К концу следующего дня отряды, растягивая линию фронта, разошлись друг от друга примерно на расстояние половины дневного марша. Гонцы, посылаемые от отряда к отряду, поддерживали сообщение между ними. Стычки с противником, казавшимся раньше призраком, стали более регулярными и повлекли за собой принятие более серьезных контрмер.«Боюсь, что нам еще не раз придется увидеть такое,» — сказал Морган королю душным июньским утром по прошествии месяца с того дня, когда они оставили Ремут.Они ехали на тропе через выжженное — чтобы армия Халдейна не могла воспользоваться им — поле, за которым виднелась окраина какой-то достаточно большой и зажиточной деревни. И над продолжавшей тлеть по обе стороны тропы стерней, и над закопченными стенами и крышами еще курился дымок.«Думаю, что хуже этого мы еще ничего не видели,» — согласился Келсон.Они видели подобное уже неделю: разрушения, произведенные врагом, уже не ограничивались выжженными полями и опустошенными амбарами, но коснулись уже и населения Меары. Каждый день отряды Халдейна проезжали через разграбленные деревни и небольшие городки, в которых оставалось лишь по горстке беженцев — простых людей, которые всегда страдают больше всех от войны — которые, после того как через их селения проходили армии обеих сторон, должны были начинать жизнь заново, несмотря на то, что до тех пор, пока их дети были сыты и чувствовали себя в безопасности, их совершенно не волновало, какой король занял тот или иной трон.Когда Келсон, в сопровождении Моргана и небольшой свиты, возглавляемой Джатамом, несшим яркое знамя Халдейнов, ехал через городок, он чувствовал на себе взгляды оставшихся жителей. Перед ними через городок прошел отряд уланов, чтобы удостовериться в безопасности дороги и добить остатки вражеских отрядов, и теперь у окон и дверей домов стали появляться местные жители. Какой-то старик, завидев их, проворчал что-то, а женщина, кормившая грудью младенца, стоя в дверях сгоревшего дома, впилась взглядом в Келсона.Чувствуя, как у него защемило в груди, Келсон опустил глаза, стыдясь своей принадлежности к воинам и страстно желая найти какой-нибудь еще способ сохранить мир, кроме войны.«Пожалуй, это самая тяжелая сторона войны,» — шепотом сказал он Моргану, пока их кони пробирались через засыпанную битым камнем улицу. — «Почему простым людям всегда приходится страдать из-за безумия их правителей?»«Государь, война всегда жестока,» — ответил Морган. — «Если бы мы были такими же безрассудными, какими, похоже, становятся меарцы, мы вполне могли бы…»Он внезапно напрягся и замолчал, привстав на стременах, чтобы посмотреть вдаль.«Что случилось?» — спрсил Келсон, смотря в ту же сторону.В конце улицы, у подножия лестницы, ведшей ко входу скромной, но величественной церкви, открывавшей дорогу одновременно к стенам монастыря и к расположенным внутри них домам, стояла дюжина уланов. В нескольких местах в стене зияли проломы, треснувшие кованые ворота висели на одной петле, а за стенами монастыря, над зданиями, лениво курился дымок.«Мне это очень не нравится,» — прошептал Морган, заметив как через сорванную калитку, явно нервничая, вышли несколько пеших уланов.Они с Келсоном одновременно пришпорили своих коней и, объехав с разных сторон державшего знамя Джатама, рысью поскакали вперед, слыша как у них за спиной нестройно грохочут копыта сопровождавшего их отряда. Когда отряд подскакал к лестнице, порядок среди них более или менее восстановился, но лица уланов, узнавших их, были напряжены и мрачны. Морган натянул поводья, останавливая своего коня, а командир уланов, сжавший от ярости зубы, схватил его коня под уздцы, чтобы не быть растоптанным, а кто-то из молодых солдат, опустив голову к коленям, присел, едва не потеряв сознания. Появившийся у них за спинами позеленевший Коналл чуть было не наткнулся на Роджера, молодого графа Дженасского, который выглядел так, словно был готов убить первого встречного.«Что случилось?» — требовательно спросил Морган, спрыгивая с коня и стаскивая с головы шлем.Командир уланов, передавая поводья коня Моргана одному из своих солдат и останавливая коня Келсона, давая королю спешиться, покачал головой.«Кое-что, Ваша Милость, чем предатель изТрурилла может гордиться. Это ведь женский монастырь… вернее, он был здесь. Что тут еще говорить?»«Откуда Вы знаете, что здесь были трурилльцы?» — спросил Келсон, снимая свой шлем и отбрасывая кольчужный подшлемник. По его тону и непринужденности, с которой он держал шлем, Морган понял, что многие вещи, очевидные для закаленного в боях солдата, все еще оставались незамеченными семнадцатилетним королем. Но молодому графу Роджеру, видимо, не пришло в голову, что Келсон может не понимать очевидного, и он, не заботясь о последствиях, ответил королю на заданный им вопрос.