– Да ладно вам! Сама наша жизнь подобна войне, и все мы приходим к поражению, когда смерть настигает нас. Потому-то и стараемся по мере сил приобщиться к бессмертию. Египетский фараон обессмертил себя пирамидой. Я же предпочитаю… славу.
– А некоторые люди выбирают дом и семью, – тихо произнесла Астиза. – Они продолжают жить в своих детях.
– Да, для простых людей этого достаточно. Но не для меня и не для людей, увлеченных моими идеями. Мы хотим исторического бессмертия. – Бонапарт сделал глоток вина. – Да, приятно иногда пофилософствовать за роскошной трапезой! Вот взгляните на вашу спутницу, Гейдж. Фортуна подобна женщине. Держите ее крепче, иначе завтра она может ускользнуть от вас. – Он зловеще усмехнулся, его серые глаза полыхнули холодным огнем. – Красивая женщина, – заметил он своим соседям, – только зачем-то пыталась застрелить меня.
– Как выяснилось, генерал, она пыталась застрелить меня, – возразил я.
Он рассмеялся.
– А теперь ваши интересы совпали! Ну конечно! Фортуна порой превращает врагов в союзников, а чужеземцев в наперсников! – Внезапно тон его стал совершенно серьезным. – Но я не допущу, чтобы вы разгуливали по пустыне в египетском наряде, пока не разрешится вопрос с Силано. Не пойму пока, что там между вами происходит, однако мне все это не нравится. Сейчас важно, чтобы все оставались союзниками. Мы вот как раз обсуждаем следующий этап нашего похода, завоевание Сирии.
– Сирии? Но Дезе ведь еще преследует Мурада в Верхнем Египте.
– Там все ограничится легкими перестрелками. Мы располагаем достаточными силами для проведения успешных действий как на севере, так и на востоке. Мир ждет меня, хотя египтяне не способны пока понять, какую пользу принесут им мои преобразования.
Он натянуто улыбнулся, не сумев скрыть явного разочарования. Его планы внедрения западных технических изобретений и стиля правления вовсе не завоевали популярности. Перед пламенным реформатором, встреченным мной в шикарной каюте «Ориента», встали непреодолимые преграды, его просветительские мечты были сметены кажущейся тупостью народа, который он пришел просвещать. Остатки простодушия Наполеона испарились под знойным солнцем пустыни. Он махнул рукой, отгоняя мух.
– Тем не менее мне по-прежнему нужно разгадать тайну этих пирамид.
– И я прекрасно помогу вам в таком деле, генерал, если граф не будет мне мешать.
Математик выглядел заинтригованным.
– Я полагаю, все зависит от того, какие открытия удалось сделать месье Гейджу.
И в этот момент послышалось отдаленное громыхание, подобное раскатам грома.
Мы обернулись в сторону Каира, поблескивающего за рекой кружевной вязью изящных минаретов. Послышалось еще несколько громовых раскатов. То были отзвуки пушечных выстрелов.
– В чем дело? – спросил Наполеон, не адресуя свой вопрос никому конкретно.
Чистое небо затуманилось столбами порохового дыма. Стрельба активно продолжалась, низкий раскатистый грохот сопровождался появлением новых облаков дыма.
– В городе что-то происходит, – сказал Клебер.
– Очевидно. – Бонапарт повернулся к адъютантам. – Пора заканчивать пирушку. Где моя лошадь?
– По-моему, там началось восстание, – встревоженно добавил Клебер. – На улицах об этом поговаривали, да и муллы науськивали верующих со своих башен. Мы, конечно, не восприняли все это всерьез.
– Да уж. Египтяне пока никак не осознают серьезность моих намерений.
Это небольшое общество потеряло всякий интерес к моей персоне. Лежавшие в тени верблюды, лениво покачиваясь, поднялись на ноги, отовсюду доносилось встревоженное ржание, военные бросились к своим лошадям. Парусные навесы обвисли, лишившись удерживавших их в песке сабель. Египтяне подняли восстание в Каире.
– А как быть с ним? – спросил адъютант, кивая в мою сторону.
– Оставим его пока, – отрывисто бросил Бонапарт. – Монж! Вы с учеными захватите Гейджа и эту красотку с собой. Возвращайтесь в институт, закройте двери и никого не впускайте. Я пришлю вам на подмогу пехотинцев. Все остальные следуют за мной! – И он умчался галопом по песчаному плато в сторону кораблей, ожидавших у переправы через реку.
Пока солдаты и слуги убирали навесы и столы, Астиза незаметно взяла пару свечей. Вскоре все последовали за офицерами. Буквально несколько минут спустя мы с Монжем оказались одни посреди вещественных остатков былого пиршества. Казалось, пронесся очередной смерч, вновь оставив нас в ошеломленном оцепенении.
* * *
– Мой дорогой Итан, – сказал наконец Монж, отводя взгляд от этого массового исхода к Нилу, – вам неизменно удается навлекать на себя всякие неприятности.
