Османские отряды начали падать духом, воздух огласился стонами и причитаниями.
– Молчать! Что это вы расхныкались, как бабы! – взревел Джеззар. – Вам хочется узнать, что я сделаю с вами, если вы обратитесь в бегство?
Французская пехота уже приставляла связанные лестницы к другой стороне рва. Но их концы все равно не доставали до большого пролома на несколько футов, непростительный просчет. Наступил момент, когда они могли бы залезть наверх и ухватиться за провисшую цепь. Без электрического заряди она помогла бы им забраться в город, и тогда Акру могла ждать ужасная участь Яффы. Но при наличии заряда…
Самые храбрые турки еще высовывались в бойницы, стреляя или швыряя обломки камней, но при этом в них неслись точные пули французских стрелков, выстроившихся на другой стороне рва. Один из защитников с воплем повалился на дно. Я сам начал палить из мушкета, проклиная его неточность.
Несколько османцев бросили свои орудия. Английские моряки не смогли остановить этих охваченных паникой отступников. Решив пресечь бегство, с башни спустился Джеззар, грозно размахивая прусской саблей.
– Чего перепугались? – заорал он. – Их лестницы слишком коротки! Они не смогут забраться в город! – Он перегнулся через стену, разрядил в атакующих оба пистолета и сунул их турецкому защитнику. – Не будь бабой, займись делом! Перезаряди их!
Его люди, оживившись, вновь начали стрелять. Они боялись французов не меньше, чем свирепого гнева Джеззара.
А потом с башни полетел пылающий метеор.
Я догадался, что наконец сбросили бочонок пороха. Ударившись о фундамент башни, он отскочил в ров и взорвался.
С оглушительным грохотом в воздух взлетело лучистое облако щепок и металлических осколков. Наступление гренадер замедлилось, ближайших солдат разнесло в клочья, многие получили серьезные ранения, но большинство просто оцепенели от мощности взрыва. Люди Джеззара возликовали и с новыми силами начали стрелять в ошеломленных французов, вызвав панику в их рядах.
Таким образом, атака закончилась, не успев толком начаться. Из-за собственной артиллерии, лишенной возможности стрелять на близкие расстояния из-за опасности угодить в своих же солдат, из-за коротких лестниц, слишком маленького пролома и вдруг укрепившегося мужества защитников французы попусту израсходовали наступательный порыв. Атакующие развернулись и начали выбираться из рва теми же путями, что спустились.
– Ну что, видите, как они улепетывают! – крикнул Джеззар своим воинам.
И в подтверждение этому турецкие отряды начали изумленно кричать, обретая новую веру в свои силы. Беспощадные франки отступали! Значит, на самом деле они вовсе не являются непобедимыми. И с этого момента турецкий гарнизон исполнился отважной уверенности, и эта уверенность будет поддерживать его в предстоящие долгие и смутные недели осады. Несокрушимость крепостной башни вдохновит не только Акру, но и всю Османскую империю.
Когда солнце наконец достигло вершин восточных холмов и залило ярким светом поле битвы, ужасные потери стали очевидными. На поле боя осталось около двух сотен убитых и раненых, а Джеззар даже не думал снижать силу огня, чтобы позволить французам помочь пострадавшим. Целый день под стенами раздавались мучительные стоны, и многие умерли до того, как ближе к ночи выживших смогли наконец оттащить в безопасное место.
– Мы проучили франков, показав, какое гостеприимство оказывает Акра незваным гостям! – ликующе произнес Джеззар.
Но Фелипо не испытывал особой радости.
– Я знаю Корсиканца. Это была лишь пробная вылазка. В следующий раз удар будет гораздо сильнее. – Он повернулся ко мне. – Пора бы испробовать ваш электрический фокус.
Неудача первой атаки Наполеона оказала прекрасное воздействие на гарнизон. Близко к сердцу приняв успешный отпор, османские солдаты впервые восприняли свой долг не с былой фаталистической покорностью, а с гордой решимостью. Франков можно победить! Непобедим Джеззар! Аллах услышал их молитвы!
Английские моряки, напротив, отрезвели. Многочисленные победы на море побуждали их свысока смотреть на «лягушатников». Храбрость французских солдат, однако, произвела сильное впечатление. Бонапарт не собирался снимать осаду. Его отряды с удвоенной силой принялись углублять и расширять сеть окопов. А моряки чувствовали себя на суше как выброшенные на берег рыбы. Французы понаставили чучел, чтобы спровоцировать выгодную им стрельбу, и выкапывали наши снаряды, чтобы стрелять ими по нашей же крепости.
Положение города осложнялось убежденностью Джеззара в наличии в Акре христианского заговора против него, несмотря на то что атакующие французы после революции встали на путь атеизма. Несколько дюжин подозреваемых, помимо двух пленных французов, по его приказу сунули в мешки и сбросили в море. Смиту и Фелипо удавалось обуздывать ярость этого паши не лучше, чем Наполеону удалось удержать своих солдат от разграбления Яффы, но многие англичане пришли к выводу, что их союзник неуправляемый безумец.
