- И после такого вы не испытывали угрызений совести? Ни разу?
Шиллер повернулся к нему, хмурясь, словно не вполне понял вопрос.
- Я выполнял свой долг. Но будьте покойны, я расплатился за это... и
не однажды. Через несколько дней мы вернулись в этот квадрат - командир
заподозрил, что на верфях начат ремонт, и хотел еще раз обстрелять их,
пока работы не завершены. Неподалеку от острова вахтенный заметил впереди
медленно идущий корабль. Мы ушли на глубину и некоторое время следовали за
ним. Это был грузовой транспорт. Мы расстреляли его торпедами, но вспышки
привлекли внимание военных кораблей, стоявших в вашей бухте. Они засекли
нас и зашли сзади. В это время я и еще один матрос, тот, о ком я упоминал,
были на палубе. Во время срочного погружения нас смыло...
Шиллер умолк, глядя на море.
- А что стало с лодкой?
- Не знаю, - прошептал немец. - Или, вернее, знаю, но неточно. - Он
отпил из стакана. - Морские охотники оцепили район ее погружения и стали
сбрасывать глубинные бомбы. Гидролокаторы англичан нащупали нашу лодку, и
начался многочасовой обстрел. Все это я был вынужден наблюдать с палубы
британского корабля - меня подобрала шлюпка союзников. Море бурлило, как
лава в кратере вулкана, плевалось песком, обломками кораллов, растерзанной
рыбой. Я подумал о своих товарищах - о тех, кто надеялся спастись от
обстрела под многометровой толщей воды.
Обстрел глубинными бомбами страшная вещь, мистер Мур. Вам слышно, как
сталь прогибается от взрывов, и вы молите Господа, чтобы не вылетели
заклепки. На больших глубинах струйка воды, брызнувшая в крохотное
отверстие, способна снести человеку голову, а заклепки рикошетят, как
пули, пробивают не только плоть и кость, но и металлические переборки. И
шум... грохот подводных взрывов, пронзительный скрип железа, и лучи
гидролокаторов шарят по корпусу лодки, словно в него бросают пригоршнями
гравий. - Он содрогнулся и отвел взгляд. - Но _в_а_м_ нельзя издать ни
звука, _в_ы_ должны загнать вглубь страх, подавить вопль, рвущийся из
горла, ведь если вы закричите, примерно в трехстах футах у вас над головой
люди в наушниках услышат этот крик, и на вашу лодку, кувыркаясь,
посыплются новые бомбы. Это чрезвычайно жестокая игра, война натянутых
нервов, когда вода из защитницы становится врагом и один-единственный
возглас может подписать вам смертный приговор.
Два дня британские морские охотники не оставляли лодку в покое; они
знали, что заперли ее в своем кольце, и хотя порой надолго воцарялась
тишина, обстрел неизменно возобновлялся. Они сбрасывали на нее, казалось,
тысячи глубинных бомб - и ждали, не кашлянет ли кто, не выдохнет ли сквозь
стиснутые зубы, не лязгнет ли ведро, не застонет ли разорванный металл. -
Глаза у Шиллера были безумные, и Муру сделалось не по себе. - Но лодка так
и не всплыла. Немного солярки, да, но ничего, что говорило бы о прямом
попадании. Из того, что я сумел разобрать, я понял: локаторы морских
охотников потеряли лодку, точно она вдруг испарилась, но англичане не
сомневались: она где-то на дне.
В эту минуту Муру живо вспомнилось его погружение - гора песка и
кораллов, нависающий над головой неровный край былого выступа материковой
отмели. Может быть, командир немецкой лодки пытался уйти от врага,
п_о_д_н_и_м_а_я_с_ь_ вдоль стены Бездны, вместо того чтобы опускаться
глубже, а потом завел субмарину под каменный карниз, где ее не могли
нащупать радары? И, может быть, в тот самый миг, когда кто-то из команды
подвинул рычаг, открыв сжатому воздуху доступ в резервуары, карниз от
сотрясения обвалился и похоронил лодку под тоннами песка. Экипаж оказался
в заточении и час за часом, задыхаясь в накапливающихся вонючих
испарениях, ждал - вот-вот иссякнет воздух. Когда остов лодки в
достаточной мере освободился от песка, чему немало способствовали ураган и
последний взрыв глубинной бомбы, остатки сжатого воздуха подняли ее на
поверхность.
- Наконец, - негромко говорил Шиллер, - морские охотники сдались и
прекратили поиск. Меня допросили и отправили за решетку. Конец войны я
встретил в тюрьме. Я вернулся в Германию, в Берлин. Я помню, как шел по
улице к родительскому дому... От него остался один фасад - печная труба,
стена, дверь. А поперек двери намалеванное кем-то ярко-красной краской
"Семья Шиллеров погибла". - Он заморгал и отвернулся. - Они погибли во
время воздушного налета.
- Мне очень жаль.
- Ничего, ничего. Ведь была война, - Шиллер допил свой ром и поставил
стакан на стол. - Где лодка сейчас?