– Почти безуспешно с самого Парижа я пытаюсь выпутаться из них, доктор Монж.
Над рекой разносились грохочущие залпы каирского восстания.
– Ладно, пора и нам возвращаться. Мы, ученые, не будем вмешиваться в это очередное чрезвычайное происшествие.
– Я не могу вернуться в Каир с вами, Гаспар. Мне необходимо понять тайну этой пирамиды. Понимаете, я долго мучился с этим медальоном, и сейчас, по-моему, нахожусь на грани понимания.
По моему знаку Астиза вытащила подвеску. Монж с удивлением разглядывал его новый вид, имевший кажущуюся масонской символику.
– Как видите, – продолжил я, – мне удалось найти его завершающую часть. Это украшение является своеобразной картой, как я считаю, открывающей путь к тайникам, скрытым внутри Великой пирамиды, той самой, чьи размеры, по вашему мнению, связаны с числом «пи». Ключевую подсказку дает треугольник насечек в верхнем диске. На юге, в одной пещерной гробнице, я осознал, что они представляют собой египетские числа. На мой взгляд, тут какая-то математическая загадка, но какая?
– Насечки? Дайте-ка я еще разок гляну на них. – Он взял у Астизы медальон и изучил диск под ручной лупой.
– Попробуйте представить каждую серию насечек как цифру, – сказал я.
Он молча считал что-то, шевеля губами, потом удивленно глянул на нас.
– Ну конечно же! Почему я не заметил этого раньше? На редкость странный выбор модели, но вполне уместный, учитывая, где мы с вами находимся. О боже, какая досада. – Он с жалостью взглянул на меня, и мое сердце тревожно сжалось. – Гейдж, вы когда-нибудь слышали о треугольнике Паскаля?
– Нет, сэр.
– Он назван по имени ученого Блеза Паскаля, написавшего ровно сто пятьдесят лет тому назад трактат об особенной числовой прогрессии. Он высказал множество умных мыслей, не самая последняя из которых сводилась к тому, что чем глубже он узнает людей, тем больше любит свою собаку. Понятно, что здесь представлен пирамидальный вид арифметической прогрессии.
Позаимствовав у меня кавалерийскую саблю, он начертил на песке такую числовую пирамиду:
1
1 1
1 2 1
1 3 3 1
1 4 6 4 1
– Вот! Улавливаете, как строится этот треугольник?
Я, должно быть, выглядел как слабоумный, пытающийся прочесть труды Фукидида. Мысленно застонав, я вспомнил Жомара с его последовательностью чисел Фибоначчи.
– За исключением первых двух рядов, – терпеливо пояснил Монж, – как вы можете заметить, каждое число является суммой двух расположенных над ним чисел. Вот видите первую двойку. А над ней – две единицы. В третьем ряду – тройка, а непосредственно над ней – двойка и единица. Далее – шестерка, а над ней две тройки. Это и есть так называемый треугольник Паскаля. Вы понимаете, что я изобразил только начало диаграммы, но вся прелесть в том, что этот треугольник можно до бесконечности продолжать вниз. А теперь взгляните на насечки медальона.
I
I I
I II I
I III III I
– Это же верхушка такого же треугольника! – воскликнул я. – Но что это может значить?
Монж отдал медальон обратно.
– А значит это, что вашу безделушку изготовили вовсе не в Древнем Египте. Мне очень жаль, Итан, но если это действительно треугольник Паскаля, то все ваши поиски были напрасны.
– Что?!
– Древние математики понятия не имели о существовании такого треугольника. Безусловно, вам всучили современную подделку.
Его слова обрушились на меня подобно сбивающему с ног удару. Подделка? Неужели это всего лишь один из трюков старого шарлатана Калиостро? Неужели гибель Тальма и Еноха, как и все наше дальнее путешествие, оказалась бессмысленной?
– Но эта схема похожа на пирамиду.
– Скорее пирамида похожа на треугольник. Разве не легче всего придать грубой поделке вид древнего раритета, как-то связав ее с пирамидами Египта? Думаю все же, что эту забавную вещицу изготовил какой-то ученый, но, возможно, эти подвески не имеют никакого отношения к циркулю, а изображение диаметра – к числу «пи», и все эти знаки выбраны каким-то ловкачом чисто случайно. Скорее всего, это проделки какого-то шутника. Кто знает? Я лишь подозреваю, друг мой, что вы стали жертвой обмана ловкого шарлатана. Но не расстраивайтесь. Ведь все мы понимаем, что до настоящего ученого вам еще далеко.
Голова у меня пошла кругом.
– Но я был уверен, что мы близки к разгадке…
– Вы мне нравитесь, Итан, и я вовсе не хочу, чтобы вы попали в новую беду. Поэтому уж позвольте дать вам один совет. Не возвращайтесь в Каир. Бог знает, что там сейчас происходит. – Грохот стрельбы становился все громче. – Бонапарт подозревает, что ваше пребывание здесь бесполезно, а его нарастающее недовольство вызвано крушением надежд. Наймите фелюгу и отправляйтесь вместе с Астизой в Александрию, там вы сможете сесть на корабль и добраться до Америки. Англичане вас выпустят, ведь вы отлично сумеете объяснить им вашу непричастность к военным действиям французов. Возвращайтесь на родину, Итан Гейдж. – Он пожал мне руку. – Возвращайтесь на родину.