Неугомонная враждебность Джеззара не ограничивалась последователями Христа. Салих-бей, каирский мамелюк и давний заклятый враг, покинувший Египет после победы Наполеона, прибыл к Джеззару с предложением объединить силы в борьбе с французами. Паша сердечно приветствовал его, угостил отравленным кофейком, и менее чем через полчаса после прибытия его труп выбросили в море.
Большой Нед убедил своих товарищей довериться «колдуну» – то бишь мне. Он уверял всех, что тот же трюк, что помог мне победить его, человека вдвое превосходящего меня в размерах и силе, поможет нам победить и Наполеона. Поэтому по нашему указанию моряки соорудили на скорую руку два деревянных ворота с обеих сторон от главной башни. Цепь должна была висеть, как гирлянда, по наружному фасаду, а ее длина регулировалась с помощью этих подъемников. Потом я перенес лейденские банки и заряжающие устройства на средний этаж башни, где находились те самые ворота для вылазок, через которые я бросил вызов на дуэль Большому Неду. Соединительным проводом между медным контактом лейденских банок и большой цепью служила короткая цепочка с крюком.
– Когда они начнут атаку, Нед, ты должен крутить рукоятку, как сам дьявол.
– Уж будь спокоен, мистер, я устрою этим лягушатникам фейерверк почище, чем в День всех святых.
Мириам помогла собрать наше изобретение, ее ловкие пальцы идеально справлялись с тонкими соединениями банок. Неужели древние египтяне знали и о таком волшебстве?
– Хотелось бы мне, чтобы старина Бен посмотрел на эту красоту, – заметил я, когда мы как-то вечером сели отдохнуть в башне, а металлические детали нашего волшебного устройства поблескивали в тусклом свете, проникавшем сквозь узкие стрельчатые окна.
– Кто такой старина Бен? – тихо спросила она, привалившись к моему плечу.
Мы сидели рядом на полу, и такая физическая близость уже не казалась чудесной, поскольку я мечтал о большей.
– Американский мудрец, один из основателей нашего государства. Он был франкмасоном, знал историю ордена тамплиеров, и кое-кто полагает, что на основе их воззрений он и создал наши Соединенные Штаты.
– Каких воззрений?
– В общем, я точно не знаю. Вероятно, они связаны с тем, на каких законах должна строиться жизнь страны. На какой вере.
– А во что верите вы, Итан Гейдж?
– Такой же вопрос задавала мне Астиза! Неужели об этом спрашивают все женщины? Я в итоге поверил в нее, и как только поверил, то сразу же потерял.
– Вы тоскуете по ней, верно? – сказала она, печально взглянув на меня.
– Как и ты, очевидно, тоскуешь по своему погибшему на войне жениху. Как Иерихон тоскует по своей умершей жене, Большой Нед по Малышу Тому, а Фелипо по монархии.
– Поэтому все мы здесь отмечены печатью скорби. – Она помолчала немного, а потом добавила: – А знаете, Итан, во что я верю?
– В христианские каноны?
– Я верю в уникальность, утверждаемую церковью.
– Ты имеешь в виду Бога?
– Я имею в виду, что в нашей безумной жизни существует нечто совершенно особенное. Я верю, что в жизни каждого человека бывают редкие моменты, когда мы чувствуем уникальность всего окружающего мира. Большую часть времени мы глухи и слепы, замкнуты в своем одиночестве, как цыпленок в яйце, но порой нам удается пробить скорлупу и выглянуть наружу. К блаженным праведникам часто приходят такие откровения, а к грешникам – никогда. Но когда это удается – когда осознаешь вдруг истинную самобытность, гораздо более реальную, чем все кошмары нашей обыденной жизни, – то все становится приемлемым. И я верю, что если удастся найти полного единомышленника по такой вере, того, кто так же пытается пробить ограничивающую нас яичную скорлупу… В общем, тогда совместными усилиями эти двое, вероятно, смогут полностью избавиться от скорлупы. А это самое большее, на что мы можем надеяться в этом мире.
Меня пробрала внутренняя дрожь. Неужели эта чудовищная война, в прошлом году поймавшая меня в ловушку, обернулась фальшивыми мечтами, заключив меня в непробиваемый панцирь? Знали ли древние, как выбраться из такой ловушки?
– Я не знаю, испытал ли хоть раз такой удивительный момент. Разве это означает, что я закоренелый грешник?
– Грешник никогда не признался бы в этом, даже самому себе. – Ее рука коснулась моей заросшей щетиной щеки, а глаза блеснули, как морская пучина за рифом в Яффе. – Но когда такой момент придет, вы должны понять его, чтобы узреть иной свет.