- На верфи.
Шиллер мрачно улыбнулся и кивнул.
- Странно, не правда ли, как иногда поворачивается судьба? Возможно,
за столько лет моя лодка еще не исполнила своего предназначения...
- Предназначения? - ошарашенно переспросил Мур. - Как это?
Шиллер пожал плечами.
- Куда ее денут? В какой-нибудь морской музей? Может быть, даже в сам
Британский музей? Полагаю, это возможно. А значит, моя лодка еще жива, а?
Быть может, ее поставят в выстланном линолеумом огромном зале среди
громадных орудий. Возможно, там будет даже старый, подбитый в бою танк. А
дальше будет выставлен сияющий "спитфайр" или восстановленный "юнкерс".
Туда будут ходить вспоминать дни своей славы медленно выживающие из ума
старики. Будут приходить и молодые - но они не смогут понять, _ч_т_о
перед ними, они будут смеяться и показывать пальцем, недоумевая, неужели
этот старый хлам когда-то был хоть на что-то годен.
- Хоть на что-то! - фыркнул Мур.
Шиллер посмотрел на него долгим взглядом и наконец потупился. Да,
возможно, Мур был прав. Возможно, сейчас это была лишь потрепанная, ржавая
развалина, тень прошлого, где плещется морская вода и живут призраки.
- В марте сорок второго, - сказал он так тихо, что Мур едва
расслышал, - это был самый страшный боевой корабль из всех, что я видел. Я
попал туда с другого судна, ночью; желтые фонари в Кильской гавани, где
стояла U-198, горели тускло - ради экономии электричества. Туман с моря
висел над лодкой густыми седыми прядями; работали дизели, их шум
передавался по воде, и настил у меня под ногами подрагивал. Я смотрел, как
туман скользит вдоль бортов и втягивается в воздухозаборники дизеля. С
того места, где я стоял, казалось, будто труба перископа уходит в темное
небо; на палубах уже работали люди, из открытого носового люка поднимался
столб мутного белого света. Лодка готовилась к походу - величественное
зрелище. Я не могу его забыть... и не хочу. И все же... сейчас, вероятно,
эта лодка ничто.
Мур помедлил, потом встал и пошел на другой конец комнаты, чтобы
заново наполнить свой стакан. Снаружи в еще светлом вечернем небе висели
тяжелые тучи, кое-где в окнах загорался свет. Ветер стих, и Мур сквозь
дверь-ширму вдруг увидел на горизонте далекий сполох - то ли зарницу, то
ли молнию, предвестницу грозы, выползающей из-за горба планеты. Сегодня
ему не хотелось, чтобы темнело. Если бы только можно было не дать свету
померкнуть - тогда он знал бы, что приняты все меры предосторожности...
Мур обшарил взглядом темные складки джунглей. _О_н_и_ прятались там; он не
знал, сколько их, но они прятались там. Ждали.
- Я не хотел рассказывать о лодке, - сказал Шиллер. - Это старая
история. Но, видите ли, это все, что у меня осталось.
- Команда, - вдруг сказал Мур, поворачиваясь к немцу. - С ней что-то
случилось... - Он осекся. Шиллер едва заметно подался вперед:
- Что - команда?
Мур помолчал, соображая, что сказать. Было бы безумием полагать, что
этот человек ему поверит.
- Вы нашли останки? - спросил Шиллер. - Я готов в меру своих сил и
возможностей помочь с опознанием.
Воцарилось молчание. Мур погрузился в свои мысли. Лучше бы этот
человек, что сидит сейчас напротив него, не читал ту заметку в газете, не
приезжал на Кокину... Наконец он показал в сторону кухни:
- Если вы проголодались, я могу поджарить рыбу.
- Да... Danke. Это было бы неплохо.
- Тогда идите-ка на кухню, - сказал Мур, - а я схожу погляжу, как там
доктор Торнтон.
Когда немец исчез в глубине коридора, Мур поднялся наверх и
обнаружил, что Яна еще спит. Прежде чем отправиться на кухню, он вышел из
дома, закрыл и запер все ставни и защелкнул замок на двери-ширме. По
Кокине медленно растекалась тьма. Мур задвинул засов на входной двери,
словно этот деревянный брусок мог сдержать наступление ночи.

20
Тонкий луч света двигался по груде пустой тары из-под аккумуляторов;
вдруг послышался лихорадочный писк, какой-то шелест, и Ленни Кокран пнул
один из ящиков. Из хлама тотчас выскочили две маленькие темные тени и
кинулись в сторону причала. Ленни держал их в луче, пока они не скрылись
под перевернутым яликом с залатанным килем. "Куда ни плюнь, везде эти
чертовы крысищи, - подумал Ленни. Он слышал, как они шуршат в горе ящиков.
- Один хороший пожарчик, и духу бы их тут не осталось".
