
- Это в каком смысле?
- В смысле здоровья вашего контингента...
Дальнейшее зависело от Клеменса. Он мог поддержать игру, а мог и не
поддержать.
Уловка сработала. Директор перевел взгляд на врача. И тут Клеменс
снова сделал свой выбор. Как и в тот момент, когда он решился на вскрытие,
ему трудно было объяснить, что толкнуло его на этот поступок. Только ли
сочувствие к своей недавней подопечной? Или он подсознательно принял
мысль, что Вселенная может таить какую-то опасность, известную случайному
человеку, но неведомую для него, профессионала?
- Лейтенант хочет сказать, что возможность инфекции еще не исключена.
- Но вы же утверждали...
Врач кивнул:
- Да, судя по всему, непосредственной причиной смерти ребенка стало
утопление. Однако это вовсе не позволяет отрицать самого факта болезни.
Возможно, холерный вирус действительно присутствует в тканях тела девочки,
и наверняка мы этого не узнаем: у нас ведь нет лаборатории, чтобы
произвести соответствующее исследование. А в свете того, что сообщает
лейтенант... Видите ли, я думаю, что вспышка холеры очень плохо смотрелась
бы в официальных документах.
Возможность провести исследование на Ярости была: для этого вполне
хватило бы обыкновенного микроскопа. И холера вызывается вовсе не вирусом
- просто термин "вирус" звучит внушительнее, чем "бактерия" или "вибрион".
Но директор этого не знал.
Впрочем, он почувствовал нажим, но поддался ему отнюдь не от
слабости:
- Не пугайте меня официальными документами. Во-первых, я не из
пугливых, во-вторых, есть вещи и пострашнее. Я хочу, чтобы вы поняли,
Рипли: у нас здесь двадцать пять заключенных, а не заключенных - всего
трое. Ну, считая вас, теперь четверо. И мой - как вы выразились -
контингент - отнюдь не невинные овечки, попавшие в сети правосудия. Это
убийцы. Насильники. Насильники детей. Мразь, подонки человечества - каждый
из них десятикратно заслуживает смертной казни, и мне искренне жаль, что
она отменена. И то, что они пять лет назад ударились в религию, не делает
их менее опасными. Поэтому я не хочу нарушать уставный порядок. Я не хочу,
чтобы в самой гуще этого сброда, среди которого, кстати, почти половина
была осуждена за сексуальные преступления, разгуливала женщина!
- Понятно, - Рипли не отрываясь смотрела ему в глаза. - Для моей же
собственной безопасности, не так ли?
- Именно так! - Эндрюс с грохотом обрушил кулак на столик с
инструментами. Кювета, содержащая ланцеты и хирургические ножницы,
подпрыгнула в воздух, и одновременно с ней от неожиданности подпрыгнул
Аарон Смит.
- Между прочим, сожжение покойников - тоже отклонение от обычного
ритма жизни. И мне теперь приходится выбирать, что приведет к худшим
последствиям: возможная болезнь или беспорядки, которые могут последовать
за кремацией!
Он помолчал некоторое время, а когда заговорил вновь, голос у него
был усталым:
- Итак, вы по-прежнему настаиваете на кремации?
Рипли выдержала его взгляд:
- Да.
- Ну что ж, пусть будет так.
И тут же из голоса директора исчезла усталость. Он заговорил - будто
лязгнула сталь:
- Провести кремацию я поручаю вам, мистер Клеменс. В десять часов, в
главном цехе. Обеспечьте стопроцентную явку заключенных. Разрешаю
воспользоваться печью!
Эндрюс резко повернулся, и ботинки его загрохотали по направлению к
выходу. Смит поспешил за ним.

8
Над печным жерлом стоял столб мерцающего багрового света. Это сияние
исходило из раскаленного нутра печи. На сей раз она напоминала не адский
котел, а кратер действующего вулкана. И толпящиеся вокруг люди теперь были
похожи не на обитателей преисподней, а скорее на членов какого-то
религиозного братства, собравшихся тут для свершения некой страшной
церемонии. Впрочем, так ведь оно и было... А грубые накидки с капюшонами,
наброшенные поверх повседневной тюремной одежды, вполне сошли бы за
монашеские балахоны. Однако сейчас эти капюшоны были откинуты на плечи,
обнажая головы. В шапке оставался только Смит. Несколько раз он ловил
скрещивающиеся на нем взгляды, но не мог осознать их причину, пока
Клеменс, придвинувшись вплотную, не шепнул ему что-то прямо в ухо. Лишь
тогда Смит, спохватившись, торопливо сдернул свою шапчонку и спрятал ее в
карман.
Торжественным голосом директор читал вслух полагающийся для этого
случая текст, близоруко щурясь сквозь очки. Очки он надевал только при
чтении, и последний раз ему пришлось их надеть около полугода назад.
Не отрываясь, Рипли смотрела в воронку кратера. Поэтому речь Эндрюса
долетала до нее отдельными фрагментами.
- Мы передаем этого ребенка и этого мужчину тебе, о Господи... Их
тела уходят из мира - из нашего бренного мира, отныне над ними не властны
тьма, боль и голод... И самая смерть уже не властна над ними, ибо...
Странный, какой-то неуместный в этой обстановке звук пролетел по цеху
- это был лай собаки. Врач досадливо сморщился: за всеми хлопотами он не
смог вовремя сходить туда, где, как ему сказали, находился раненый Спайк,
а когда наконец улучил момент, его уже там не было. Действительно ли с
псом что-то не в порядке, или это кому-то почудилось второпях?
- ...И вот теперь они уходят за грань нашего существования. В тот
покой, который вечен... - Эндрюс перевернул листок и, моргая, всмотрелся в
последние строки. - Из праха ты создан, в прах ты обратишься, - с видимым
облегчением завершил он наконец свое выступление и уже повернулся к
стоящим возле печи, готовясь отдать команду, но замер, остановленный
движением, возникшим в толпе.
Из группы заключенных выступил вперед Дилон, и все разом повернулись
к нему.
- Мы не знаем, почему Господь карает невинных, - звучно заговорил он.
- Не знаем, почему так велики приносимые нами жертвы. Не знаем, за что нам
дана такая боль...
И снова собачий лай, переходящий в визг, раздался в воздухе, но на
сей раз его не услышал никто: сильный мужской голос наполнял собой
огромный цех, как гул церковного колокола наполняет здание собора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24