Командир стоял в стороне, особняком. Дав своим подчиненным
возможность насытиться, Вильгельм Коррин мановением ссохшейся руки отослал
их на помощь товарищам.

В небе виднелось слабое зарево. Туда и ехал Стивен Кип.
Кип выехал из дома ранним вечером. Он оставил Майре заряженный
карабин, не велел отпирать ни дверей, ни окон, заскочил в контору, взял
там второй карабин и канистру бензина и отправился объезжать деревню. Он
был возле бухты, когда увидел над верхушками дальних деревьев свет и понял
- горит около церкви Бонифация. "Опять вуду? - спросил он себя, когда гнал
машину по пустынным улицам. - Черт бы все это побрал!" Перед церковью в
круглой яме, выложенной по краю красными и черными крашеными камнями,
пылал большой костер. Кип разглядел в нем сваленные кучей обломки досок,
обрывки одежды и что-то вроде кусков разбитых церковных скамей. В
основании костра ярко светилась горка красно-оранжевых углей, когда Кип
вышел из джипа, их жар опалил ему лицо. Он обошел вокруг костра и постучал
в дверь. Ответа не было. Раскаленный воздух касался его, точно рука с
ярко-красными ногтями. Кип постучал снова, сильно, сердито. Церковные
окна, как внимательные глаза, отражали пламя, сквозь щели жалюзи
пробивался свет.
- БОНИФАЦИЙ! - крикнул Кип.
И тогда, очень медленно, дверь открылась.
Перед ним стоял Бонифаций в грязной белой рубашке, потный; в каждой
капельке пота на темном лице ярко блестел отраженный огонь костра.
"Уходите отсюда!" - резко сказал он и хотел закрыть дверь, но Кип уперся в
нее рукой и попытался войти.
Церковь заливало красное сияние, населенное стремительным скольжением
теней. Многие сиденья действительно были вырваны и пошли на растопку для
костров, а в углу стоял топор. На алтаре Кип заметил горшки и странные
бутыли, которые помнил по церемонии в джунглях; на стенах висело три или
четыре дешевых металлических распятия, а по полу вокруг алтаря были
рассыпаны зола и опилки. Кип покачал головой и уставился на старика. На
шее у Бонифация висел стеклянный глаз, круглый зрачок горел красным огнем.
Бонифаций задвинул засов на двери и повернулся к констеблю. По его
щеке скатилась и упала на пол капля пота.
- Что вы делаете, старина? - спросил Кип. - Для чего костер?
- Уходите! - повторил Бонифаций. - Как можно скорее!
Не обратив на него внимания, Кип пошел к алтарю, разглядывая
разложенные там материалы, жидкости в бутылках, что-то темное в черных
горшках. Все это атрибуты вуду, припомнил он, нужные для общения с миром
духов. Под перевернутым горшком растеклась неведомая маслянистая жидкость;
брошенная в стену бутылка алыми мазками расплескала свое содержимое по
краске.
- Возвращайтесь домой! - настаивал Бонифаций. - К жене, к ребенку!
- Для чего все это? - спросил Кип, указывая на странные предметы. Он
чувствовал, что медленно и неотвратимо холодеет.
Бонифаций открыл рот и замялся. Глаза у него были испуганные и
полубезумные.
- Чтобы... держать их... подальше от нас, - наконец очень тихо
проговорил он.
- Перестаньте молоть чушь! - сказал Кип, стараясь подавить злость.
- Они... боятся огня. Я пытался уничтожить ее... но теперь это
слишком сложно, а я стар и слаб... и очень устал...
- Уничтожить? _К_о_г_о_, черт побери?
Бонифаций хотел что-то сказать, но язык не повиновался ему. Кипу
показалось, что старик у него на глазах съежился, стал меньше ростом,
словно жизнь вдруг покинула его и осталась лишь бренная оболочка с
усталыми испуганными глазами. Бонифаций оперся о сломанную скамью, чтобы
не упасть, сел, зарылся лицом в ладони и сидел так добрую минуту. Когда он
вновь поднял голову, лицо его было изможденным, тревожным, как будто он
услышал чье-то приближение. Глаза старика, дико блеснувшие в красном
свете, остановились на Кипе.
- Помоги мне, - прошептал Бонифаций. - Неужели ты не можешь мне
помочь...
- Помочь? В чем?
- Поздно... - вымолвил Бонифаций, словно говорил сам с собой. - Вот
уж не думал, что они...
- Послушайте, - Кип подошел и встал рядом с "хунгэном". - Уже погибло
два человека... возможно, больше. Я хочу знать, с чем мы имеем дело, и
думаю, что вы можете мне это объяснить.
- Лодка, - прошептал Бонифаций. - Исчадье ада. Корабль Ночи. Теперь
никто не сможет помочь. Они вырвались на свободу, я чувствую. Они
вырвались на свободу, все, и никому не дано загнать их обратно, покуда они
не исполнят свое предназначение.
Кип нагнулся над скамьей, сверля старика взглядом:
- Говорите. - От внутреннего холода у него ныли кости.
