Девушка прибыла из-за границы, не знала, куда ей потом поздно вечером идти, и потому согласилась переночевать у Якоба и Труды.
Якоб лгал, опустив глаза в пол и свободно свесив скрещенные руки между широко расставленными ногами. Вместе с Трудой он будто бы прождал молодую американку до двенадцати ночи, мимолетно подумал позвонить Хайнцу, но отказался от этой мысли, решив, что Хайнц либо сам предоставил гостье возможность ночлега, либо та по каким-либо причинам предпочла как можно скорее повернуться к деревне спиной. И в том и в другом случае Якоб не захотел беспокоить Хайнца посреди ночи. Но сегодня утром Бен нашел куртку. И Якоб, вернувшись домой, узнал куртку американки.
В этом месте рассказа Хайнц Люкка, устало улыбнувшись, прервал Якоба:
– Не утруждай себя, Якоб. Сказав «как можно скорее повернуться к деревне спиной», ты прекрасно знаешь, что угодил в самую точку. Я в курсе, что фрау Штерн сказала тебе, чего она от меня хочет. Во всяком случае, она упомянула об этом. И о том, что ты ей тоже кое-что рассказал.
Якоб почувствовал определенное облегчение. Хорошо, что Хайнц своим откровением его немного опередил, так как Якоб собирался в крайнем случае утверждать, что довез Эдит Штерн до кукурузного поля. А оттуда всего сто метров до входной двери Люкки. И Якоб абсолютно не знал, как ему вести себя дальше, если Хайнц удивится и заявит, что в его дверь никто не звонил.
Якоб ничего не ответил на слова адвоката, только от смущения еще ниже опустил голову, и Хайнц Люкка вздохнул:
– Крайне неприятная история. Даже представить себе не мог, что она настигнет меня более чем через пятьдесят лет. – Он издал какой-то звук, не то горький сдавленный смех, не то всхлипывание. – Проклятое Богом время преследует некоторых до могилы. Я слышал… ты нашел тогда Эдит?
– Вместе с Паулем, – ответил Якоб.
– Почему вы не рассказали об этом?
Якоб пожал плечами:
– Почему ты об этом не рассказал? Ты наверняка получил бы орден.
Физиономия Хайнца Люкки приняла замкнутое выражение. Через несколько секунд он решил поинтересоваться:
– У тебя только из-за этого испортилось настроение? Бен действительно нашел ее куртку?
– Нашел, – сказал Якоб. – Иначе я бы к тебе не пришел.
– Странно, – вслух подумал Хайнц Люкка и наморщил лоб. – Обычно он не бегает к шоссе. Она хотела отправиться в Лоберг. Я предложил ее подвезти. Она отказалась. Даже такси не хотела отсюда вызвать. Сказала, что до города только четыре километра и ей не привыкать ходить пешком на такие расстояния.
Якоб задумчиво кивнул:
– Да, она мне тоже это говорила. Но все же мы должны сообщить в полицию.
– Сообщить о чем? – непонимающе спросил Хайнц Люкка. – О том, что Бен нашел ее куртку? Не кажется ли тебе, что у полиции в настоящий момент достаточно других забот? У них до сих пор нет никакого представления о том, где дочь Марии.
Якоб молчал. И Хайнц Люкка пояснил:
– Фрау Штерн не надевала куртку, она засунула ее под лямку поверх рюкзака. И очень торопилась поскорее уйти. Первую часть пути она мчалась, словно сам черт гнался за ней по пятам.
– В самом деле, тогда она, возможно, ее потеряла, – решил Якоб.
Голос Хайнца Люкки прозвучал с недоумением:
– А как иначе? – Затем с большей настойчивостью в голосе он спросил: – Якоб, неужели ты думаешь, что куртку у нее отнял Бен?
Якоб никак не отреагировал на его слова, и Хайнц Люкка с горечью кивнул:
– Что ты, собственно говоря, думаешь о сыне?
Его голос становился все настойчивее, когда он принялся уверять:
– Якоб, Бен не подходил сюда. Я проводил гостью до дверей и некоторое время смотрел ей вслед. И я его не видел. Если бы он был рядом, то увидел бы меня и подошел. Он всегда подходит, когда меня видит.
– Ничего плохого про Бена я не думаю, – недовольно возразил Якоб. – Он всю ночь оставался в кровати. У Труды было неспокойно на сердце, она не могла лежать, несколько раз бегала на него смотреть.
Хайнц Люкка снова кивнул, тихо и как-то неприятно рассмеялся:
– Если все так и было, что ты тогда подумал? Оба парня, подвозившие дочь Марии, снова на свободе. Только мне верится с трудом, что они здесь катались одни и появились в подходящий момент, чтобы подобрать молодую американку.
Хотя Якоб и не хотел, но все же рассказал о том, что слышал накануне в трактире Рупольда. Хайнц Люкка слушал его с интересом, местами откровенно насмехаясь.
