Поэтому мой провожатый освещал мне путь к дому, держа передо мной двумя руками закрепленный на палке фонарь. Сама палка, замечу, была украшена затейливой резьбой и обстругана внизу для удобства захвата, а фонарь висел на своеобразном крюке, вырезанном в форме змеиной головы. Рептилия держала в пасти дужку светильника. Мастерски сделанная вещь, наверняка ее изготовили на родине фонарщика.
Для начала я зашел в свою квартиру, чтобы спрятать основную часть выигрыша. Я понимал, что не стоит брать много денег к проститутке, и решил заодно припрятать и медальон, учитывая вызванный им интерес. Оставив фонарщика дожидаться снаружи, я слегка задержался в комнате, подыскивая надежное потайное место. А затем мы направились к Минетте по темным парижским улицам.
Париж, славившийся своим неизменным великолепием, был подобен достигшей известного возраста красотке, которую не стоит разглядывать слишком пристально. Величественные старые особняки были заколочены досками. Опустевший и закрытый дворец Тюильри мрачно смотрел на мир своими темными, словно незрячие глазницы, окнами. Полуразвалившиеся монастыри, запертые церкви и обшарпанная Бастилия, которую со времени ее штурма так и не удосужились привести в порядок. Эта революция, набив карманы генералов и политиков, насколько я мог судить, в целом для страны стала настоящей экономической катастрофой. Редкий француз осмеливался откровенно выражать недовольство, поскольку правительство весьма своеобразно отстаивало даже свои ошибки. Сам Бонапарт, будучи еще малоизвестным артиллерийским офицером, подавил однажды с помощью крупной картечи последний реакционный бунт, в результате чего получил очередное звание.
Мы прошли мимо развалин Бастилии. После разрушения этой тюрьмы в период террора были казнены двадцать пять тысяч человек – в десять раз больше, чем выпустили на свободу из ее камер, – а на смену ей обустроили пятьдесят семь новых тюрем. Без всякой иронии скажу, что отличительным признаком сей старой крепости служил, однако, своеобразный «фонтан возрождения»: когда это хитроумное изобретение работало, то живительные воды струились из грудей восседающей на троне Исиды. Вдалеке маячили шпили храма Разума, до недавнего времени называвшегося собором Парижской Богоматери, изначально построенного, по общему мнению, на месте романской базилики, которая была посвящена все той же египетской богине. Следовало ли мне воспринять все это как предостережение? Увы, мы редко замечаем то, что само бросается нам в глаза. Расплатившись с фонарщиком и войдя в дом, я не придал значения тому, что сопровождающий еще продолжал топтаться у входа.
Скрипучая, пропахшая мочой лестница привела меня в скромное жилище Минетты. Ее комната находилась на дешевом третьем этаже, прямо под чердачными мансардами, где обитали юные служанки и художническая братия. Расположение жилища свидетельствовало о том, что ремесло не приносило ей желаемых доходов, несомненно, она так же пострадала от революционных пертурбаций, как изготовители париков и позолотчики. В комнате Минетты горела одинокая свеча, отражающаяся в медном тазу, используемом для подмывания, а сама хозяйка облачилась в белую рубашку с зазывно развязанными верхними тесемками, словно приглашающими к более основательному исследованию. Она подлетела ко мне с поцелуем, источавшим лакрично-винный аромат.
– У тебя есть для меня подарочек?
Я сильнее прижал ее к моим панталонам.
– Разве ты не чувствуешь, что есть?
– Нет. – Она надула губки и положила руки мне на грудь. – Он должен быть вот здесь, у твоего сердца. – Она обследовала область моей груди, где еще недавно висел на золотой цепочке медальон с болтающимися подвесками. – Мне хотелось покрасоваться в нем перед тобой.
– И подвергнуть нас риску чрезмерного внимания со стороны балующихся ножичками грабителей? – Я вновь поцеловал ее. – Кроме того, небезопасно таскаться с такими выигрышами по ночному городу.
Для уверенности она пошарила у меня на груди.
– Я надеялась на большую храбрость.
– Мы можем сыграть на него. Если ты выиграешь, то я принесу его в следующий раз.
– Как сыграть? – проворковала она в привычной обольстительной манере.
– Проигравшим будет тот, кто первым вознесется на пик блаженства.
Ее волосы пощекотали мне шею.
– А какими средствами?
– Любыми, на твое усмотрение. – Я слегка отстранился и, поддерживая ее ногой, мягко опустил на кровать. – En garde.
Я выиграл наше первое маленькое состязание и, по ее настоянию согласившись на переигровку, выиграл вторую и третью партию, доведя Минетту до страстных пронзительных воплей. По крайней мере, я думаю, что выигрыш остался за мной, хотя с женщинами никогда ничего нельзя сказать наверняка. Но этого оказалось достаточно для того, чтобы она продолжала крепко спать, когда я перед рассветом покинул ее, оставив на подушке серебряную монету. Напоследок я подкинул в камин полено, чтобы согреть комнату к пробуждению хозяйки.