Бонифаций с глубоким вздохом закрыл лицо рукой, и от его жеста на
противоположной стене промелькнула огромная тень. Он кивнул, словно
уступая чему-то.
- La Sect Rouge - Красное братство. Вы знаете, что это?
- Только понаслышке, - ответил Кип.
- Это самое могущественное и засекреченное тайное общество на
островах. Порождения тьмы - покорные орудия в их руках. Ради власти или за
плату Красное братство нашлет мор и глад, убьет - хладнокровно и умело. Я
знаю. Я сам пять лет состоял в гаитянской La Sect Rouge и за это время
натворил немало зла. Я обучился искусству вылепливать восковые подобия
своих врагов или тех, кого подрядился убить; медленно, один за другим
вгонять гвозди в десны и под язык; туго затягивать на шее удавку. Я в
совершенстве постиг "ванга" - науку о ядах - и узнал, как ничтожным их
количеством отравить подушку указанного человека или обмазать край
стакана, чтобы смерть жертвы была мучительной и растянулась на много
недель. Я вызывал злобных "лоа" и вступал с ними в сговор, чтобы погубить
души своих врагов. Своими чарами я заставлял труп вопиять о мести, искажал
время, рушил преграды между жизнью и смертью, впускал в наш мир злобных
тварей...
Я покинул Гаити в тридцать седьмом, после убийства
соперника-"хунгэна" - он угрожал донести на меня в полицию, и приехал
сюда, чтобы скрыться от тех, кто хотел отомстить за его смерть. Тогда я
был молод... и силен. Сейчас я не могу сдерживать их... не могу, я очень
устал...
- Что такое эти твари с лодки? - требовательно спросил Кип.
Глаза Бонифация затопил страх, грозя выплеснуться через край.
- Подумайте сами. Что самая ужасная кара? Медленная смерть, когда
тело и мозг изголодались по кислороду и каждая клетка корчится в агонии,
когда минуты растягиваются в часы, дни, годы, когда казнь вечна и нет ей
конца. Ссыхается на костях плоть, затвердевают внутренности, сморщиваются
мозг и кожа на голове, по нервам растекается нестерпимая боль... Ни
воздуха, ни солнца, ни спасения - лишь страшные подруги, смертная мука и
тьма. Но смерть не спешит милосердно коснуться страдальцев своей рукой,
она не освободит их, покуда они сполна не расплатятся своей плотью. Их
души обречены на заточение в гниющем доме, и даже когда телесная оболочка
начнет распадаться на куски, им не обрести покоя. Нет, покуда тлен не
пожрет их целиком, или покуда не пронзят их черные злые сердца или не
обратят их в пепел. - Он поднял глаза: - Полулюди, живые мертвецы,
безумные от боли и ярости, алчущие жизненных соков в тщетной надежде
угасить свой пламень. Уж я-то знаю. Ведь это я сделал их такими...
Кип замер. Его зазнобило.
По стенам метались огромные чудовищные тени, они таяли, уплощались,
вновь рвались вверх.
- Когда в тридцать седьмом я приехал на Кокину, - продолжал
Бонифаций, - здесь не было ни констебля, ни государственных чиновников. В
церкви царили разор и запустение - за несколько месяцев до моего приезда
здешний католический священник подхватил лихорадку и умер. И я стал
священником; лучшего способа приобрести определенную власть над людьми и
спрятаться от моих гаитянских врагов не было. Священник ничего не смыслил
в вуду, и мне оказалось нетрудно найти последователей. Ко мне пошли за
советом и помощью, я стал их "хунгэном" и одновременно законным
защитником; я насаждал суровые, пожалуй, даже чересчур суровые законы, и
карал зло единственным известным мне способом: око за око.
Потом началась война. Англичане пригнали сюда своих людей и корабли и
назначили констебля приглядывать за островом. И хотя это был хороший,
честный и справедливый человек, такой, как ты, настоящий закон на Кокине
представлял я. Власть - а значит, и ответственность - была моей. Когда это
проклятое железное чудище явилось из глубин, обрушило на остров шквал огня
и перебило тех, кого я любил, я понял, что должен вмешаться.
Я видел растерзанные трупы, они преследовали меня в кошмарах, убитые
тянули руки из могил и звали меня, я слышал их шепот в мертвой тишине, и я
сломался. У меня была сила, я знал заклятия, которым обучил меня "зобоп",
верховный колдун, и с этой силой не могло сравниться ни одно мирское
оружие.
Бонифаций помолчал, разглядывая свои морщинистые руки.
- Я знал, что чудовище вернется, сквозь пот и боль в наркотическом
сне я увидел, как Корабль Ночи приближается к Кокине, увидел горящий
грузовой корабль и смерть, плывущую по морю. Чудовище возвращалось, я
знал, что должен ждать.
В ту ночь, когда пламя рвалось в красное от зарниц небо, когда над
Бездной кипел бой, а корабли кружили над своей добычей, я развел на берегу
костер и принялся за дело. Я просил Дамбаллу заточить эту лодку в море и
Барона Субботу - лишить ее своей милости. Это было нелегко... я трудился
много часов, молясь про себя, чтобы лодка не ускользнула раньше, чем я
закончу.