Я стоял, потрясенный тем, что все мои усилия оказались напрасными. Я был уверен, что медальон указывал на тайный путь в эту пирамиду, и вот лучший математик Франции сообщил, что меня провели, как мальчишку! Монж глянул на меня с грустной улыбкой. Собрав свои скудные инструменты, он забрался на доставившего его сюда осла и под отдаленное громыхание артиллерийских орудий отправился обратно в столицу к своему новому научному институту.
Напоследок он обернулся.
– Честно говоря, мне хотелось бы сделать то же самое!
* * *
Астиза разочарованно смотрела вслед Монжу, смутная презрительная улыбка блуждала по ее губам. Когда он отъехал подальше, она взорвалась:
– Какой глупец этот человек!
Я даже вздрогнул.
– Астиза, он один из самых гениальных ученых Франции.
– Только он, наверное, считает, что начала и концы всех знаний заключены в его напыщенных убеждениях и в трудах его европейских предков. Смог бы он построить такую пирамиду? Конечно нет. И тем не менее утверждает, что построивший ее народ знал о числах гораздо меньше, чем он сам или хитроумный Паскаль.
– Он так не говорил.
– Да присмотрись же ты к его рисункам на песке! Разве они не похожи на ту пирамиду, что высится перед нами?
– Похожи.
– И тем не менее никто так и не понял, почему мы явились сюда? Я не верю этому.
– Но какую связь ты тут видишь?
Она перевела задумчивый взгляд на саму пирамиду.
– Это же очевидно, по-моему. Числа соответствуют блокам пирамиды. Единица относится к отсутствующей теперь верхушке. Следом идут два блока на ее боковой грани, потом три и так далее. Ряд за рядом, блок за блоком. Если продолжить эти ряды, то каждый блок пирамиды будет определяться своим числом. Ваш Монж просто слепец.
Права ли она? Я почувствовал нарастающее волнение.
– Давай попробуем дописать еще несколько рядов.
Схематическая модель вскоре стала более понятной. С каждой стороны от апофемы, воображаемого перпендикуляра, опущенного из вершины к основанию грани, последовательности чисел в ряду совпадали, а по мере приближения к ней числовые значения росли быстрее. Следующий ряд, к примеру, выглядел так: 1, 5, 10, 10, 5, 1. За ним следовал: 1, 6, 15, 20, 15, 6, 1. И так далее, каждый ряд становился длиннее, и его числа больше. К тринадцатому ряду от вершины в центре уже стояло число 924.
– А какое число нам надо найти?
– Не знаю.
– Тогда какой прок от этих вычислений?
– Думаю, мы поймем, когда увидим нужное число.
Мы продолжили наши построения. Солнце уже клонилось к закату, и тень пирамиды стала длиннее. Астиза коснулась моего плеча и показала в южную сторону. Клубы пыли на горизонте свидетельствовали о приближении большого числа всадников. Тревожный знак. Если Силано и бин Садр выжили, то они могли появиться именно с той стороны. На северо-востоке, в Каире, уже полыхало зарево пожаров, оттуда доносился постоянный грохот французской артиллерии. В мирной вроде бы столице началось настоящее сражение. Власть Наполеона была более хрупкой, чем казалось. Я заметил, что в воздух поднялся воздушный шар Конте, несомненно используемый для сбора наблюдений и руководства ходом сражения.
– Нам лучше поторопиться.
Я принялся быстро писать числа последующих рядов, но в каждом ряде добавлялось по два числа и срединные значения вычислялись все сложнее. Что, если мы где-то ошибемся? Астиза помогала заполнять ряды нужными числами прогрессии, бормоча что-то и складывая их с присущей ей живостью ума. Наша пирамида становилась все больше, число за числом, блок за блоком, словно мы воспроизводили на песке конструкцию этого сооружения. Вскоре у меня заныла спина и начали слезиться глаза. Числа, числа, числа. А может, все это действительно розыгрыш, как и предполагал Монж? Могли ли древние египтяне загадывать такие головоломки? Зачем им понадобилось придумывать какую-то загадку и оставлять ключ для ее решения? Наконец, примерно в сто пятидесятом ряду блоков от вершины одному из них соответствовал набор цифр, который наш математик приписывал древнеегипетскому числу «пи»: 3160.
Я остановился, ошеломленный. Ну конечно! Этот медальон давал указания для нахождения определенного блока пирамиды! Встань лицом к северу. Представь, что есть туннель или вход на западной или восточной грани. Вспомни число «пи». Найди блок, соответствующий данному числу в этой древней арифметической игре. Дождись наступления знака Водолея, используемого египтянами для обозначения подъема Нила, и… войди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62