Посеревшее небо отправило фонарщиков на боковую, но зато начал вылезать из кроватей весь рабочий Париж. На улицах затарахтели тележки мусорщиков. Ловкачи с досками взимали мзду за наведение временных мостиков через залитые сточными водами улицы. Водоносы тащили ведра к наиболее презентабельным домам. Сам я снимал квартирку на улице Сент-Антуан – в небогатом районе, который не пользовался, однако, сомнительной репутацией, и селился там в основном работающий люд из числа кустарей-ремесленников, краснодеревщиков, шляпных дел мастеров и слесарей, специализирующихся на изготовлении ключей и замков. Арендную плату сдерживали в приемлемых размерах не радующие обоняние ароматы, исходившие от пивоварен и красилен. А на них накладывался неизменный парижский запах дыма, хлеба и навоза.
Вполне удовлетворенный проведенной ночью, я поднялся к себе по темной лестнице, намереваясь проспать до полудня. Поэтому, отперев дверь и войдя в сумрачную комнату, решил на ощупь добраться до кровати, не озадачиваясь открыванием ставней или зажиганием свечей. Я сонно размышлял о том, не стоит ли мне заложить этот медальон – учитывая интерес Силано – и, выручив за него приличную сумму, перебраться в более комфортабельное жилье.
Но тут я почувствовал в комнате постороннее присутствие. Обернувшись, я разглядел в темноте чью-то темную фигуру.
– Кто здесь?
Среагировав на едва уловимое движение воздуха, я инстинктивно отклонился в сторону, и что-то, просвистев мимо уха, ударило меня по плечу. Удар был тупой, но весьма болезненный. Я опустился на колени.
– Какого дьявола?!
Удар дубинки оказался настолько сильным, что рука моя беспомощно повисла.
Тут кто-то толкнул меня, и я, неловко сопротивляясь, завалился на бок. Совершенно неожиданное нападение! Начав отчаянно брыкаться, я саданул кому-то по ноге и с удовольствием услышал последовавшее за этим завывание. Откатившись в сторону, я схватился за то, что попало под руку. Это оказалась мужская лодыжка, и я с силой рванул ее на себя. Незваный гость свалился на пол рядом со мной.
– Merde, – взревел он.
Сцепившись с неизвестным противником, я попытался достать из ножен свою шпагу, но получил удар кулаком по лицу. Я ожидал какого-то выпада от моего соперника, однако его не последовало. Зато чья-то рука схватила меня за горло.
– А не успел ли он его сбагрить? – предположил другой голос.
Интересно, сколько же их там?
Под руку мне попалось плечо, и, нащупав воротник, я умудрился съездить кому-то по уху. Мой противник снова выругался. После очередного сильного удара его голова «поцеловалась» с полом. Беспорядочно молотя ногами, я с грохотом перевернул стул.
– Месье Гейдж! – донесся крик с нижнего этажа. – Что вы там делаете с моей мебелью?
Это кричала моя домовладелица, мадам Дюррел.
– На помощь! – крикнул я, вернее просипел, задохнувшись от боли. Потом перекатился на спину и, высвободив ножны на боку, начал вытаскивать шпагу. – Караул, грабят!
– Да помоги же мне, ради Христа! – заорал мой противник своему подельнику.
– Я пытаюсь попасть ему по голове. Мы же не можем убить его, пока не найдем…
Тут им, видимо, удалось оглушить меня, и все погрузилось во мрак.
* * *
Придя в себя, я с трудом осознал, что лежу, уткнувшись носом в пол. Склонившаяся надо мной мадам Дюррел обследовала меня, как покойника. Когда хозяйка перевернула меня и я открыл глаза, она в испуге отпрянула.
– Так это вы!
– Oui, это я, – простонал я, ничего толком не соображая.
– Поглядите, какой бардак вы тут устроили! Странно, что вы еще живы, я уж думала, что вам конец.
Почему она кудахчет тут надо мной? Ее огненно-рыжая шевелюра, всегда вызывавшая у меня чувство тревоги, сейчас окутала мое лицо жестким облаком, подобным вырвавшимся из сломанных часов пружинам. Неужели опять пора платить за квартиру? Я постоянно путался в числах из-за введения нового календаря.
И тогда вдруг я вспомнил о нападении.
– Они сказали, что не собираются убивать меня.
– Как вы посмели пригласить сюда этих ужасных бандитов? Неужели вы считаете, что можете устраивать здесь, в Париже, такие же дикие оргии, как у себя в Америке? Вы заплатите мне за ремонт все до последнего су!
Я с трудом попытался приподняться.
– А разве что-то сломали?
– В комнате полный бардак, сломали даже мою шикарную кровать! А вы хоть представляете, сколько стоит в наши дни работа хорошего мастера?
Тут в моем помутненном сознании стали всплывать воспоминания о драке.
– Мадам, я пострадал еще больше вас.
