Но я испугался, что в мое отсутствие случилось нечто ужасное, и осознал, что за время долгих обмеров пирамид невольно отвлекся от решения тайны медальона и поисков путей отмщения за смерть Тальма. Мое промедление было фатальным.
– Я американский ученый, а не французский рядовой. К черту приказы!
– Не боитесь, что он может расстрелять вас?
Но я уже бежал вниз по склону, мимо Сфинкса, в сторону Каира.
* * *
По возвращении город показался мне еще более зловещим. Дивизия Дезе покинула часть домов, занятых французскими солдатами, но зато вернулись тысячи горожан, сбежавших после битвы при пирамидах. Каир начал приходить в себя после разгромного вторжения, вновь принимая облик столицы. Горожане опять обрели утраченную самоуверенность. Они вели себя так, словно Каир по-прежнему принадлежал им, а не нам, и к тому же арабы явно превосходили нас численностью. Пешеходы еще разбегались порой при появлении патрульных отрядов или французских солдат, погоняющих ослов, но их совершенно не волновал вид такого одинокого чужака, как я. Быстро пробираясь по узким улочкам, я впервые ощутил их тесноту, когда меня несколько раз толкнули и едва не сбили с ног. В памяти вновь всплыло странное покалывающее воздействие электрической силы после проведенного в гостиной опыта, которое дамы сочли столь эротичным. Каир вдруг показался мне сильно наэлектризованным. Известие о поражении при Абукире уже облетело весь город, и никто больше не считал франков непобедимыми. Да, теперь мы уж точно попали впросак, и, по-моему, исправить положение будет чертовски трудно.
В сравнении с суетой ближайших кварталов улочка, где находился дом Еноха, выглядела на редкость безлюдной. Куда же все подевались? На фасаде его дома я не заметил ничего необычного, он по-прежнему казался непроницаемым, как лицо египтянина. Однако, подойдя ближе, я заметил странные изменения. В центре слегка покосившейся двери ярко желтело расщепленное дерево. Я оглянулся, почувствовав на себе чей-то взгляд, но никого не обнаружил.
Я постучал в дверь, и она слегка приоткрылась. На мое приветствие лишь мухи откликнулись громким жужжанием. Дверь, казалось, что-то подпирало изнутри, но мне удалось расширить щель и протиснуться внутрь. Тогда я увидел, что это было за препятствие. Служивший у Еноха Мустафа, могучий негр, лежал, привалившись к двери, его голову разнес пистолетный выстрел. В доме витал тошнотворный сладковатый запах смерти.
На глаза мне попалось одно из окон. Его деревянная решетка была сломана незваными гостями.
Я обошел весь дом. Где же остальные слуги? Повсюду встречались брызги и размазанные следы крови, словно трупы куда-то уволокли после кровавой бойни. Столы в комнатах были перевернуты, со стен сорваны ковры и драпировки, подушки вспороты и выпотрошены. Убийцы явно что-то искали, и я знал, что им понадобилось. Мое отсутствие никого не спасло. И почему только я не убедил Еноха спрятаться, а не трястись здесь над своими книгами? С чего вдруг мне взбрело в голову, что отсутствие медальона и меня самого послужит ему защитой? Я миновал музейный зал с разбитыми скульптурами и перевернутыми саркофагами и направился к лестнице, спускавшейся в затхлую библиотеку. Дверь была сломана. За ней царила сплошная темнота, но из библиотеки доносился запах гари. Упав духом, я зажег свечу и спустился.
Подвал напоминал дымную преисподнюю. Книжные полки были опрокинуты. Книги и свитки свалены в кучи, как осенние листья, их полуобгоревшая бумага еще тлела. Сначала я подумал, что это помещение тоже безжизненно пусто, но тут раздался стон. Зашелестела бумага, и из-под полуобгоревших останков появилась рука с судорожно скрюченными пальцами, словно жертва лавины пыталась выбраться из-под снега. Я схватился за нее, вызвав лишь еще более мучительное завывание. Отпустив распухшие пальцы, я раскидал почерневшие манускрипты. Под ними оказался несчастный Енох, распростертый на кипе тлеющих книг. Одежда его наполовину истлела, и сам он сильно обгорел, а руки и грудь, казалось, просто поджарились. Он бросился спасать этот книжный костер.
– Тот, – простонал он. – Тот…
– Енох, что здесь произошло?
Он бредил и не слышал меня. Я поднялся во двор и, взяв старинную чашу, зачерпнул из фонтана воды, розоватой от пролитой крови. Смочив бедняге лицо, я попытался напоить его. Сначала он фыркнул, а потом зачмокал губами, как ребенок. Наконец его взгляд обрел осмысленность.
– Они пытались сжечь все, – со стоном прошелестел он.
– Кто они?
– Я вырвался и бросился прямо в горящую библиотеку, а они побоялись пойти за мной.
Он закашлялся.
– О боже, Енох, ты сам бросился в огонь?
– Эти книги – вся моя жизнь.
– Тут орудовали французы?