– Подумать только! – задумчиво сказал он наконец. – Дитер Клой. Что можно на это сказать, кроме как что яблоко падает недалеко от яблони? Но парню нет даже восемнадцати. Я скорее подумал бы на Бруно. Я не раз видел его подъезжающим ночью к воронке или пролеску. И теперь я хочу тебя спросить: что он там делает в такое время? Смотрит, как растет его свекла? Наверное, в данный момент у него нет никого под рукой, с кем после рабочего дня можно было бы приятно провести вместе часок-другой. А чтобы Рената не решила, что муж потерял навык, он накручивает по местности несколько кругов. И если в такой момент перед ним пробежит нечто красивое…
Прозвучало с изрядной долей насмешки, и Якоб нашел, что на такую тему не стоит смеяться. Он попрощался, в некоторой степени успокоенный, но в то же время с твердым намерением просто так дело не бросать. И пусть ему хоть сто раз скажут, что куртка из-за поспешности Эдит Штерн упала с рюкзака и осталась валяться на дороге. Умолчать, что Бен ее нашел, для Якоба означало солгать. И не важно, что Бруно Клой в ночи делал круги по окрестностям.
От бунгало Люкки Якоб поехал ко двору Лесслеров. Вся семья собралась за чашкой кофе в гостиной. Якобу очень хотелось поговорить с Паулем наедине. Однако никто из домочадцев не собирался покидать комнату. Якоб вкратце обрисовал, кого он захватил с собой прошлым вечером из трактира Рупольда и что Бен нашел сегодня в первой половине дня.
Пауль не переставая качал головой.
– Эдит Штерн, – бормотал он растерянно. – Не может быть. И что сказал Хайнц?
Якоб передал свой разговор с адвокатом, правда не упоминая его слов о ночных вылазках Бруно Клоя. Пауль все выслушал без какой-либо реакции на лице, затем снова вернулся к разговору о куртке.
– Потеряла… – задумчиво сказал Пауль. – Ты веришь в это?
– Я не знаю, во что мне верить, – нерешительно ответил Якоб. – Хотел бы я так, как Хайнц, просто сбросить дело со счетов.
– Думаешь, с женщиной что-то случилось? – спросила Антония.
– Нет, – ответил Якоб. – Только мне очень хотелось бы узнать, где она. Возможно, стоит расспросить служащих на вокзале в Лоберге.
– Сейчас ты там никого не найдешь, – объяснил Пауль. – И я сомневаюсь, что ее кто-нибудь видел. В субботу кассы закрыты. Ты должен позвонить в полицию.
– Хайнц считает, в этом нет необходимости.
Пауль ухмыльнулся вымученной улыбкой:
– Хайнц считает, Труда говорит. Вот что я тебе скажу, Якоб. Я не придаю никакого значения тому, что считает Хайнц и что говорит Труда. Ты видел своими глазами, что Бен всю ночь находился в кровати? Нет! Поэтому ты и волнуешься. И еще потому, что давно уже не можешь верить всему, что говорит Труда.
Прежде чем Якоб смог возразить, Пауль глубоко вздохнул и скользнул по жене взглядом, как будто ожидая от нее одобрения.
– Якоб, я не желаю Бену плохого. Но даже Антония думает, что некоторое время вам стоит подержать его дома по ночам. Он играет с девушками в догонялки, поймав, почти бросает на землю. Если он проделает такое с кем-то из посторонних… Мы знаем его очень давно. И я не считаю его способным совершить зло. Но в голову ему не заглянешь. И… Ну да, я предостерег моих обеих малышек. Мне будет спокойнее, если они будут держаться от него подальше. Я не хотел бы однажды найти одну из них, как Урсулу Мон восемь лет тому назад.
«Моих обеих!» Острый шип в сердце Якобу. Одна из двух была его дочкой. А Урсула Мон, на которую сослался Пауль… Это уж слишком!
– Да при чем тут он? – вспылил Якоб. – Совсем ни при чем. Ты должен знать это лучше меня.
– Кое-что я знаю лучше тебя, это верно, – сказал Пауль и смолк, встретив предостерегающий взгляд Антонии.
Решение Антонии
Труда постоянно прилагала максимум усилий, чтобы оградить Бена от всего дурного, и старалась держать его подальше от других людей. Но достигла не многого. В течение долгих лет Антония молча смотрела на усилия приятельницы и часто думала, что самые большие ошибки Труда совершала с наилучшими намерениями.
Иногда Антония спрашивала себя, каким вырос бы Бен, если бы тогда вместо новорожденной сестры она предложила Труде взять его на некоторое время к себе. Если бы он рос с ее сыновьями, имея их в качестве образцов для подражания. Конечно, Андреас и Ахим вовсе не невинные ягнята. Но все-таки их общество для Бена было бы лучшей компанией, чем две враждебно настроенные сестры. Пауль тоже, вероятно, в качестве отца обращался бы с ним разумнее, чем вспыльчивый из-за своей явной беспомощности Якоб. И Антония никогда бы не стала его прятать из стыда или страха. В большинстве случаев после таких мыслей она чувствовала угрызения совести.