Моя шпага исчезла вместе с грабителями. Может, и к лучшему, поскольку проку от нее особого не было, она скорее придавала мне геройский вид: я не привык пользоваться таким оружием, и оно в основном лишь досаждало мне, елозя на боку. Когда был выбор, я обычно полагался на длинноствольную винтовку или алгонкинский томагавк. Этот топорик мне удалось освоить во время занятий меховым промыслом, научившись у индейцев и коммивояжеров использовать его в качестве оружия, ножа для снятия скальпов, молотка, колуна, бритвы и ножниц. Я не понимал, как европейцы умудряются обходиться без него.
– Когда я постучала в дверь, ваши приятели заявили, что, наигравшись с какой-то шлюхой, вы напились до умопомрачения! И пребывали в совершенно неуправляемом буйстве.
– Мадам Дюррел, это были воры, а не приятели.
Я окинул взглядом комнату. Через распахнутые ставни внутрь проникал яркий утренний свет, а мое жилье выглядело так, словно подверглось артиллерийскому обстрелу. Ящики комодов вывернуты, и все их содержимое раскидано по полу. Бельевой шкаф лежит на боку. Моя шикарная перина вспорота, и перья еще летают в воздухе. Книжный шкаф опрокинут, и вся маленькая библиотека разбросана. Из пустотелого томика ньютоновского трактата по оптике, подаренного мне когда-то Франклином – естественно, он не рассчитывал, что я буду читать эту ересь, – бесследно исчез мой крупный денежный выигрыш, а рубашка на мне распорота до пупка. Понятно, что ее разорвали не для того, чтобы полюбоваться моим торсом.
– Ко мне вторглись грабители.
– Грабители? Они заявили, что вы пригласили их в гости.
– Кто они?
– Какие-то солдаты, бандиты или бродяги… в плащах с капюшонами и грубых башмаках. Они твердили о каком-то карточном выигрыше, заверив меня, что вы сможете компенсировать ущерб.
– Мадам, меня едва не убили. Я пришел домой лишь под утро, на меня тут же набросились грабители и избили до потери сознания. Хотя непонятно, что у меня можно украсть.
Я глянул на обшивку стены и увидел, что она оторвана. Сохранилось ли спрятанное там ружье? Потом мой блуждающий взгляд переместился к ночному горшку, от которого, как прежде, исходила вонь. Отлично.
– Вот уж действительно непонятно, чего ради воры забрались к такому потрепанному скитальцу, как вы! – Хозяйка скептически глянула на меня. – Вы же американец. А всем известно, что у вашей братии сроду не водилось деньжат.
Я поднял табурет и тяжело опустился на него. Она была права. Любой соседский лавочник сообщил бы грабителям, что я задолжал всему кварталу. Должно быть, они прознали о моем выигрыше, включая медальон. До очередной игры я мог бы считаться богачом. Наверное, кто-то из завсегдатаев тайно проследил за мной, зная, что я вскоре отправлюсь к Минетте. Капитан или Силано? И я застал их тут, вернувшись под утро. Или они дожидались меня, не найдя желаемого. Но кто же знал о моих амурных планах? Во-первых, Минетта. Как-то чересчур пылко она встретила меня. Неужели вошла в сговор с какими-то мерзавцами? Подобные коварные приемы были в ходу у проституток.
– Мадам, я оплачу весь ремонт.
– Хотела бы я посмотреть, месье, есть ли у вас на него средства.
– И я тоже хотел бы, – сказал я, неуверенно вставая на ноги.
– Вы должны все рассказать в полиции!
– Я смогу больше им рассказать, переговорив сначала кое с кем.
– И с кем же?
– С одной молодой дамой, которая, похоже, и облапошила меня.
Мадам Дюррел презрительно усмехнулась, однако в ее глазах блеснуло странное сочувствие. К обманутому женщиной мужчине? Истинная француженка.
– Вы позволите мне, мадам, самому прибрать здесь, починить рубашку и привести себя в порядок? Вопреки вашим подозрениям, я весьма скромный молодой человек.
– Сейчас вам нужны припарки. И лучше не спешите спускать штаны где попало.
– Разумеется. Но я же все-таки мужчина.
– Ладно. – Она встала. – Так и знайте, что каждый франк за ремонт прибавится к вашей арендной плате, поэтому в ваших интересах вернуть все утраченное.
– Уж я постараюсь, будьте уверены.
Я решительно выпроводил ее и, закрыв дверь, быстро привел комнату в относительный порядок. Почему же они попросту не убили меня? Похоже, не нашли то, что искали. А вдруг они вернутся или любопытная мадам Дюррел решит сама тут прибраться? Сменив рубашку, я снял стенную панель возле раковины. Слава богу, мое пенсильванское длинноствольное ружье лежало там в целости и сохранности: очевидно, грабители побоялись, что оно будет слишком бросаться в глаза на парижских улицах, да и закладывать его не стоило, поскольку можно было легко установить, что оно принадлежало мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62