Он отошел от ящиков и двинулся дальше, поводя фонариком из стороны в
сторону. Свет отразился от воды, блики заплясали на обросших ракушками
боках траулера, пришвартованного у причала. Ленни посветил вдоль борта,
развернулся на сто восемьдесят градусов и пошел по плотно утоптанному
песку, то и дело останавливаясь, чтобы осмотреть мусорную кучу, скопление
бочек или разложенные на земле части двигателей. Прямо впереди темнел
крытый жестью склад с наспех починенной и заколоченной досками дверью.
Всего миг помедлив у склада, Ленни направился в дальний конец пристани,
туда, где море размеренно плескало в убирающуюся переборку заброшенного
дока.
Ленни пробовал уговорить кой-кого поработать у мистера Лэнгстри
ночным сторожем, но все отказались наотрез. Мэйсон и Перси в ответ на его
просьбу разнылись, Дж.Р. решительно отказался, прочие тоже. Ленни никого
не смог заставить, и пришлось впрячься самому. Впрочем, он чувствовал себя
виноватым в том, что небезызвестную лодку поставили на верфь мистера
Лэнгстри без должного на то разрешения, и видел в этой ночной работе
способ успокоить свою совесть и заодно вернуть расположение мистера
Лэнгстри.
Он точно знал, что не дает покоя остальным - все те байки, которых
они наслушались, и совет Бонифация держаться подальше от верфи. Он сам
краем уха ловил перешептывания в пивных. Творилось что-то неладное,
что-то, о чем никто не хотел говорить, и оно было связано с проклятой
лодкой. С Кораблем Ночи - так ее здесь окрестили. Ленни припомнил разговор
двух капитанов траулеров, и по спине у него побежали мурашки. Джамби, души
мертвецов, которые летают с ветром, а потом кидаются на тебя, чтоб вырвать
глаза из орбит и сердце из груди...
Ленни передернуло. "Стоп, приятель! Хорош себя накручивать! - сурово
велел он себе. - Только неприятности наживешь!" Он снова нащупал старый
револьвер с костяной рукояткой, который прихватил с собой - вдруг придется
обороняться. Дома он раскопал всего три патрона, но рассудил, что этого
довольно, чтобы спугнуть любого, кто полезет за дармовым добром. "Черт
побери, ну и темнотища! - подумал он. - Ни луны, ни звезд, да вдобавок
гроза собирается - еще день, самое большее, два, и будет буря".
Через несколько секунд он оказался у двери старого дока.
Кокран посветил фонариком: тот, кто заколотил ее, потрудился на
славу. Сегодня ночью туда никто не влезет. Он осмотрел стену, ощупал
острием луча гниющие сваи у берега и, убедившись к своему удовольствию,
что там никто не прячется, быстрым шагом двинулся в другой конец верфи.
И остановился.
По спине у Ленни пробежал холодок, сердце сильно забилось, и он
сглотнул, пытаясь прогнать страх. "Что, черт побери, это..." Он обернулся,
выбросив вперед руку с фонариком, словно это было оружие, и стал ждать, не
смея вздохнуть, стараясь расслышать что-то вроде... вроде... царапанья.
За дверью что-то скреблось.
Крысы. Запертые в доке крысы старались выбраться наружу.
И тут, на глазах у Ленни Кокрана, дверь медленно прогнулась кнаружи
под давлением чудовищной силы. Дерево затрещало, жалобно заскрипело, потом
вернулось в исходное состояние. Ленни парализовало, разинув рот в
беззвучном крике, он не мог ни шелохнуться, ни двинуться с места, а дверь
выгибалась, вспучивалась, больше, больше, со скрипом лезли из пазов
гвозди, трещало дерево... _Б_о_ж_е_! Фонарик запрыгал в руке у Ленни,
Ленни никак не мог унять эту дрожь, а когда вытащил револьвер, тот тоже
заплясал и не хотел остановиться.
Дверь зловеще заскрипела под действием неведомой силы; послышался
резкий треск, похожий на выстрел, и посреди двери появилась трещина, и
вниз по старым доскам ширясь побежала расселина с рваными краями.
Изнутри высунулась корявая скрюченная рука; она пошарила под дырой и
оторвала одну из досок, которыми была укреплена дверь.
Кокран попятился, не имея сил бежать. Он поднял револьвер и нажал на
курок. В ушах громом отдавалось его собственное затрудненное дыхание.
Но боек стукнул по пустому цилиндру - щелк.
Дверь разлетелась щепками и гвоздями, в проем просунулось с полдюжины
скрюченных рук, торивших путь на волю. Кокран снова хотел вскинуть
револьвер, но тот показался чересчур тяжелым, да и прицелиться Ленни не
смог бы, он это знал, надо было убираться отсюда бежать в деревню сказать
им да джамби и впрямь существуют злобные твари спустились на Кокину.
Тут-то одна из тварей, подкравшись к Ленни сзади из темноты, и
прыгнула на него, вонзила зубы ему в шею, захрустела позвонками. Другая
ухватила его за левую руку, выкрутила ее, вырвала из сустава. Третья
принялась неистово когтить грудь, обнажила ребра и вырвала сердце -
кровоточащее сокровище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38