– Арабы бин Садра. Они упорно требовали у меня какую-то вещь, не говоря, что имеют в виду. Я притворился, что не понимаю. Они хотели найти жрицу, но я сказал, что она ушла с вами. Они не поверили. Если бы я не бросился в огонь, они заставили бы меня сказать гораздо больше. Я надеюсь, что им не удалось развязать языки моим домочадцам.
– А где они все?
Слуг загнали в кладовые. Я услышал их крики.
Я почувствовал полнейшую собственную никчемность: глупый игрок, воинственный дилетант и мнимый ученый.
– Я навлек на вас эту беду.
– Вы тут ни при чем, все в руках богов. – Он застонал. – Мое время закончилось. Люди становятся все более жадными. Им хочется, чтобы наука и магия обеспечили их могущество. Кто пожелает жить в такое ужасное время? Но знание и мудрость – разные вещи. – Он схватил мою руку. – Вы должны остановить их.
– Остановить?
– Я нашел все нужные указатели в моих книгах.
– Что? И что же ты вычитал?
– Это ключ. Вы должны вставить его в…
Его голос ослабел.
Я наклонился ближе.
– Енох, пожалуйста скажи, как Астиза? Она в безопасности?
– Я не знаю.
– А где Ашраф?
– Не знаю.
– Ты выяснил что-нибудь насчет двадцать первого октября?
Он сжал мою руку.
– Тебе необходимо обрести веру, американец. Доверься ей.
И он умер.
Я совершенно поник духом. Сначала Тальма, теперь старик. Я пришел слишком поздно, чтобы спасти его, и слишком поздно, чтобы узнать то, что узнал он. Дрожа от бессильной ярости, я закрыл глаза покойного. Со смертью Еноха умерли и надежды на обретение сокровенных знаний. Осталось ли среди обгоревших останков библиотеки то, что поможет разгадать загадку медальона? Что можно отыскать на этом пепелище?
На груди Еноха лежал на редкость толстый манускрипт в кожаном переплете с почерневшими уголками. Он был начертан арабской вязью. Имел ли он особую важность для понимания цели наших поисков? Я открыл его и тупо глянул на витиеватый шрифт. Что ж, вдруг Астиза сумеет разобраться в этом?
Если она еще в Каире. Меня не оставляло зловещее предчувствие по поводу того, кем был маленький, закутанный в паранджу спутник Силано, уезжавший на юг вместе с отрядами Дезе.
Растерянный и погруженный в тревожные мысли, я тяжело поднялся по лестнице и, забыв о всякой осторожности, вернулся в музейный зал. Это едва не стоило мне жизни.
Вдруг раздался мучительный вопль и из-за статуи Анубиса с головой шакала молниеносно вылетело копье. Вонзившись мне в грудь, оно отбросило меня назад, и я, врезавшись в каменный саркофаг, на мгновение задохнулся. Падая, я в изумлении таращился на древко. Наконечник копья пробил книгу Еноха, лишь ее последние страницы спасли меня от удара в сердце.
За другой конец копья держался Ашраф. Он вытаращил глаза.
– Вы!
Я тщетно ловил ртом воздух, пытаясь что-то сказать.
– Что вы здесь делаете? Мне сообщили, что вас задержали у пирамид! Я решил, что вернулся один из этих жадных до чужих секретов негодяев!
В конце концов я вновь обрел дар речи.
– Я заметил, что Силано покинул город, отправившись на юг вместе с генералом Дезе, поэтому поспешил вернуться.
– Я едва не прикончил вас!
– Меня спасла книга. – Я отпихнул увесистый том вместе с наконечником копья. – Я не могу даже прочитать ее, но Енох прижимал ее к груди. Ты понимаешь тут что-нибудь, Аш?
Прижав переплет к полу, он выдернул копье и, опустившись на колени, открыл том. В воздух взметнулись обгоревшие хлопья бумаги. Он почитал немного и отбросил книгу в сторону.
– Поэзия.
Понятно. Вот за что мы готовы умереть.
– Мне нужна помощь, Аш.
– Помощь? Не отшибло ли у тебя память, победитель? Вы же хотели осчастливить новыми знаниями и культурой бедный Египет! И вот чем ты осчастливил дом моего брата: кровавой бойней! Умирают все, кто сталкивается с тобой!
– Но бойню устроили арабы, а не французы.
– Но именно Франция разрушила нормальный ход жизни египтян.
Мне нечем было оправдаться, конечно, я был отчасти виноват в их несчастьях. Мы выбираем порой самые целесообразные мотивы для того, чтобы перевернуть все вверх дном.
Я тяжело вздохнул.
– Мне необходимо найти Астизу. Помоги мне, Аш. Не как пленник, не как раб или слуга хозяину, а как друг. Как собрат по оружию. Медальон сейчас у Астизы. Ее могут убить так же жестоко, как убили Тальма, а я уже не настолько доверяю французам, чтобы обратиться к ним за помощью. Наполеон сам стремится завладеть этой тайной. Он заберет медальон себе.
– И будет проклят, как все, кто прикасается к нему.
– Или обретет могущество, разгадав его тайну, и поработит весь мир.