«О, Сир, не сомневайтесь, это были трурилльцы,» — сказал граф Роджер с таким презрением в голосе, что Морган чувствовал его почти физически. — «Монахини не разбираются в гербах, но один из служек рассказал, что… Коналл, черт побери, если ты собираешься блевать, то делай это где-нибудь в другом месте!» — внезапно закричал он, хватая принца за плечо и хорошенько встряхивая его. — «Это случается!»«Что… случается ?» — ошарашенно спросил Келсон, все еще не желая верить в то, что он должен был услышать. — «Вы хотите сказать, что…»«Келсон, они… изнасиловали монахинь,» — прошептал Коналл, слишком шокированный, чтобы обращать внимание на вольность, допущенную Роджером при разговоре с его короевской персоной. — «Они… даже убили нескольких. А еще они о… осквернили церковь! Они…»«Сир, они насрали в проходах и обоссали святой алтарь!» — с солдатской прямотой сказал Роджер, глаза его горели яростью. — «Простите, но я не знаю как это можно обрисовать приличными, достойными словами, ведь в том, что они сделали, нет ничего ни приличного, ни достойного… да и в сотворивших все это тоже. Если Вы еще не видели такого — значит, сейчас для Вас пришло время увидеть… Хотя бы для того, чтобы Вы поняли, что за скотина Брайс Трурилльский!»После этих слов Роджера у Моргана почти не оставалось сомнений по поводу того, что они обнаружат внутри. Когда его рука коснулась руки графа, он получил крайне яркий образ того, что творилось внутри, но, обуздав свой гнев, он передал графу свой украшенный герцогской короной шлем и предложил посеревшему Келсону сделать то же самое.Оттерев Роджера и дрожащего Коналла, они с королем быстро взбежали по ступеням, покрытым битым стеклом и камнем. Неподвижный воздух был полон обезумевших криков раненых, а приблизившись к сорванным дверям, они почувствовали зловонную смесь запахов дыма, крови и испражнений. Но даже образы, переданные Морганом Келсону не смогли подготовить того к тому, что предстало их взору.Изнасилование всегда относилось к преступлениям, с которым не мог смириться никто из рыцарей или прочих людей чести, еще меньше они могли смириться с осквернением священных мест — хотя последнее во время войны случалось столь часто, что это нельзя было считать чем-то необычным. Изнасилование в обители святой Бригиды — Морган быстро выяснил как назывался монастырь — было тем более нетерпимо, что его жертвами стали монахини, священный статус которых обычно охранял их от судьбы, уготованной их мирским сестрам.«Милорд, мы умоляли их пощадить нас,» — рыдая, сказала Моргану одна из одетых в синее женщин, когда они с Келсоном остановились у одной из боковых часовен, которая не очень сильно пострадала и потому была отведена под временное пристанище для раненых. — «Мы дали им еду, которую они требовали. Ради них мы опустошили все наши кладовые. Мы и подумать не могли, что они вломятся в обитель, чтобы… чтобы развлечься нами.»«Скоты, дикари!» — вторила ей другая. Она встала на колени, наблюдая, как избитый старый монах в лохмотьях соборует монахиню, неподвижно лежащую на пороге между церковью и монастырским двором, и ее внимание к молитвам казалось совершенно несовместимым с ее гневом. — «Они были как звери! Да простит им Господь сотворенное ими, ибо я никогда не прощу этого, даже если это будет стоить мне места в раю!»Когда прошел начальный шок, Келсон вместе с Морганом обошел пострадавших, оставшись неузнанным, хоть и заметил несколько подозрительных взглядов, которые, впрочем, были скорее вызваны тем, что он был мужчиной, а не тем, что его узнали. Для большинства людей красные доспехи Келсона с изображенным на них золотым львом были всего лишь свидетельством того, что их обладатель был на какой-то королевской службе — может, оруженосец, может, просто молодой солдат, а может быть, помощник учтивого светловолосого лорда в черно-зеленом — но не более того. Изображение на доспехах Моргана вряд ли могло оказаться знакомым для горстки женщин, нашедших убежище у подножья холмов южной Меары.«Там были и простые солдаты, и знатные лорды,» — единодушно говорили все опрошенные, хотя и несколько разными словами. — «На большинстве из них были красивые доспехи, вроде ваших.»Некоторые вспомнили кожаные костюмы и клетчатые пледы, характерных для приграничников, и с подозрением косились на волосы Келсона, заплетенные на приграничный манер в косичку.«Вы можете описать пледы, которые были на них, или узоры на их щитах и плащах?» — спрашивал всех Морган. — «Если вы вспомните хотя бы цвета, это может помочь нам узнать, кто это был.»