И тут она поцеловала меня, впервые с настоящей страстью, ее жаркое дыхание воспламенило меня, она пылко прижалась ко мне, дрожа всем телом.
И тогда меня затопила любовь не только к Мириам, но ко всему белому свету. Не схожу ли я с ума? На один кратчайший вздох я почувствовал связь со всеми смятенными душами нашего безумного мира, испытал странное чувство общности, наполнившее меня жестоким разочарованием и любовью. И я ответил ей долгим и страстным поцелуем. Наконец-то меня покинули мучительные воспоминания о давно потерянной Астизе.
– Итан, я сберегла ваших золотых ангелов, – пробормотала она, вытягивая бархатный мешочек, висевший у нее на груди. – Теперь вы можете забрать их.
– Сохрани их как подарок.
– Какой мне теперь прок от них?
Наш разговор прервал жуткий грохот, сверху посыпались обломки камней, и вся наша башня содрогнулась так, словно колоссальная рука титана вознамерилась вытряхнуть нас оттуда. На мгновение я испугался, что башня рухнет, но она перестала шататься и лишь осела, слегка накренившись. Прозвучали сигнальные трубы.
– Они взорвали мину! Началось наступление!
Пришла пора испробовать нашу цепь.
ГЛАВА 14
Я выглянул из проема в туманную мглу, насыщенную пороховым дымом и пылью.
– Останься здесь, – велел я Мириам. – Я попытаюсь выяснить, что там случилось.
Со всех ног я помчался на крышу башни. Фелипо был уже там, он стоял с непокрытой головой, перегнувшись через парапет, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули.
– Их минеры прорыли подкоп и заложили под башню пороховую мину, – сообщил он мне. – По-моему, они недооценили крепость кладки. Ров усыпан обломками, но в стене лишь пробили брешь. Я не заметил идущих наверх трещин. – Он отклонился назад и схватил меня за руку. – Готово ваше магическое устройство? Бонапарт исполнен решимости, – добавил он, махнув рукой в сторону французского лагеря.
Как и раньше, военная колонна быстро передвигалась вдоль древнего акведука, но теперь, похоже, в атаку бросили несколько батальонов. Длинные на сей раз лестницы покачивались из стороны в сторону согласно с бегом несущих их солдат. Я тоже перегнулся через парапет. В стене у основания башни зияла большая дыра, а ров завалил внушительный слой обломков.
– Отправьте к этому пролому ваших лучших людей, – посоветовал я Фелипо. – А я буду удерживать атакующих с помощью моей цепи. Когда они собьются в кучу, палите по ним из всех орудий. – Я повернулся к Смиту, который, запыхавшись, вышел на крышу. – Готовьте ваши бомбы, сэр Сидней!
Он перевел дух.
– Я покажу им, как гневается Громовержец.
– Действуйте со всей решительностью. Через какое-то время заряд моего устройства снизится, и они смогут прорваться в башню.
– К тому времени мы покончим с ними.
Спустившись с крыши, Фелипо бросился вниз к пролому, а я к моему новому помощнику.
– Итак, Нед, пора! Ступай к нашему агрегату и крути его что есть мочи! Они наступают, и наша баночная батарея должна быть заряжена под завязку!
– Ты опускай цепь, мистер, а я обеспечу искру.
Я поставил по паре моряков к лебедкам, велев им не высовываться до тех пор, пока я не прикажу опускать цепь. После взрыва мины началась всеобъемлющая перестрелка, размах и ожесточенность сражения казались умопомрачительными. Со всех сторон гремели пушки, вынуждая нас перекрикивать их грохот. В воздух взлетали кучи обломков от падающих на улицы города ядер. Порой мы замечали пролетающие над нашими головами сплошным потоком снаряды, а когда они приземлялись, слышался оглушительный треск и к небу вместе с бренными останками вздымались клубы пыли. Наши собственные ядра, падая на позиции французов, создали там подобие песчаной бури, порой опрокидывая или взрывая полевые орудия и пороховые тележки. Передовые силы французских гренадер уже стремительно бежали ко рву, выставив вперед лестницы как пики.
– Пора, пора! – крикнул я. – Опускайте цепь!
Моряки с обеих сторон начали раскручивать валы лебедки. Навитая на них цепь, словно праздничная гирлянда, со скрежетом опускалась по наружной стене к пролому.
Когда она достигла нужного положения, я приказал им закрепить ее, и в итоге цепь повисла перед проломом, как нелепое препятствие. Французы, должно быть, решат, что мы сошли с ума. Целые батареи обстреливали нас непрерывным огнем, а мы в ответ осыпали их градом картечи. Отовсюду слышался свист и скрежет металла. То и дело раздавались крики и стоны получивших ранения людей, бастионы стали скользкими от крови.
Джеззар опять облачился в древнюю кольчугу и расхаживал, как безумный сарацин, мимо распластавшихся или скорчившихся солдат, не обращая внимания на вражеский огонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54