В трансе я увидел лодку, укрывшуюся в Бездне, среди бурлящих черных
потоков; я увидел, как ее засыпало песком. Они оказались в ловушке и не
могли вернуться, чтобы вновь причинять страдания моему народу - никогда.
Отныне им, позабытым смертью, предстояло вечно сходить с ума от недостатка
воздуха, вечно гнить заживо. Сквозь песок и сталь, словно глаза у меня
были повсюду, я видел их - сбившихся в кучу, тяжело дышащих остатками
мало-помалу убывающего воздуха. Мысленно я увидел, как к ним протянулась
узловатая черная рука; они задрожали, точно их коснулся сам Дьявол. Я
услышал голос - тихий, мягкий как бархат, холодный и грозный как сталь,
неведомо, мужской или женский, - он шептал: "_н_а_ч_а_л_о_с_ь_". Не знаю,
когда я очнулся от своего транса. Я сидел перед остывшими углями, а
британские корабли ушли. На колдовство я потратил два дня.
Теперь эти твари существуют на границе между жизнью и смертью, но я
не могу ускорить их умирание, Кип, а кроме того, сейчас за ними сила,
которую я не предугадал. _Н_е_н_а_в_и_с_т_ь_ - оттого, что они страдают,
оттого, что _м_ы_ живые, а они... уже нет. Для них мы по-прежнему враги, а
на дворе все еще сорок второй год. Теперь ты понимаешь, почему я хотел,
чтобы ты утопил эту лодку...
- Нет... - прошептал Кип. Он потряс головой. - Нет!
- Я создал их, и теперь ничего нельзя сделать.
- НЕЛЬЗЯ СИДЕТЬ СЛОЖА РУКИ! - рявкнул Кип, и его голос эхом разнесся
по церкви. - ТЫ ДОЛЖЕН ЗНАТЬ, ЧТО ДЕЛАТЬ!
- Я уже не раз пытался ускорить их смерть, но заклятие слишком
сильно, и я не знаю, что...
Кип схватил старика за грудки и притянул к себе:
- ПРИДЕТСЯ ПОСТАРАТЬСЯ! - хрипло проговорил он. - Боже правый, кроме
вас нам сейчас никто не поможет!
- Я не могу... - устало ответил Бонифаций. - Но ты... ты, пожалуй,
сможешь кое-что сделать. Oui, oui, ты. Твой дядя был одним из величайших
хунгэнов на островах! - Бонифаций схватил констебля за рукав. - Он обучал
тебя искусству... ты был его юным учеником... и сейчас ты можешь помочь
мне!
- Н_е_т_! - Кип замотал головой. - Я выбросил это из памяти. Я забыл
все, чему он пытался научить меня!
- Но, может быть, ты и сам наделен силой, - не унимался Бонифаций, -
иначе он не выбрал бы тебя своим преемником! Она в тебе, только позволь ей
проявиться, позволь себе распорядиться ею!
Кип отшатнулся и попятился. В его душе бушевали противоречивые
чувства. Он повернулся к алтарю, воззрился на разложенные там культовые
предметы и вдруг в приступе ярости ринулся на них и пинками стал
расшвыривать горшки и склянки.
- Это все чушь, хлам! - отрывисто проговорил он. - Хлам, черт его
побери! - Он нагнулся, схватил с пола бутылку и разбил ее о дальнюю стену,
расплескав прозрачное содержимое, потом пнул какой-то горшок, и тот с
лязгом покатился по полу. Кип, злой как черт, остановился, тяжело дыша, и
прислушался к звуку собственного прерывистого дыхания. - Это безумие, -
наконец удалось ему сказать. - Чего им... от нас... надо?
- Мы лишили их лодки, - отозвался старик. - Они хотят вернуть ее.
Кип посмотрел на него. Украденные со склада на верфи тросы, канаты,
машинное масло, солярка... "Боже мой, не может быть!" Доски, сваленные на
палубе подлодки, словно ими пытались укрепить переборки... Констебль
содрогнулся. Он представил себе, что внутри лодки кипит работа - час за
часом, без перекуров, без конца. Нет, нет, ее аккумуляторы давно сели, их
проела соль - и Кип тут же вспомнил сетования Лэнгстри на то, что украли
аккумуляторы. Если из них удастся выжать довольно энергии, если дизели
заработают хоть в одну сотую своей мощности... Воображение у Кипа
разыгралось, и он встревожился не на шутку. Если подводной лодке удастся
добраться до судоходных путей между Кокиной и Ямайкой...
- Они попытались для начала утолить свою жажду жизненных соков, -
сказал Бонифаций, - но не сумели, и теперь их ярость не обуздать. Они
постараются убить как можно больше народу.
- Сегодня я видел одного из них - мертвого - в старом доме примерно в
миле от деревни.
Бонифаций кивнул.
- Свежий воздух делает свое дело, но очень медленно. Слишком
медленно, чтобы спасти нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38