Но большинство были слишком испуганы, или шокированы, или то и другое сразу, чтобы вспомнить хоть что-нибудь действительно полезное, а Морган с Келсоном не хотели в такой обстановке использовать магию. И только когда они, продолжая опрос, оказались в углу разоренного сада, они получили ответ, отличный от всех предыдущих.На первый взгляд, они увидели ту же грустную картину, что и прежде: истерично рыдающая молодая девушка с копной кудрявых белокурых волос, которую, стоило им только приблизиться, вторая девушка, обняв, прижала к себе,. На обеих было светло-синее одеяние новообращенных послушниц ордена, но одна из них носила очень приличный чепец. Обоим было не больше шестнадцати.«Да какая разница кто это был?» — неожиданно дерзко ответила та, что была в силах говорить, подняв заплаканное лицо и гневно глядя на двух вооруженных мужчин. — «Он сказал ей, что устал и ему надоело подчиняться надменным епископам и попам, и что он хочет показать им, что он — настоящий мужчина.»«Мужчина… ха!» — в ее темно-карих глазах блеснул гневный огонь. — «Сильный, важный мужчина насилует невинную девушку! Она не имеет никакого отношения к этим епископам, которые его обидели. А теперь тот, с кем она обручена, ни за что не примет ее!»«Тот, с кем она обручена?» — удивился Келсон, приседая на корточки. — «И при чем здесь епископы? Кроме того, разве она не монахиня?»«Принцесса Джаннивер?» — Девушка, удивленно моргнув, изумленно уставилась на него. — «Я думала, что все уже знают.»Когда принцесса, услышав свое имя и тиутл, зарыдала еще громче, темноволосая девушка, поморщившись, сняла свой светло-синий чепец, покрывавший ее волосы и сунула его в руки Джаннивер вместо носового платка. Ее густые, иссиян-черные волосы рассыпались по растрепанному и испачканному сажей одеянию, а она сама, прежде чем снова, уже не столь воинственно, посмотреть на Келсона, вытерла тыльной стороной испачканной руки оставленные слезами дорожки, другой рукой прижимая к себе Джаннивер.«Ладно, господа. С чего начать?» — сказала она, изо всех сил пытаясь казаться беспечной. В ее голосе явно слышались восточные переливы, очень подходившие к ее темным волосам и оливковой коже.«Она — единственная дочь князя Коннайта,» — продолжила она. — «Она отправилась в путь, чтобы выйти замуж за лланнеддского короля, и остановилась здесь, чтобы немного отдохнуть перед брачной церемонией. Обычай требует, чтобы те, кто останавливается у нас, носили те же одежды, что и новообращенные послушницы,» — добавила она. — «Поэтому напавший на нее принял ее за одну из нас.»Когда Келсон вопросительно посмотрел на Моргана, герцог-Дерини опустился рядом с ними на колени.«Дитя мое, скажи, она ранена или просто сильно испугана?» — ласково спросил Морган.Девушка покачала головой и, безуспешно пытаясь успокоить рыдющую Джаннивер, покрепче обняла ее.«Думаю, что она просто испугана,» — прошептала она. — «Она… ничего не расскажет о произошедшем.»«А Вы?» — настаивал Морган.Девушка всхлипнула и уткнулась головой в золотистые кудри Дженнивер.«Они не тронули меня,» — прошептала она. — «Когда солдаты ворвались сюда, я, вместе с еще двумя сестрами, была в подвале. Мы спрятались. Они не нашли нас, но… надругались над сестрой Констанс. Вчетвером. Она была уже немолода и она… умерла,» — с этими словами она вызывающе подняла глаза. — «Впрочем, какая вам разница?» — бросила она. — «Вы спрашиваете, потому что вас действительно беспокоит то, что произошло, или вы просто хотите потешить свою мужскую похоть?»«Я спрашиваю, потому что я оставил дома жену и маленького ребенка,» — негромко сказал Морган, как будто не замечая обидных слов, — «а еще потому, что я молю Бога о том, чтобы нашелся мужчина, который смог разделить их боль, если им придется пережить то, что пережили вы с принцессой. Думается, я мог бы помочь вам. Я обладаю некоторыми способностями к исцелению.»«Неужели ?» — Глаза девушки полыхнули. — «Мы сами обладаем даром исцеления. Неужели Вы не слышали об этом? Мы — орден госпитальеров. Наш орден был создан специально для того, чтобы заботиться о больных и увечных,» — стоило ей взглянуть на исковерканный двор у него за спиной, как зрачки ее расширились, а глаза наполнились слезами.«Наша цель — помочать больным и увечным, а не причинять вред кому бы то ни было. Разве может существовать награда большая, чем люди…»Ее голос сорвался в рыдания. Когда она залилась слезами и закрыла лицо рукой, Морган придвинулся поближе к ней и, потянувшись к ней, чтобы коснуться ее руки, мысленно попросил Келсона присмотреть за Джаннивер, которая, заметив его движение, отшатнулась и ахнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49