Весной 85-го года, испытывая те самые угрызения совести, Антония сказала Труде:
– Почему ты не приводишь его ко мне во второй половине дня? Мне нисколько не помешает, если он побегает здесь. И ты одним выстрелом убьешь двух зайцев. Он не будет бегать по деревне и получит нормальное общение с другими детьми. Я считаю, что это важно, Труда. Ты не сможешь всю жизнь держать его вдали от людей. Он должен научиться общению.
– Не знаю, – помедлив, сказала Труда, пораженная таким предложением. – Я не могу такое требовать от тебя. У тебя и без нас нет ни минуты покоя.
– Обо мне не беспокойся, – с облегчением возразила Антония, как человек, который наконец-то решил действовать, вместо того чтобы постоянно размышлять, что делать. – Я умею справляться с ним. По поводу малышек тоже не стоит волноваться. Ты сама убедилась, что он и пальцем их не тронет. Мои мальчики тоже с ним справятся. С Аннетой я поговорю, чтобы она не орала на него, если он начнет говорить ей глупости. Ты сама убедишься, Труда, что, если его не задевать, он никому ничего плохого не сделает. И ту боль, что ему причинили, возможно, он забудет.
Антония так никогда и не узнала, кому Бен обязан своим пребыванием в шахте и в больнице. Некоторые выводы она сделала только из его поведения, и оказалось, что довольно близко подошла к правде. Заметив, что ярость Бена направлялась исключительно на взрослых девушек, Антония решила, что одна из них и сбросила его в шахту. Однако на обычно мягкую и наивную Бэрбель она никогда бы не подумала.
Труде пришлось признать, что предложение Антонии имеет хотя бы одну положительную сторону. Каким облегчением для нее станет несколько спокойных часов, когда не нужно волноваться, постоянно срываться с места и куда-то бежать. Когда она будет уверена, что в этом месте он в полной безопасности, тут ему, по всей видимости, нравится и все ему рады.
В мае 85-го года Труда в первый раз привела Бена на всю вторую половину дня во двор к Лесслерам и затем стала приводить его уже регулярно. И всякий раз, когда возникала возможность, она оставалась на час или два, чтобы посмотреть, как Бен себя ведет, и убедиться, что он не доставляет излишнего беспокойства Антонии. Вначале ей с болью пришлось признать, насколько другим Бен становился вне дома. Миролюбивый, мягкий, терпеливый – пустоголовый парень с глазами совы и нравом старой рабочей лошади. Игры, придумываемые Антонией, сменялись одна за другой.
Как-то раз он довольно долго просидел рядом с Андреасом за кухонным столом, зачарованно наблюдая, как тот разобрал и снова собрал транзистор Аннеты. Когда крохотный винт закатился под шкаф, именно Бену удалось его найти. В другой раз, тяжело ступая, он отправился вместе с Ахимом на экскурсию по новому свинарнику и сосредоточенно наблюдал, как кормились животные. Тяжелые мешки, которые Ахим волочил по полу, Бен поднимал на плечо.
С Таней и Бриттой Бен всегда обходился бережно. Аннета с подругой вначале были ему словно бельмо на глазу. Если они к нему приближались, он начинал буйствовать и ругаться. Однако со временем он стал принимать их присутствие спокойнее. Когда он вел себя как дикарь, обе девушки не обращали на него никакого внимания. Если он прекращал бушевать, они, следуя указаниям Антонии, совали ему сладости. В принципе помог простой психологический прием – учить приличному поведению через похвалу и вознаграждение. Бен учился, как и каждый другой ребенок.
К вечеру Андреас или Ахим отводили Бена обратно. Тогда он еще некоторое время оставался в зарослях рядом с огородом Труды, лежал в убежище на ветвях дерева и смотрел в прорези, пока тот, кто привел его домой, не пропадал из поля зрения. Затем он начинал воспроизводить все, что увидел во время своего пребывания на дворе Лесслеров.
В сарае он нашел пришедшее в негодность ведро и наполнил им резервуар. Литрами носил воду в заросли и поливал разрастающиеся сорняки. Он оберегал чертополох, как иной садовник кусты роз. В яблоневом саду собирал паданцы и закапывал их в землю, так что весной 86-го года из земли проросли многочисленные побеги. Но все погибли, так как он их просто-напросто залил водой.
Вдохновленный занятиями сына, Якоб стал брать его в поле, на какое-то время предавшись мечтам, что, может быть, его все же еще удастся приучить к работе. Но его надежды оказались напрасными. Теперь сельскохозяйственные работы не обходились без машин, а Бен их боялся даже больше побоев Якоба.
После нескольких напрасных попыток Якоб оставил его в покое. И он прятался в своих владениях, проводил там первую половину дня, если во время завтрака Труда ему объясняла, что после обеда разрешит пойти на двор к Лесслерам. С условием, что он останется в саду и ей не придется искать его по всей деревне. Подобное обещание всегда производило эффект. До тех пор, пока Труда не приводила его поесть, он и шагу не делал в сторону проселочной дороги.
В семье воцарилось спокойствие, образумившее Якоба и позволившее ему понять, что новый двор в полях под открытым небом – стоящая того цель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48