Молчание Ашрафа дало мне время осознать, что я сболтнул лишнее о нашем командующем. Являлся ли Бонапарт республиканским спасителем? Или скрытым тираном? С его разносторонней натурой он мог выбрать любой путь. А в чем, собственно, разница между спасителем и тираном? Обоим должно быть присуще обаяние. Обоими движут честолюбивые стремления. И возможно, только перышко на весах Тота способно склонить сердце правителя к выбору того или иного пути. Но сейчас все это уже не важно! Мне необходимо решить, во что же я сам верю. Только что Енох подсказал мне, где искать спасительный якорь: «Доверься ей».
– Мой брат согласился помочь тебе, и вот что из этого получилось, – с горечью сказал Ашраф. – Ты мне не друг. Я проклинаю тот час, когда решил привести тебя в Каир. Лучше бы меня убили при Эмбабе.
Я пришел в отчаяние.
– Раз ты не хочешь помочь мне как друг, то я приказываю тебе сделать это как моему пленнику и рабу. Ты мой должник!
– И ты смеешь что-то требовать от меня после всего этого? – Он вытащил кошелек и швырнул его мне. Высыпавшиеся монеты раскатились по полу. – Плевать я хотел на твои деньги! Уходи! Сам ищи свою женщину! Я должен подготовить брата к похоронам!
Итак, я остался в одиночестве. По крайней мере, у меня хватило совести не собирать раскатившиеся по полу монеты, хотя я знал, что мои собственные накопления подходят к концу. Я забрал только то, что сам спрятал в пустом саркофаге: мою винтовку и алгонкинский томагавк. И вот, еще раз перешагнув через труп Мустафы, я вернулся на каирские улицы.
Пути назад у меня не было.
* * *
Астизу спрятали в гареме Юсуфа аль-Бени, а дом его выглядел гораздо внушительнее, чем дом Еноха, напоминая увенчанную башенками крепость, затенявшую улицу нависающими выступами. Окна гарема находились в верхней части стены, где сияло солнце и порхали ласточки, но вход в него скрывался под большой аркой, такой же мощной, как при входе в средневековый замок. Я стоял перед ней в новом обличье. Оружие я завернул в дешевый, наспех купленный ковер, а сам оделся как египтянин на тот случай, если солдатам будет приказано разыскать меня и вернуть к Жомару для продолжения изучения пирамид. В отличие от европейского платья свободные штаны для верховой езды и галабея были несравнимо прохладнее и удобнее и заодно обеспечивали неузнаваемость, а намотанный на голову платок отлично защищал от солнца.
Неужели я опять опоздал?
Я постучал в дверь дома Юсуфа, и меня встретил верзила, не уступающий своими размерами Мустафе. Бритый, могучий и на редкость светлый, в отличие от темнокожего слуги Еноха, он загораживал собой весь дверной проем, точно тюк египетского хлопка. Неужели в каждом богатом доме служил такой человекообразный тролль?
– Что тебе нужно, торговец коврами?
Я уже немного понимал по-арабски.
– Я не торговец. Мне нужно увидеть вашего господина, – ответил я по-французски.
– Так ты француз? – спросил он на том же языке.
– Американец.
Он проворчал:
– Его нет, – и начал закрывать дверь.
Я решил блефовать.
– Султан Бонапарт прислал меня с поручением.
Тюк хлопка помедлил. Этого было достаточно, чтобы я предположил, что Юсуф где-то в доме.
– У генерала есть дело к женщине, которая гостит здесь у вас, к даме по имени Астиза.
– Генералу нужна рабыня?
В его тоне прозвучало недоверие.
– Она не рабыня, она ученый. Султану нужна ее оценка. Если Юсуф уехал, то ты сам должен доставить эту женщину к генералу.
– Она тоже уехала.
Как же мне не хотелось верить этому ответу!
– Ты хочешь, чтобы к вам пришел отряд солдат? Султан Бонапарт не тот человек, которого можно заставлять ждать.
Он мотнул головой, отметая мое предположение.
– Уходи, американец. Она продана.
– Как продана?!
– Продана бедуинскому работорговцу.
Он собрался захлопнуть дверь перед моим носом, поэтому я просунул конец ковра в щель, чтобы помешать ему.
– Вы не имели права продавать ее, она моя рабыня!
Он схватил конец ковра лапищей размером со сковородку.
– Убери свой ковер из двери, иначе навсегда расстанешься с ним, – предупредил он. – У тебя нет больше никаких дел с нами.
Развернув коверный рулон, я нацелил его в живот верзилы и, незаметно выдвинув винтовку с другого конца, приготовился к атаке. Щелчок взведенного курка был отлично слышен, и это поубавило его надменности.
– Я хочу знать, кто купил ее.
Мы пристально следили друг за другом, оценивая шансы на победу. Наконец он проворчал:
– Подожди здесь.
Слуга удалился, а я остался у входа, казня себя за глупость и непредусмотрительность. Как посмел этот египтянин продать Астизу?
– Юсуф, негодяй, выходи!
Мой крик эхом разнесся по дому. Я ждал довольно долго, уже подумывая, что они попросту забыли обо мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62